У деревни Гёльбаши Кемаля и его свиту встретили Али Фуад-паша и временный губернатор Анкары Яхья Галиб-бей, затем все вместе направились к железнодорожной станции. Здесь в присутствии британских и французских войск состоялась торжественная встреча.
Руководил церемонией муфтий Анкары Мехмет Рифат-эфенди, впоследствии ставший министром по делам религии. Затем Кемаль и его спутники направились к мечети Хаджи Байрам в центре города. В тот же день было обнародовано заявление о том, что местом пребывания Представительного комитета становится Анкара. Его члены давали инструкции депутатам, направлявшимся в Стамбул.
Прибытие Кемаля в Анкару было триумфальным. Еще за пределами города его встречали отряды сейменов, иррегулярной конной полиции. А в самой Анкаре толпы жителей приветствовали Кемаля. Стоя в машине, в серой папахе, он гипнотически воздействовал на толпу, замерзшую на морозе. Один из очевидцев вспоминал, что «в голубых глазах Кемаля-паши сверкал огонь непреклонной воли и веры». Другой свидетель запомнил магическую силу его голубых глаз: «Меня охватила дрожь от его необычайно пронзительного взгляда. Этот стройный, высокий мужчина с настолько серьезным взглядом, что приводит в замешательство, казался сверхчеловеком, как будто похищающим вас, отделяющим душу от тела. В этот вечер мы с приятелями только и говорили о Мустафе Кемале-паше».
Кемаль был доволен приемом. Когда Али Фуад, командующий армейским корпусом Анкары, спросил Кемаля, нравится ли ему новая резиденция, тот ответил: «Потрясающе. Я счастлив… Я совсем не устал. Увидев всех встречавших меня, я совсем забыл об усталости».
Резиденция Кемаля была в сельскохозяйственной школе за пределами Анкары. Через несколько дней школа превратилась в штаб. Один только телеграф занял целый этаж. Команда Кемаля, сопровождавшая его при отъезде из Стамбула, пополнилась молодым суровым офицером Реджепом и полковником Исметом. В течение почти 20 лет союз Кемаля и Исмета станет основой, на которой будет строиться новая Турция. И Исмет (Инёню) закономерно станет преемником Ататюрка. Кемаль давно уже оценил Исмета как талантливого полководца и хорошего организатора. Огромную роль Исмет сыграл в создании государственного аппарата Турецкой Республики. Прекрасный организатор, он занимался всеми теми бюрократическими мелочами, которые, по выражению одного из близко знавших Кемаля людей, вызывали головную боль у отца новой Турции. Кемаль и Исмет смогли наладить интенсивные и плодотворные деловые отношения, хотя по характеру и образу жизни они сильно различались. Исмет, скромный буржуа-мусульманин, был достаточно аскетичен и сторонился светской жизни, тогда как для Кемаля общение с друзьями и подругами всегда имело большое значение. Когда в 1923–1924 годах Исмет с помощью жены Кемаля попытался наставить друга, гуляку и пьяницу, на путь истинный, то потерпел полное поражение. Исмет признал, что его влияние, как бы велико оно ни было, прекращается у дверей кабаре и спальни Кемаля.
Перед депутатами-националистами, прибывающими в Анкару небольшими группами, Кемаль выступал с речью. Он утверждал, что к Турции должны быть применены принципы Вильсона о национальном самоопределении. Раз стамбульское правительство предало нацию и сотрудничает с оккупантами, следует противопоставить ему национальное движение. Рауф и Сами отправились заседать в парламенте в Стамбуле, а Кемаль, избранный в Эрзуруме, решает отказаться от мандата и остаться в Анатолии по соображениям безопасности.
Против начавшегося кемалистского движения выступали не только войска интервентов. В различных районах Анатолии начали действовать вооружённые отряды сторонников султана, главным образом из числа черкесов и курдов. Их участникам кемалисты пытались разъяснить, что освободительная война не направлена против султана и османской династии.
Кемаль вспоминал, что собрать вместе сразу всех депутатов не удалось. Одни только приезжали, а другие были уже на пути в Стамбул. Поэтому пришлось «целыми днями повторять одно и то же», выступая перед группами депутатов. На этих совещаниях Кемаль разработал проект Национального обета – программы, с которой должна была выступить в Стамбуле фракция депутатов-кемалистов.
В Анкаре власть оккупационных войск была призрачна, власти султана не признавал никто, включая султаном же назначенного губернатора. Многие части старой турецкой армии развалились, солдаты разошлись по домам. Те же части, которые еще сохраняли боеспособность, явно симпатизировали Кемалю и кемалистам, хотя у них пока еще не было ни финансовых средств, ни достаточного количества оружия и боеприпасов.
В январе 1920 года Кемаля посетил полковник Генерального штаба султанской армии Исмет-бей (Инёню). Он провел в Анкаре несколько дней, обсуждая возможности борьбы против оккупантов и взаимоотношений с правительством Стамбула.
Перед возвращением в столицу Исмет-бей обещал Кемалю полную поддержку и стал регулярно информировать Анкару о политическом положении в Стамбуле. 12 января 1920 года там открылась сессия парламента с участием представителей от Анатолии. Кемаль отправил спикеру парламента поздравительную телеграмму. Султан и союзные комиссары надеялись, что с открытием парламента борьба против оккупационных войск постепенно сойдет на нет, но все произошло ровно наоборот. Правда, часть депутатов-националистов фактически не выполнили взятые ими перед Кемалем обязательства, в частности, не выполнив решение Представительного комитета о создании собственной фракции в парламенте и о предъявлении союзникам требования вывести оккупационные войска из Киликии, Юго-Западной Анатолии, Измира, Айдына и Фракии. Впоследствии Кемаль в своей «Речи» («Nutuk») заклеймил депутатов-предателей трусами, пресмыкавшимися перед султаном и иностранцами. Но независимость Турции в конечном счете решалась не в парламенте, который в условиях оккупации Стамбула союзниками вообще был лишен какой-либо самостоятельной роли, а на полях сражений.
26 января 1920 года Представительный комитет потребовал от депутатов немедленно выполнить свои обязательства. Подчиняясь ему, депутаты-националисты 28 января все-таки сформировали собственную фракцию и приняли проект «Национального обета», в основе которого лежали решения Сивасского конгресса. Национальный обет определял территориальные границы и особенности устройства будущего Турецкого государства с «османским мусульманским большинством, объединенным исламом, расой и идеей».
В итоге последний оттоманский парламент, собравшийся в январе 1920 года, подтвердил решения Сивасского конгресса. После этого англичане в Константинополе сместили правительство и заменили его откровенно марионеточным. Этот шаг лишь увеличил популярность Кемаля. Многие политики бежали из Стамбула, чтобы присоединиться к националистам.
Действия кемалистов в парламенте настолько напугали иностранных оккупантов, что они решили ввести в Стамбуле военное положение. Султан и его правительство окончательно превратились в безвольных марионеток. В феврале по призыву из Стамбула против кемалистов восстали черкесы и абхазы Северо-Западной Анатолии под руководством Анзавура.
Парламент Турции приступил к работе 12 января 1920 года в составе 75 депутатов. Султана на сессии не было. Официально было объявлено, что Мехмед VI испытывает серьезное недомогание, в связи с чем Кемаль пожелал ему скорейшего выздоровления. На самом деле все понимали, что болезнь султана – дипломатическая. Он опасался обострять отношения с представителями Антанты. Военные коменданты союзников считают, что большинство парламентариев – националисты и иттихадисты. Первая проблема в работе парламента возникла 20 января, когда союзные коменданты потребовали отставки военного министра и начальника Генерального штаба, виновных, как считали союзники, в многочисленных нарушениях условий перемирия. Султанское правительство уступило. Кемаль сначала потребовал отклонить ноту военных комендантов об отставке министров, но затем согласился не поднимать шум из-за столь грубого вмешательства союзников в турецкие дела, после того как друзья в Стамбуле заверили его, что вот-вот последует отставка всего правительства. Но отставки не последовало, и правительство получило вотум доверия в парламенте. Национальную партию в парламенте пока что создать не удалось.
В первые дни 1920 года турки атаковали французские войска в окрестностях Мараша. Прекращение огня, о котором договорились с Жоржем Пико, продлилось всего месяц. Пико сообщал в Париж: «Паша не хочет делать ничего без гарантии с нашей стороны отступления армянских войск и прекращения притеснений турецкого населения. Я возмущен столь откровенным шантажом. Но Кемаль объяснил, что не хотел оказывать на нас давления. Нам необходимо выполнить его требования не потому, что, если мы откажемся, то армия националистов выступит против нас, а потому, что в случае нашего отказа они больше не смогут контролировать население, которое поднялось бы на борьбу само по себе под влиянием бесчинств, жертвой которых оно стало».
Анзавур тем временем потеснил националистов и установил контроль над регионом Адапазары. Затем произошло выступление националистов в Стамбуле. В ночь на 27 февраля они совершили налет на склад оружия в Акбаше, пригороде Стамбула, и захватили 8 тысяч винтовок, 40 пулеметов и 20 тысяч ящиков боеприпасов. Это нападение взбесило англичан, обрушивших свой гнев против султанского правительства и французов, ответственных за охрану склада.
После этого в Лондоне решили оккупировать Стамбул, но ограничиться лишь захватом военного министерства и префектуры полиции, но не отстранять от власти правительство и не распускать парламент.
Было принято решение арестовать только лидеров националистов, находящихся в Стамбуле. Английские спецслужбы составили список из двадцати трех депутатов, «причастных к уничтожению христиан», и рекомендовали арестовать семь из них. Кемаль не фигурировал во втором списке, но занимал шестнадцатую позицию в первом, хотя и предусмотрительно не находился в то время в Стамбуле. Англичане обвинили «депутата из Эрзурума» Кемаля-пашу в «заговоре», в убийстве доктора Сиска в Згале, в участии в «антихристианской пропаганде в Йозгате». Никакой информации, подтверждающей эти обвинения, никогда не было обнародовано. Деревня Згала расположена между Токатом и Амасьей. Кемаль, возможно, проезжал через эту деревню, но никаких следов доктора Сиска в этой деревне найти не удалось. Скорее всего, обвинения были чисто пропагандистскими и должны были скомпрометировать Кемаля.