Надо отметить, что переговоры в Москве Бекира Сами с большевиками шли тяжело. 24 августа 1920 года соглашение о советско-турецком сотрудничестве было парафировано, но три дня спустя советский нарком иностранных дел Чичерин заявил, что Турция должна уступить армянам часть областей Вана и Битлиса, как это предусмотрено Севрским договором, в дополнение к тем территориям, которые в 1914 году находились в пределах Российской империи (с возможным исключением Сарыкамыша). Бекир Сами не имел возможности связаться непосредственно с Анкарой и отправил в Турцию для согласования условий соглашения Юсуфа Кемаля. Впрочем, еще до получения ответа из Анкары нота Чичерина была дезавуирована Сталиным, с которым согласился Ленин. Сталин назвал ноту Чичерина «дурацкой» и предложил впредь воспретить главе НКИД «посылку нот туркам под диктовку националистически настроенных армян-большевиков».
В июле 1920 года Халиль-паша (Кут) вернулся из Москвы уже с первым траншем советского золота на сто тысяч лир. С огромными трудностями паша довез золото до Нахичевани и только 8 сентября золотые слитки прибыли в Эрзурум. Они были тщательно взвешены и переданы по назначению. 200 кг золота поступило в распоряжение Восточной армии Карабекира, а остальное золото было отправлено в Анкару.
Настойчивые попытки связаться с Москвой предпринимали через германских социалистов и бежавшие в Берлин лидеры иттихадистов и даже опередили в этом Кемаля. Энвер-паша посетил в берлинской тюрьме Карла Радека и по его ходатайству Радек был немцами освобождён. В Москве предложение популярного в мусульманском мире Энвера-паши, переданное в Берлине через Карла Радека, вызвало живой интерес. Вскоре большевики заключили с Энвером соглашение о сотрудничестве. Ему удалось логовориться с советским руководством о следующем. Энвер и его соратники-младотурки должны предпринять усилия, чтобы поднять исламский мир на борьбу против «империалистов». Радек еще при первой встрече с Энвером обещал посоветовать большевистскому правительству поддержать турецкое сопротивление, возглавляемое Энвером и его сторонниками. Так, Нури-паше, брату Энвера, стоявшему во главе вооруженных сил Азербайджанской Народной Республики, было предложено прекратить противостояние с Красной армией и начать с ней сотрудничать.
Первым отправился в Советскую Россию Джемаль-паша, а оставшийся в Германии Энвер-паша открыто объявил себя сторонником идей Коминтерна и в начале 1920 года опубликовал ряд статей, призывавших к борьбе с колонизаторами и империалистами.
Затем Энвер-паша предпринял несколько попыток выехать в Советскую Россию. Это удалось ему сделать только 7 августа 1920 года через Белосток. Вскоре Энвер добрался до Москвы.
Феликс Дзержинский, председатель ВЧК и фактический глава располагавшегося в Белостоке Польского ревкома, докладывал Ленину 11 августа: «Сегодня ночью из Германии прибыл Энвер-паша с двумя турками и бывшим уже у нас летчиком Лео. Направляю их сегодня Смилге». А Ивару Смилге, члену РВС Западного фронта, в тот же день Дзержинским была отправлена телеграмма следующего содержания: «Сегодня ночью из Германии прибыл Энвер-паша с двумя турками. Направляю их Вам через Гродно. Ленин извещен». В Москве Энверу-паше и сопровождавшим его лицам предоставили для проживания особняк князей Голицыных, а его миссия получила дипломатический статус. Паше периодически выдавались ссуды в 500 тыс. немецких марок, которые использовались для содержания миссии, а также для поддержки организации «Каракол», продолжавшей тайную деятельность. Энвер-паша с помощью Радека установил контакты с рядом лиц в советском руководстве и побывал на приемах у Ленина, Троцкого, Зиновьева, Чичерина, Склянского и Карахана.
Советское руководство в своей политике по отношению к Турции предпочитало не складывать все яйца в одну корзину и контактировало как с бывшими лидерами младотурок, так и с Кемалем-пашой, чтобы потом иметь возможность продолжить отношения с той силой, которая сможет заручиться поддержкой турецкой армии и народа. В то же время руководимый большевиками Коминтерн вел активную пропаганду коммунистических идей в Турции и пытался создать турецкую компартию.
Английский тюрколог Эндрю Манго цитирует слова Дамара Арыкоглу, лидера националистов в Адане, утверждавшего, что в пропаганде коммунизма в Анкаре не было недостатка, «некоторые из моих друзей из депутатов сожалели, что коммунизм не был принят официально. “Чего мы ждем?” – спрашивали они. Почему мы не провозглашаем коммунизм, чтобы таким образом вызвать у наших людей новое воодушевление и новый энтузиазм? Мы не лишаемся собственности или богатства. Так что нас сдерживает и тянет назад? Красный цвет, символ коммунизма, стал модным. Многие прикрепляли кусочки красной ткани к своим папахам». Как отмечает Э. Манго, симпатия к коммунизму была наиболее сильна среди сторонников партии «Единение и прогресс». Так что обращение большевиков к Энверу-паше имело определенный смысл. Не исключено, что бывшего военного министра Турции рассматривали как возможного лидера будущей турецкой компартии и советизированной Турции. Обещание Ленина освободить угнетённые нации царской империи также произвело весьма благоприятное впечатление на черкесов в Турции. Черкесский партизанский лидер Этхем был, как он признавал в своих мемуарах, «восторженным и искренним приверженцем советской дружбы до того дня, когда высокие и привлекательные принципы свободы наций, провозглашенные Лениным, были нарушены самими же Советами».
В мае 1920 года в Анкаре появилась полулегальная организация, называвшая себя Зеленой армией. В её программе радикальные исламские принципы сочетались с элементами социалистической идеологии. Такая программа оказалась привлекательной для нескольких соратников Мустафы Кемаля.
Руководители Зелёной армии считали главной силой турецкого революционного движения революционное крестьянство и выступали против создания регулярной армии, считая её армией эксплуататорского меньшинства. Зелёная армия считала своим самым надежным союзником Красную армию.
Рост влияния Зелёной армии тревожил кемалистов, но к концу 1920 года они добились её самороспуска. Это произошло в рамках подчинения реорганизации боевых партизанских групп в регулярные части. К началу 1921 года в регулярной армии кемалистов насчитывалось уже 90 тыс. человек.
Как раз в августе 1920 года, в дни пребывания Энвера-паши в Советской России, был подписан Севрский мирный договор, а советские войска подступали к Варшаве. Как раз в это время Энвер-паша представлял для большевистского руководства огромный интерес. После предполагавшегося победного окончания советско-польской войны и последующей советизации Польши и государств Прибалтики, а если повезет, то и Германии, большевики наверняка постарались бы завершить советизацию Закавказья, а затем попытались бы поставить под свой контроль Турцию. Вот тут Энвер-паша, все еще популярный среди части турецких военных, мог бы очень пригодиться как реальная альтернатива Кемалю-паше, который никакой наклонности принять коммунистические идеи не высказывал. Энвер мог быть тем более притягательной фигурой для значительной части турецкой армии и населения, если бы за ним стояли красноармейские штыки, кремлевское золото и кремлевское оружие. Однако под Варшавой Красная армия была разбита. Это также отсрочило реализацию планов по советизации Закавказья и ограничило возможности советского вооруженного вмешательства в турецкие дела. Теперь на первый план в советской политике на Ближнем Востоке окончательно выдвинулся Кемаль, располагавший реальной военной силой в Анатолии. Но и Энвера Кремль пока что окончательно не сбрасывал со счетов.
Надо отметить, что некоторые советские деятели явно преувеличивали реальное влияние Энвера-паши в Турции. Так, лидер абхазских большевиков Нестор Лакоба 8 мая 1921 года докладывал Совету пропаганды и действия народов Востока о своей поездке в Турцию: «8 мая 1921 г. По решению нашей группы я выехал из Трапезунда в Константинополь, куда прибыл 17 декабря 1920 года. Здесь я пробыл 1 мес. 10 дней. За это время мне удалось подвергнуть всю старую Турцию самой тщательной контрразведке…»
Касаясь взаимоотношений Кемаля-паши и султанского правительства, Лакоба утверждал: «Султан – безличное, жалкое, дряхлое существо. Его можно взять в плен, можно играть им как игрушкой, пользоваться его именем, авторитетом (авторитет его сохраняется, к сожалению, в самых темных, беспросветных низах для оправдания империалистических грабежей); султана можно держать как содержанку. Но этого никак нельзя сказать относительно Кемаля-паши. Этот человек – ловкий политический делец. По идее – он самый реакционный из реакционных; панисламистская его натура слишком определена и оформлена, чтобы из-за пустяков продаться кому бы то ни было. Последний умен, чтобы хорошо ориентироваться в международной политической ситуации. Он логичен в своих ориентациях. Если надо, если это даст достижение его цели, то он станет заигрывать с Антантой и “пугать” Советскую Россию, а если же надо проделать обратное, то и в этом случае – он найдет всегда лазейку. Советскую Россию и буржуазную Европу он рассматривает как два непримиримых врага. Борьба между ними идет не на жизнь, а на смерть. Это Кемаль хорошо знает. Но он одинаково ненавидит оба враждебных лагеря. Смерть того или другого, а то обоих вместе, сразу – для него безразлична: его политика, вытекающая отсюда, очень проста: убить одним выстрелом двух зайцев. В этом заключается весь идиотизм Кемаля и его сподвижников. Султан для него такая же игрушка, как и для Англии. Какое-либо соглашение его с Антантой означает то, что он станет такой же пешкой у последнего, как султан в настоящее время».
Касаясь же взаимоотношений Энвера и Кемаля, Лакоба отмечал: «Эти люди одного направления. Их цели совпадают. Спор между ними заключается в том, кто призван получить “пальму первенства” – Энвер или Кемаль. В массе безусловно более авторитетным является Энвер. Его поддерживает вся турецкая масса – сорвиголова. Если Энвер появится в Турции, то Кемаль вынужден будет бежать, или же начнется форменная резня. Ввиду того, что они из-за соперничества на роль вождя мусульманских масс никогда не могут примириться между собою (какой-либо компромисс между ними невозможен, такова психология турецких верхов), Энвера-пашу можно было бы держать в Советроссии как угрозу против Кемаля. Если понадобится, даже использовать его в этом смысле. Если такой перспективы сейчас нет, то она может быть в будущем. По-моему, надо в корне пересмотреть нашу восточную политику и наше отношение к Турции… Наша моральная, идейная и материальная поддержка кемалистам последними явно эксплуатируется в своих грязных, узконациональных целях… Не следует допускать серии ошибок, имевших место в минувшем году».