фициально сообщил в своём письме правительству. Детей у Кемаля и Латифе-ханым не было. По свидетельству многих лиц, ее знавших, Латифе была замечательна не только своей красотой, но и прежде всего своим умом и добрым и сочувственным отношением к окружающим.
Впоследствии кому-то из близких она призналась, что, когда они разводились, Кемаль попросил: «“Латифе, дай мне слово солдата, что ни с одним газетчиком ты не станешь говорить о нашей совместной жизни”. И я, – утверждала Латифе, – дала ему это слово солдата». За всю оставшуюся жизнь она ни разу не нарушила этот обет, а её семья, сохраняя данное Латифе слово, в своё время направила в адрес Турецкого исторического общества письмо о том, чтобы оно никогда не публиковало личные бумаги Латифе-ханым.
После развода Латифе-ханым поселилась в Стамбуле и больше замуж не выходила. Она скончалась в 1975 году, пережив Ататюрка на 38 лет.
Но вернемся на поля сражений греко-турецкой войны и подведем ее грустные итоги. 13 сентября Измир был охвачен пожаром. Пожар возник одновременно в нескольких местах; водопровод бездействовал, а порывы ветра были необычайной силы. За три дня и три ночи сгорело 20 тысяч домов. Уцелел только турецкий квартал, что позволяет предположить умышленный поджог. Тысячи горожан, спасаясь от огня, бросились на набережную. Многие из тех, кто кидался в море, надеясь найти спасение на кораблях союзников, утонули. Турки отрицали какую бы то ни было причастность к пожару и обвиняли греков и армян в том, что те намеренно подожгли свои кварталы, чтобы их дома не достались победителям. Принимая адмирала Дюмесниля, командующего французской эскадрой, стоящей в Измире, Кемаль объяснял: «Мы знаем, что существовал заговор. Мы даже обнаружили у женщин-армянок всё необходимое для поджога. Мы арестовали нескольких поджигателей. Перед нашим прибытием в город в храмах призывали к священному долгу – поджечь город».
Французская журналистка Берта Жорж-Голи, вернувшаяся из Измира в начале октября, возможно, была недалека от истины, когда утверждала: «Представляется вероятным, что, когда турецкие солдаты убедились в собственной беспомощности и они увидели, как пламя поглощает один дом за другим, их охватила безумная ярость и они разгромили армянский квартал, откуда, по их словам, появились первые поджигатели».
Пожар расстроил Кемаля. Один из турецких офицеров свидетельствовал: «Мы никогда не видели Мустафу Кемаля со столь изменившимся лицом. Казалось, это ужасное событие, столь омрачившее победу, повергло его в оцепенение. Без слов, без жестов он смотрел, как горит то, что ему удалось взять в целости и сохранности, чем он так гордился. Он вспоминал об опустошенных территориях, по которым он прошел, стремясь скорее взять Измир. Он наблюдал, как в дыму исчезало всё то, что еще не превратилось в руины. На этот раз Анатолия потеряла надежду на немедленное возрождение». Но при встрече с адмиралом Дюмеснилем Кемаль уже успокоился и назвал пожар «неприятным инцидентом».
20 сентября греческий Генеральный штаб объявил о «конце операций в Малой Азии». Если французы и итальянцы вывели свои немногочисленные войска из нейтральной зоны, то англичане, вопреки указаниям из Лондона, задержались там: в Чанаккале турецкие и британские солдаты столкнулись лицом к лицу, готовые вступить в бой.
Греки потеряли в период с 26 августа по 9 сентября 1922 года 35 тыс. пленных и 35 тыс. убитых и раненых. Потери армии Кемаля за этот период были значительно меньше: 2318 убитых, 9360 раненых, 1697 пропавших без вести и 101 пленный. Турки захватили 910 орудий, 1200 грузовиков, 200 легковых автомобилей, 5000 пулеметов, 11 самолетов, 40 000 винтовок и 400 вагонов с боеприпасами.
В целом за войну потери греков составили 19 362 убитых, 18 095 пропавших без вести, 48 880 раненых, 4878 погибших от небоевых причин, 35 тыс. пленных. Сколько греков из числа пропавших без вести оказалось среди пленных, неизвестно, равно как и количество умерших в плену. Потери турок в войне с Грецией 1919–1922 годов составили 9167 убитых, 2474 умерших от ран и от небоевых причин, 31 097 раненых, 11 150 пропавших без вести и 6522 пленных. Сколько пропавших без вести оказалось среди пленных, неизвестно. В ходе обмена пленными в 1923 году в Грецию вернулось около 10 тыс. тех, кто был зарегистрирован как бывший военнопленный. Однако не исключено, что ряд военнопленных вернулись в общем потоке репатриируемых из Турции греков, предпочитая не заявлять, что были в плену. Греция захватила 22 071 гражданских и военных пленных, в том числе 520 офицеров и 6002 солдат. В 1923 году в ходе обмена населением в Турцию вернулись 329 офицеров, 6002 солдата и 9410 гражданских пленных. 191 офицер и 6149 гражданских турецких пленных умерли. Очевидно, умерло и несколько тысяч пленных турецких солдат. Их могло быть до 5 тыс. человек, если считать число умерших пленных приблизительно равным разности между общим числом пропавших без вести и числом вернувшихся из плена военнослужащих.
Хотя сопротивление греческих войск прекратилось, под иностранной оккупацией оставались Стамбул, Эдирне и Восточная Фракия. Кемаль двинул свои войска дальше на север. 23 сентября турецкая кавалерия вторглась в нейтральную зону проливов. Пять дней спустя 2-я кавалерийская дивизия вплотную подошла к позициям англичан в Дарданеллах. Но ни Англия, ни Франция, измученные Первой мировой войной, новой войны не хотели. Кризис был разрешен дипломатическим путем.
Черчилль, убежденный, что турки готовы начать наступление 30 сентября, потребовал у своих представителей в Стамбуле предъявить туркам ультиматум. Но всё же англичане сознавали, что турки вряд ли будут сражаться с ними, поскольку их главная цель – перемирие.
Всем журналистам, поспешившим в Измир взять интервью у Кемаля, он заявил: «Восточная Фракия вплоть до реки Марица должна принадлежать Турции, а греки должны эвакуироваться оттуда в течение тридцати дней после заключения перемирия».
Освободив Анатолию, турецкая армия попыталась переправиться на европейский берег, с тем чтобы закончить освобождение всей страны, включая проливы, Стамбул и Восточную Фракию, но английское командование воспротивилось этому, пригрозив продолжением военных действий, на этот раз уже с участием британских войск. Но на самом деле почти никто в Лондоне ввязываться в серьезную войну не хотел, и Кемаль это учитывал. Уладить конфликт взялся хорошо известный туркам по переговорам 1921 года французский дипломат Франклен-Буйон. От имени всех держав Антанты он заверил Кемаля, что Турция получит Восточную Фракию без боя, после чего Кемаль согласился на перемирие и приостановил продвижение войск.
После обмена нотами англичане, французы и турки согласились начать переговоры о перемирии. Они начались 3 октября 1922 года в городе Муданья, порте, находящемся рядом с Бурсой на берегу Мраморного моря. Турцию представлял командующий Западным фронтом Исмет-паша, а Антанту – верховные комиссары Англии, Франции и Италии в Стамбуле. Греческие делегаты фактически не участвовали в переговорах, и их голос никто не слушал. Греческая армия перестала существовать, и Греция была не в состоянии продолжать войну, даже с помощью союзников. Достижение турецких целей облегчалось тем, что после катастрофы в Анатолии в Греции произошел антивоенный переворот, свергнувший короля Константина, и никто в Греции в принципе не желал продолжения войны. Кемаль приказал Исмету не делать в ходе переговоров никаких уступок. Тем не менее державы Антанты сопротивлялись немедленной передаче Восточной Фракии туркам. Тогда Исмет-паша по согласованию с Кемалем прервал переговоры, а его армия возобновила продвижение к проливам. В результате переговоры возобновились, и стороны договорились о том, что в Восточную Фракию прибудет кемалистская администрация и жандармерия, а эвакуация союзниками войск из Стамбула произойдет после заключения окончательного мирного договора. 10 октября Кемаль потребовал от Исмета подписать договор о перемирии. Он повторил дословно то, что говорил в Национальном собрании: «Миссия нашей армии завершена. Теперь необходимо урегулировать проблемы дипломатическим путем». На вопли некоторых возмущенных парламентариев, что у них украли победу, Кемаль не обращает внимания.
11 октября 1922 года Муданийское перемирие было подписано. Правда, его отказались подписать греки, но это ничего не меняло. Согласно условиям перемирия, греческие войска немедленно покинули Восточную Фракию и туда возвратилась турецкая жандармерия. Стамбул, Эдирне и проливы оставались под оккупацией союзников вплоть до заключения мира, но и там вводилась кемалистская гражданская администрация.
На следующий день части турецкого III армейского корпуса вошли в азиатские пригороды Стамбула. 6 тыс. турецких пехотинцев и 1 тыс. кавалеристов были превращены в жандармов и поставлены под непосредственное командование Рефета, чтобы не нарушать буквы соглашения, разрешающего туркам иметь в зоне проливов только полицейские силы.
16 октября Кемаль прибывает в Бурсу. Город, избежавший разрушения во время войны, устроил ему восторженную встречу: население Бурсы воздавало должное генералу. В зале «Востока», самого большого кинотеатра Бурсы, собрались 700 сирот, прибывшие из Стамбула, окруженные взволнованными преподавателями и преподавательницами. Все были одеты в черное. А на сцене вместе с Кемалем, одетом в знаменитый охотничий костюм, стояли в парадной форме Февзи, Исмет и Казым Карабекир.
Кемаль застыл в торжественной позе перед огромным турецким флагом. Все участники были взволнованны, женщины плакали. Кемаль торжественно объявил: «Мы выиграли великую битву, необычайно тяжелую и сложную. Тем не менее это еще ничего не значит, если вы не придете на помощь, чтобы выиграть сражение за образование». Кемаль поворачивается к мужчинам: «Если отныне женщины не станут принимать активного участия в жизни общества, если мы не изменим радикально наши обычаи, мы никогда не добьемся подлинного развития. Мы останемся навсегда позади, неспособные общаться на равных с цивилизацией Запада». Под бурные аплодисменты Кемаль продолжил: «Оставайтесь самими собой, но сумейте взять у Запада то, что необходимо для жизни цивилизованных людей. Пусть в вашу жизнь войдут наука и новые идеи; в противном случае Запад поглотит нас».