окомандующего, чтобы не подвергать родину опасности, которую представляет отказ снова утвердить закон о полноте власти». Оппозиционеры возмутились. Окружив Хусейна Авни и Али Шюкрю, они выхватили пистолеты и сабли и стали выкрикивать оскорбления. Невозмутимый Кемаль парировал: «Национальное собрание – это не сельская кофейня».
Кемаль убедил тех, кто голосовал накануне против, что нельзя во время войны урезать полномочия главнокомандующего. И победил. При повторном голосовании возобновление закона получило 177 голосов за, 11 – против и 15 – воздержавшихся.
Позднее Кемаль говорил Халиде Эдип, считая, что некоторые члены «Второй группы» заслуживают, чтобы их линчевала толпа из-за той опасности, какую представляет для общества их безответственность. Но если Национальное собрание опасается его диктатуры, надо успокоить депутатов. Кемаль не возражал против проекта закона, отнимающего у него право назначать министров и ставящего на голосование пост председателя Совета министров. Он даже уговорил Рауфа баллотироваться на этот пост, поскольку тот – более приемлемая фигура для оппозиции. «Вторая группа» рассчитывала, что бывший морской офицер и герой войны будет придерживаться умеренных взглядов, чтобы нравиться консерваторам, но при этом достаточно энергичным, чтобы удовлетворить армию.
Рауф был не против возглавить Совет министров, но опасался, что Кемаль будет по-прежнему вмешиваться в дела правительства. И предупредил, что в случае такого вмешательства «я был бы вынужден уйти с этого поста; я считаю, что важно, чтобы ты был во главе армии». «Брат мой, – ответил ему сердечно Кемаль, – я даю тебе слово, что соглашусь с тем, чтобы председатель Совета министров формировал правительство, и я уверяю тебя, что не буду вмешиваться».
Рауф был избран председателем Совета министров. А Кемаль покинул пост президента «Первой группы», фракции большинства, который он доверил Али Фуаду.
Вернувшись в Чанкая, Кемаль принял душ и работал в своем кабинете, украшенном бюстами Наполеона и Мольтке, его военных и политических кумиров. А через несколько часов прибыл в Национальное собрание в форме маршала и поклялся депутатам, что вскоре «драгоценный Измир», «прекрасная Бурса», «наш Стамбул» и «наша Фракия» присоединятся к родине-матери: «Итак, я снова займу место, отведенное мне, когда мы начали защиту нашей священной цели». И Национальное собрание наделило Кемаля всей полнотой власти, как военной, так и политической, но теперь уже на неограниченный срок.
После изгнания из страны греческих оккупантов в сентябре 1922 года существовавший единый национальный фронт начал постепенно распадаться. Как мы помним, еще в начале 1922 года депутаты правой оппозиции, среди которых было немало бывших иттихадистов, в противовес первой группе Общества защиты прав, организованной Мустафой Кемалем в 1921 году из поддерживавших его депутатов, создали т. н. «Вторую группу» того же общества. Члены «Второй группы» настаивали на соглашении с союзниками и возвращении власти султану наряду с сохранением халифата.
Рауф-бей, ставший в июле 1922 года главой правительства, заявлял, что «предан султану и халифу душой и сердцем и что его долг остаться верным своему падишаху».
С другой стороны, султанское правительство во главе с Тевфиком-пашой считало, что после победы над греками власть безоговорочно должна быть возвращена султану-халифу в Стамбуле. «Достигнутая победа, – телеграфировал последний в истории великий визирь Мустафе Кемалю-паше, – уничтожила всякий конфликт и раздвоенность между Стамбулом и Анкарой и обеспечила национальное единство». В принципе Кемаль с этим был согласен, но полагал, что двоевластие должно быть ликвидировано самороспуском султанского правительства с возможным включением некоторых его членов в состав национального правительства в Анкаре.
Рефет 22 октября, через три дня после прибытия в Стамбул, заявил в университете, что нация спасена не одним человеком, а идеей о национальном суверенитете. Он заявил, что Турции нужна не монархия, не республика, а правительство, отстаивающее национальный суверенитет, и халифат, освобожденный от властных полномочий султаната.
25 октября Вахидеддин принял французского военного коменданта и пожаловался на недопустимые претензии «молодых людей из Анкары».
Султанское правительство наравне с кемалистским правительством было приглашено союзниками принять участие в мирной конференции в Лозанне. По мнению оппозиционных депутатов анкарского парламента, объединенную делегацию на переговорах о перемирии должен был бы возглавить бывший морской министр младотурецкого правительства Рауф-бей. Однако кемалисты сорвали эти планы, председателем турецкой делегации стал командующий Западным фронтом Исмет-паша, который также был назначен министром иностранных дел Турции.
29 октября великий визирь телеграфировал Мустафе Кемалю, предлагая отправить на мирную конференцию одну общую делегацию, состоящую из представителей Стамбула и Анкары, чем только подтолкнул его к скорейшей ликвидации султаната.
В этот же вечер Кемаль собрал совещание в Чанкая с участием Февзи и Фетхи. После обсуждения перспектив Лозаннской конференции, он заявил: «Час настал. Сначала мы разделим султанат и халифат, а затем упраздним султанат, доказав, что верховная власть нации принадлежит Великому национальному собранию». Обращаясь к Фетхи, он добавил: «Позаботься о том, чтобы Совет министров поддержал это единогласно». Фетхи пообещал: «Завтра же перед заседанием Совета министров поговорим с Рауфом, выскажем ему наши доводы. С ним обязательно надо обсудить это, ведь он – председатель Совета министров».
Мустафа Кемаль решил убить одним ударом двух зайцев – заявить свою делегацию на переговоры, а также полностью ликвидировать институт султаната. Чтобы сделать это, он созвал 30 октября Национальное собрание.
Чтобы положить конец антинациональной деятельности оппозиции, 30 октября 1922 года на заседании Национального собрания было внесено предложение о привлечении к судебной ответственности членов султанского правительства за государственную измену и о ликвидации института султаната. Это предложение обсуждалось на заседаниях трёх комиссий – конституционной, юридической и шариатской. Представители духовенства выступили против ликвидации султаната, считая, что отделение светской власти от духовной является покушением на основы религии. На объединённом заседании трёх комиссий под председательством ходжи Мюфрида-эфенди кемалисты потерпели поражение, так как большинством голосов законопроект об отделении султаната от халифата был отвергнут. После этого Кемаль доходчиво объяснил депутатам, что «суверенитет и власть никому не могут быть переданы в результате академической дискуссии». Кемаль явно не собирался никому отдавать с таким трудом завоеванную власть. От былой дружбы с наследным принцем Вахидеддином не осталось и следа, и никакого почтения к институтам султаната и халифата он не испытывал. А его угрозу депутаты оценили вполне серьезно и стали более сговорчивыми.
Кемаль в своих «Воспоминаниях» утверждал, что во время одной из бесед Рауф говорил ему о своей преданности «трону и халифату».
Но 30 октября Рауф осудил в парламенте телеграмму великого визиря и подписал вместе с Мустафой Кемалем, Фетхи, Али Фуадом, Аднаном, Кязымом Карабекиром и семьюдесятью пятью другими депутатами резолюцию, предлагающую упразднение султаната и создание государства, управляемого Великим национальным собранием, при сохранении халифата. 30 депутатов заклеймили Мехмеда VI как узурпатора и предателя родины. При голосовании эту резолюцию поддержали 132 депутата из 136. Она передается в комиссию, где дебаты продолжаются до 1 ноября.
Заседания комиссии по вопросу отмены султаната проходили до 1 ноября. Комиссия возглавлялась юристами, но её члены в свою очередь в своих суждениях основывались на Коране и других священных текстах, как делали османы еще в XII веке. Оппозиция подозревала Кемаля в намерении установить диктатуру. Религиозные деятели опасались нарушения шариата. Кемаля все больше раздражала эта академическая дискуссия. После долгих дебатов Кемаль выступил с большой речью. В этой речи он, сделав экскурс в историю халифата и Оттоманской династии, в частности, заявил, что некогда «Турция… отправляла послов в Китай и… принимала послов из Франции», когда было создано огромное государство в Центральной Азии, когда турки наступали на запад, всё больше расширяя границы своих владений. В этой славной истории султаны, за редким исключением, играли второстепенную роль. Заключил же он речь следующим утверждением: «В конце правления Вахидеддина, 36-го и последнего падишаха Оттоманской династии, турецкая нация оказалась поверженной в бездну рабства. Эту нацию, которая в течение тысячелетий являлась благородным символом независимости, хотели ударом ноги сбросить в пропасть. Так же, как ищут какую-нибудь бессердечную тварь, лишённую всяких человеческих чувств, для того, чтобы поручить ей затянуть верёвку на шее осуждённого, так же для того, чтобы нанести этот удар, нужно было найти предателя, человека без совести, недостойного и вероломного. Те, которые выносят смертный приговор, нуждаются в помощи со стороны такой подлой твари. Кто мог бы быть этим подлым палачом? Кто мог бы положить конец независимости Турции, покуситься на жизнь, честь и достоинство турецкой нации? Кто мог бы иметь бесславную смелость принять, выпрямляясь во весь рост, смертный приговор, провозглашённый в отношении Турции? (Крики: “Вахидеддин, Вахидеддин!”, шум.) Да, Вахидеддин, которого, к несчастью, эта нация имела в качестве главы и которого она назначила сувереном, падишахом, халифом… (Крики: “Да проклянёт его Аллах!”)»
Кемаль продолжал: «Почти два часа я слушаю вашу болтовню! Суть проста: суверенитет принадлежит народу страны. Но дом Османа присвоил себе привилегии силой, и именно через насилие её представители правили турецкой нацией и поддерживали своё господство в нем в течение десяти веков. Теперь нация восстала против узурпаторов и забирает себе право эффективно осуществлять свой суверенитет. Теперь это свершившийся факт, который ничто не сможет отменить. Было бы целесообразно для каждого члена комиссии смотреть на вопросы с точки зрения естественного права. В противном случае мы ничего не сможем изменить и рано или поздно снова вернёмся к султанату… И этот факт будет неизбежно реализован. Если собравшиеся здесь, Национальное собрание и другие считают это естественным, очень хорошо. В противном случае реальность проявит себя каким бы то ни было образом, и в этом случае вполне вероятно, что некоторые головы могут пасть…» Кемаль сопроводил последнюю фразу красноречивым жестом правой рукой, который понятен каждому. Президент комиссии, ходжа, принес извинения за то, что они рассматривали этот вопрос несколько в ином свете.