Большой базар
1
Сбежав из холодного парка, Омар пошел в старый город с его глинобитными домами и узкими улочками, бесчисленными караван-сараями и полуразрушенными банями, мечетями и медресе, мавзолеями и грандиозным базаром, что представлял собой обширный квартал сросшихся за века под одной крышей торговых рядов.
Масляные коптилки и круглые дырки бойниц в сводах вместо окон придавали этому городу в городе таинственно-мрачный антураж. Базарная площадь перед рынком, напротив, в это вечернее время вся сверкала огнями, словно созвездьями самоцветов. Свет неона умножался, отражаясь в золоте и каменьях.
Омара потянуло к сверкающим золотым украшениям инстинктивно, как тянет заблудившегося путника к огню. Возможно, подсознательно он всего лишь хотел согреться и выпить чаю.
В такое время шпики эмира уже видели десятые радужные сны. А вот торговцы всех мастей продолжали держать свои лавки открытыми, завлекая берилловыми бирюльками и ферапонтовыми фианитами загулявших, а значит, щедрых иностранцев. Аристократы торговли – ювелиры и торговцы коврами – по-прежнему держались неподалеку друг от друга и занимали лучшие галереи. А в наружные стены базара были встроены магазины, ларьки и лотки, привлекающие покупателей своими свежими съестными припасами. Рыба, зелень, овощи, традиционные восточные сладости, специи и кофе, а также фрукты и необыкновенные десерты: хурма, сушеный инжир, изюм, локма, пахлава и тулумба, от одного вида которых даже у самого сытого разыгрывается небывалый аппетит. От пестрого, ароматного и экзотического калейдоскопа разбегались глаза и расползался нюх. Здесь же на любой изысканный вкус предлагались различные сорта сыра и кисломолочных продуктов – от корта до катыка и айрана. Расположенные в центре базара Цветочный и Птичий рынки тоже имели своих постоянных посетителей.
«Самое время и мне зайти в ювелирную лавку и выбрать подарок для ненаглядной Гюляр, – решил Омар, – чтобы потом, отсняв животных в зоопарке эмира и вынув флешку, обменять фотоаппарат на одно из приглянувшихся украшений».
2
Идея обратиться к ювелирам была не такой уж плохой – толковый продавец всегда предложит чай потенциальному клиенту, развлечет путника беседой, а заодно развлечется и сам!
Первая попавшаяся лавочка на старом базаре, где, словно сено на заборе, были развешаны сверкающие золотые цепочки и куда, как овцы, почуяв выглядывающие во все щели прозрачных ворот желто-соломенные копи, тянулись возвращающиеся в отели туристы, как раз оказалась, как гласила табличка, лавочкой ювелира Кундуша.
Чего здесь только не было! Золотые цепочки в финикийском, скифском, троянском и шлимановском стиле. Украшения золотоордынского периода с сапфирами с небесных гор Синей Орды и жемчугом со дна самого богатого озера Белой Орды. Кстати, не очень дорогие.
– Господин что-то выбирает? – поинтересовался подошедший хозяин.
– Да, хочу выбрать подарок для своей невесты.
– Могу я чем-нибудь помочь? – засуетился ювелир. – Или отнюдь нет? – По этой фразе Омар понял, что Кундуш приехал из самой западной провинции страны. – Мне нужно знать, кто она по гороскопу и какой у нее нрав.
– По гороскопу она Овен, а по характеру сущая львица.
– Отлично, могу посоветовать перстень всемирно известной фирмы «Булгари» с прекрасным алмазом. Надо сказать, что алмаз как раз для овечек: он является символом невинности и чистоты. Недаром про алмаз говорят: «чисто камень». Посмотрите, как он прекрасен! «Радуга заточена в нем навечно» – так поэтично описал его красоту великий Хафиз! – Ювелир Кундуш явно хотел продать иностранцу как можно более дорогой товар. – А Хафиз понимал в красоте, иначе его имя не стало бы синонимом слова «поэт»! Существует поверье, что алмаз, как самое твердое вещество на земле, придает его владельцу смелость и храбрость, а государству – процветание. Рубин же, на который вы сейчас смотрите, придаст своему владельцу силу льва, бесстрашие орла и мудрость змеи. Красный цвет рубина – возбуждающий и горячий, олицетворяет страсть и способен приносить счастье в любви, доблесть и мужество в сражениях.
– Рубин из Булгарии? – успел спросить Омар во время поэтически многозначительной, хотя и небольшой паузы, глядя на сомнительного цвета золото.
– Нет, из Италии. Обратите внимание: камень соответствует непорочности и чистоте. А также он лечит от разных болезней и душевных ран.
3
«Вы попали в точку. Это мне сейчас совсем не помешает», – тихо вздохнул Омар. А вслух спросил:
– Вы действительно верите, что камни могут лечить от душевных недугов?
– Не только лечить, но и приносить удачу в делах! Вот, например… цирконы голубоватой окраски – прекрасные талисманы для путешественников, отпугивают диких зверей от курятников и охраняют от укусов клещей в темечко. А цвета сладчайшей дыни топазы способствуют исцелению от астмы, подагры, гастрита, бессонницы и эпилепсии. Целого букета болезней туриста. Да не дрожите вы уж так! Хотите подержать этот камешек в руках? Надеюсь, вы не страдаете приступами бешенства? Если да, то вот возьмите хризоберилл – его прописывали при заболеваниях горла, психическим больным он должен был приносить успокоение, а цепочка с кулоном из этого камня хранила ребенка от дифтерии, – не дождавшись ответа вдруг задумавшегося Омара, продолжил ювелир. – Янтарь излечивает от заболеваний кожи, от ревматизма, защищает от чар и чужого гнева.
«Хризоберилл, – усмехнулся Омар, – звучит как название созданного в Индии нового антибиотика». А сам подумал: «Не запугивает ли меня больницами этот ювелир?»
Слушая рассказ Кундуша о лечебных свойствах камней, Омар вспоминал, как он собирался защищаться от кашеварских бацилл и бактерий. Чтобы не заболеть разными местными болезнями, в первый день Омар покупал нужное только в запакованных бутылках. А после каждого рукопожатия старался незаметно протереть руку влажной салфеткой, другую сторону которой неизменно пуская на лоб и шею.
Купленные на базарах за копейки фрукты и овощи он намеревался тщательно мыть с мылом и резать купленным острым клинком. А еще для антисептических целей Омар приобрел в duty free литровую бутылку водки. Сосед по самолету, покупавший у проводницы маленькие бутылочки с вермутом и набравшийся в итоге основательно, посоветовал носить ее всюду с собой и пить по глотку перед каждым приемом пищи. В обдуваемом кондиционером салоне идея казалась разумной, но заставить себя выпить глоток теплой водки посреди полуденного зноя Кашевара оказалось невозможно.
И все же сейчас Омар жалел, что ту бутылку унесли сторонники Зураба-ходжи, как и влажные салфетки. Вообще, его сильно напугали рассказами о всевозможных микробах и болячках. Омар уже пил воду из пруда и умывался той же водой, но пока желудок его не подвел.
Что действительно вызывало опасение – это расположенные во всех общественных уборных на уровне колена кранчики с водой, которая предполагалась для обмывания интимных мест. Или используемые для тех же целей кумганы. В этой ситуации кашеварцы используют левую руку, а правой они едят. Подавать для рукопожатия левую руку считается верхом неприличия. Омар же боялся, что кранчики и кумганы – рассадники всяческих венерических инфекций.
4
Вспомнив о правилах этикета, Омар поймал себя на мысли, что ювелир обнаглел и пытается, не стыдясь, всучить ему левый товар «абы что» левой рукой.
– Какого лешего вы мне все дохлую собаку подбрасываете?! – взорвался негодованием Омар. – Могу я спокойно выбрать подарок для своей возлюбленной? Где тут у вас жалобная книга?
– Хотите почитать, пожалуйста, пожалуйста, – вспомнил о законах гостеприимства ювелир, подразумевавший под жалобными книгами все книги, которые у него вышибали слезу, – а я пока вам чай со слезами жасмина приготовлю.
Скрывшись за шторкой, он через секунду вынес Омару ту самую книгу в коже эрзерумских быков, которую Омар с упоением читал накануне и которую у него украли, пока он гонялся за дующей на воду девочкой или бегал от пускающего пузыри карпа.
В ожидании законного чая Омару Чилиму ничего не оставалось, как раскрыть книгу и погрузиться глазами в халву строк.
Северная ночь загадочно ядовита. Речка Бирюза, скованная голубым ранним льдом, извивалась, змеилась. Вдали виднелись жилые корпуса города Изумрудного, над которым сталактитовым наростом переливалось северное сияние. Облизывалось сладострастным языком с сосульками апатита и игольчатыми гребенками боэмита, манило эффектом «кошачьего глаза» с паутинными сеточками.
Били о ледяные бериллы-перила алыми плавниками красноперки, в собственной слизи барахталась плотва, выпучив ярко-желтые глаза. Плавники ее окрашены в зеленовато-серый цвет с красным отливом. Рядом валялся лещ, заглотивший наживку – мормышки с латунной или медной фольгой.
Завод из труб, словно густера из жабр, выпускал густой дым, который окутывал в шубу перламутровую плоть неба с рубинами фиолетово-красных звезд Севера. Всю ночь боевые товарищи дежурили у лунок с мормышками, якобы ожидая клева. По очереди грелись в «уазике», пили водку и чай из термоса. На самом деле они ждали рыбу покрупнее и готовились к ней со всей тщательностью. Задача была в случае клева добычу не вываживать, а, огрев обухом, в проруби утопить.
Ледобуры работали всю ночь, высекая алмазные искры. Под покровом лунной ночи им удалось насверлить сотню лунок-кратеров, проперфорировав большой прямоугольник льда на колее, проходящей поперек замерзшей речки. Так сверлят пласт гранита, чтобы потом одним ударом молота отломить нужный кусок. Этим ударом, по задумке рыбаков, должен был стать взрыв тротила мощностью в один килограмм.
Тротил имелся у Яхонта Яковлевича, он частенько им глушил рыбу. Но теперь весь запас подложили в центр высверленного, но не выдолбленного куска льда. Хозяин Диамант Демидов прилетал рано утром, чтобы сделать громкие заявления о будущем завода и лично решить судьбу фондов и кадров. Самолет приземлился в аэропорту областного центра, и директор на джипе в сопровождении охраны сразу же отправился на предприятие.
Пытающийся в этой жизни успеть все, он наверняка срежет путь и поедет напрямик по льду, по проложенной рыбаками колее. Ждать приезда Диаманта было одновременно и невыносимо, и сладостно. Кровь то стыла в жилах, то ходила, подгоняемая водкой, быстрее и веселее. На бородах образовывались крупные кристаллы. Вселенная своей бездонностью и зеленоватым хищным отливом напоминала разверстую пасть тайменя с глоточными зубами северного сияния. Или алмазную трубу с нескончаемым потоком драгоценных звезд.
Наконец, вызывая азарт охотника и прогоняя последние страхи и сомнения, красным кончиком «кивка» задрожал рассвет, и небо озарилось разноцветными отблесками яшмы и лазурита. В свете дня Алмаз посмотрел на красное румяное лицо Рубина, на желтое, с лунками на щеках сосредоточенное лицо Яхонта. «Если лицо красное, значит, не боится, так Цезарь проверял своих легионеров перед боем, – успокаивал себя Алмаз, – а если бледное, то наверняка вся кровь в пятки ушла».
По плану, как только на горизонте появится заслоняющий красное солнце черный джип, Алмаз Алексеевич с Рубином Ивановичем отправятся якобы за дровами в молодой лесок на берегу. А там у них уже припрятаны охотничьи карабины и замаскированы огневые точки. Когда джип неминуемо въедет на огороженный лунками, словно флажками, загон, Яхонт приведет в исполнение взрывной механизм. А они двое откроют пальбу по лобовому стеклу, чтобы смутить водителя и пассажиров, если они попытаются успеть вылезти из машины, пока она медленно опускается на дно.
Яхонт сидел начеку у дальней лунки, а Топаз на всякий случай прогревал «уазик». Стали ждать, искать черную точку на лазурном небе и красном солнце. И она, эта точка, появилась, сначала маленьким агатовым камушком в диадеме горизонта, который с каждой минутой все увеличивался. Даже камни служат людям, а этот диамант все прет под себя. «Хаммер», ревя мотором, загребал снег.
Бронированный американский автомобиль, преодолев холм, стал стремительно спускаться по крутому правому берегу. Когда он выехал на лед и прошел поперек реки третью ее часть, раздался громкий хлопок. И тут же началась пальба по колесам. Обрушения льда не произошло, опытный водитель резко вывернул руль, прибавил газу и переместил центр тяжести. Рванув широкими колесами, как ластами, «хаммер» резко свернул в сторону. Балансируя на льдине, как первоклассный серфингист, он выбрался-таки на пологий левый берег реки.
Яхонт успел разглядеть несколько маленьких вмятин на корпусе джипа и трещину на лобовом стекле. Пули отскакивали от перламутровой брони, словно алмазные льдинки. Сила оружия оказалась неправильно рассчитанной. Да, собственно, не должны были карабины пробивать броню. Основной задачей стрелков было подстрелить каждого, кто попытается выбраться из тонущей машины наружу. Последнего не произошло. Никто из машины вылезать не стал.
Собирали пожитки молча. Ружья, протерев, утопили в лунке. Туда же скинули и патронташ с патронами. Взяв даже самую мелкую рыбку как алиби, отправились в город по объездной дороге через мост.
Назад ехали молча, ожидая кордонов и ареста. Удивительно, что никаких блокпостов на въездах в Изумрудный выставлено не было. То ли не успели, то ли ехавшие в машине на большой скорости так были напуганы трещавшим по швам льдом и дерзким покушением, что до сих пор не пришли в себя. Оставалось только гадать.
После яркого настроения и красок природы на всех накатила какая-то черная тоска и безысходность. Город был окутан тьмой. Он почти не освещался, если не считать бутиков и продуктового магазина для богатых, в которых продавалась экологически чистая еда. Например, макароны по тысяче рублей за килограмм.
Когда на «встречке» вдруг показалась ментовская машинка с мигалкой, Алмаз Алексеевич и сильно испугался, и обрадовался появившимся проблескам. Сейчас остановят и потребуют лицензию на платную рыбалку. Дальше бросят в камеру и будут взымать налог на воздух, на пение птиц. Налог на кормление кровопийц-комаров принес бы отличный доход казне. Нервы ни к черту – натянуты, как алмазные нити накаливания электрических ламп. Но пронесло – машина проехала мимо.
Рубин Иванович развез всех по домам, поставил машину на стоянку и отправился к жене Кристалине. Напряжение не спало и дома, несмотря на ужин и кошку. Слушал радио, смотрел сапфировый экран телика «Рубин». Все тихо. Отсутствие новостей еще больше удручало. Как будто их акция оказалась пшиком. А может, наоборот, сыщики настолько серьезно взялись за дело, что решили не давать никакой огласки. Мнительность. Паранойя на грани шизофрении.
На следующий день после смены они вновь собрались в пивнушке, чтобы снять напряжение. Яхонт Яковлевич принес сушеного леща из прежних запасов. Красные куски мяса обсасывали, запивали красноватым пивом, делились предположениями. Млели, духарились, матерились. Пивнушка – как топка, в которой сгорает человеческий материал. В античном мире рубин называли антраксом, что означает «горящий уголь». Пивные кружки вновь горели и сверкали в руках.
5
Выпив три чашки чая, Чилим посчитал, что он больше не вправе испытывать терпение и использовать гостеприимство ювелира Кундуша. Перепутав двери и выйдя через черный ход, Омар очутился на внутренних улицах Большого базара. А там, стоит тебе повернуть налево, – сразу попадаешь в большой, покрытый несколькими куполами Сандаловый бедестен. Пойдешь направо – угодишь на улицу Оружейная, за которой, как гласил указатель, открывались улицы Самоварная, Колпачников и Кальянщиков. В Средние века ремесленники и торговцы состояли в гильдиях, которые имели свое строго определенное место на рынке.
Ошарашенный бериллами, Омар брел, куда вели его ослепленные бриллиантами глаза. Гуляя по улицам Большого базара, он, кажется, заблудился во внутреннем лабиринте своего сердца, вновь и вновь упираясь в тупики. В этом полубредовом состоянии он вышел к воротам, которые вели не на улицу, а в подвалы Большого базара – в зону, которую не показывают иностранцам, где, не разгибая спины, пашут мастера по меди, дереву, камню и золоту.
Фантастическое зрелище открылось Омару, когда он во внутренней подземной части города увидел тысячи и тысячи сгорбившихся, ссутулившихся над своим делом ремесленников. Ткачихи плели ковры, юнцы и старики, орудуя деревянными молотками и железными резаками, вычеканивали и вырезали, их огрубевшие пальцы лепили из праха и шили из кожи символы и знаки. Кто-то кашлял, а кто-то пел песни о любви. Молодые голосили с надеждой и радостью, а пожилые хрипели с тоской и горечью.
Здесь, на подземном уровне, они делали те сокровища, которые продавали на серединном уровне тем, кто живет на уровне верхнем. Здесь за копейки можно было купить любую расшитую шелковыми нитками галабею или халат. Омар посмотрел на рукава своей рубахи, которая будто почернела под недоброжелательными взглядами работяг.
– Что делает этот иностранец здесь? Как и зачем он сюда попал? – прожигали рентгеном рубаху и худое тело Омара ремесленники.
«Какой ужас, – думал он в ответ, – что ждет этих работяг, какая судьба? Большую часть жизни просидеть без солнца в этих затхлых пыльных подвалах, заработать чахотку и аллергию ради куска хлеба, производя то, что так ценится на Западе, – “хенд-мейд”. Вот он, хенд-мейд в действии. Люди, лишившиеся работы на заводах, вынуждены вновь заняться забытым ремеслом».
6
Пройдя узкими рядами, Омар вышел к подземному кафетерию, возле которого ремесленники дрожащими от усталости руками подносили к почерневшим от пыли губам стаканы кофе и чая. Кто-то заказывал кальян – но не с фруктовым табаком, а с балканской шишей, запах которой одурманил Омара, как только он спустился в эти катакомбы. Потолок в кофейне был такой же крепкий и черный, как и кофе.
Как вскоре догадался Омар, столпотворение под низкими сводами было в честь праздника обрезания. Одному мальчишке исполнилось семь лет, и со следующего дня ему предстояло взять в руки молоток и приступить к чеканке.
«Какая судьба ждет этого паренька? – содрогнулся Омар. – Всю жизнь провести в этом подземелье в надежде обрести свое счастье на небесах?»
По ритуалу перед моментом обрезания отец мальчика собирал многочисленных родственников, друзей и соседей, которым предлагал скудное угощение. Главным яством небогатого стола был циркач-коахин, развлекающий своими историями гостей.
Он, в подбитой шелковыми заплатами истертой галабее, в очень старой чалме, сидел на перевернутом барабане и нараспев причитал: «Не позволяйте писать книгу вашей судьбы никому, кроме Аллаха. И тем более не позволяйте читать ее другим. Ибо когда вы читаете, вы в то же время пишете ее невидимыми закрепляющими чернилами».
Коахин говорил, в то время как его спутница, обезьяна, вытворяла различные фокусы.
Заинтересовавшийся представлением, Омар уселся на низенький табурет и стал наблюдать то за обезьяной, то за коахином, который говорил: «Страсть к выразительности и подражание свойственно всему живому. Посмотрите, как кружится моя Чи-Чи, то подойдет к зеркалу, играя в самопознание, то подбежит к вам, играя в любопытство. Она подпрыгивает и куражится не ради куска хлеба, а чтобы развлечь вас, пока не умрет в полном истощении, и тогда ее место займет другой актер. Я, дервиш ордена мутаборитов Аббат, ходил с ослом, попугаем и обезьяной, пока не понял, что они мои ум, душа, тело. Я, как и вы все, человек-оркестр, бременский музыкант, двуличная натура. Я странник с востока и запада, я всегда изображаю другого. Моя душа ничем не лучше, чем душа обезьяны, подражающей другому».
Омар слушал, опустив голову. Он скорее был склонен согласиться с коахином, чем вступить с ним в мысленный спор. За один день он перестал изображать туриста, довольного жизнью, и стал изображать страдающего бродягу. Его нет, а есть только состояния, которые ниспосланы ему свыше. И эти состояния он должен сыграть до конца. Нет никакого Омара Чилима, настоящего и конечного, а есть влюбленный то в Приму, то в Гюляр Чилим Омар.
И словно в подтверждение мыслей последнего коахин Аббат продолжал наставлять: «Пейте, веселитесь, дорогие гости, примите на себя роль богачей и тунеядцев. Помните, нет ничего выше празднества и искусства. Искусство появилось, когда на земле появились птицы и цветы, звери и камни, и все вместе начали радоваться новому дню жизни.
Наш шейх Буль-Буль Вали утверждал: “Любой человек, животное, растение суть актеры, ибо воплощают в себе кого-то другого. Когда мы играем, мы всегда играем другого – того, кто выше нас. Мы всегда несем в себе другого. Нас как таковых нет. Мы вмещаем в себя, несем в себе весь микро– и макрокосм. Мы одновременно и камни, и растения, и звери.
Помните, мы всегда несем в себе другого. И потому – нет никакой души, есть только Он. Либо душа есть у всего, либо искусство, которое появилось сначала у животных, камней и растений, передается нам свыше. Мимикрия проявляется везде и во всем. Она, как и подражательство, дарована всему миру в равной степени. Они наш путь в небо».
7
Коахин вел свою историю, зажимая одной рукой ухо, второй рукой выстукивая ритм-такт игры оркестра. Он то завывая, словно больной рабиесом, нараспев рассказывал «Историю наших слов», то обращался к публике с вопросами, вызывая какие-то мнения, то к Всевышнему «Я раббя». Он сам играет на рабабе и сам проживает свои саги. Оркестр одного человека в течение трех часов.
Выполнив свою миссию по распространению учения мутаборитов, коахин перешел к другой истории.
– В каждой истории есть две истории, – вещал он. – В каждой книге, как и в этой, есть две книги. Одна – художественный свист, другая должна войти тебе в сердце, как флешка, как кинжал.
Омар видел, как время от времени входящие в кафе заслушавшиеся посетители собирали деньги. Каждые тридцать минут делегат от собравшихся подходил к коахину, и протягивал сказителю получившуюся сумму, и шептал в уши имена тех, кто сидит вокруг.
– Что они делают? – не выдержал Омар.
– Ты что-то спросил, странник? – прервал свою речь коахин, посмотрев в глаза Омару.
– Я спросил, почему они собирают для тебя свои имена вместе с деньгами и передают, словно подношения?
– Посмотри внимательно на лица людей, что здесь собрались. Они не хотят сгинуть в этих катакомбах, словно черви, не оставив своего следа в истории. Каждый из собравшихся называет мне свое имя, чтобы я, подобно ткачу большого полотна, вплел его линию судьбы в мою историю, вплел, как нить или червя. За ночь я должен назвать абсолютно всех, всех членов общины этой истории, иначе моя история не дойдет до их ушей и не вольется в их сердца, словно фруктовый мед в торбу.
– А мое имя вы уже назвали? – иронично улыбнулся Омар.
– Много раз, потому что это история про вас.
– Обо мне? – удивился Омар.
– Да, сегодня я выбрал вас в качестве главного героя. Каждый из собравшихся приходит в это кафе в надежде услышать историю о себе, но я выбрал вас.
– Почему меня?
– Потому что вы – избранник судьбы. Я говорю, раз вы спустились сюда к нам в катакомбы, вы знаете дорогу назад, и вы выведете этих почерневших от пыли людей на главную площадь Кашевара – площадь Свободы. Вы дадите им надежду. На вас дорогая шелковая рубашка, вы явно не блудный сын Адама и не простой человек. Оглядитесь: люди, что вас окружают, не имеют голоса. Их книгу судьбы пишут и читают другие, потому что они не умеют читать и писать. Но вы грамотны и проницательны, вы обязательно найдете какой-нибудь выход.
– И чтобы сбить с пути, все, кто попадается мне в Кашеваре, говорят со мною загадками? – зло сверкнул белоснежной улыбкой в мрачных беззубых катакомбах Омар.
– Это не в моих силах – запутывать и мешать. Спасутся те, чьи имена уже записаны в Книге спасения.
– Загадка гоняется за загадкой, как кошка гоняется за своим хвостом!
– Вы забыли, что это Восток. И здесь все, абсолютно все, начиная от первых правителей и заканчивая последним попрошайкой, мечтают, по сути, об одном и том же и живут двойной жизнью и тройной моралью.
– Двойной жизнью живут и на Западе, – признался Омар.
– Знаю, ты очень похож на моего брата, брат. Когда я смотрю сквозь тебя, я будто вижу его там, на западной стороне. Я вижу, как он бродит по улицам западного города, чтобы заработать кусок хлеба для нашей семьи. Сядь поближе, путник с Запада, я поделюсь с тобой тем, что мне удалось заработать сегодня.
С этими словами коахин налил Омару кофе из чайника и разломил на две части лепешку.
– Как ты уже знаешь, у меня есть младший брат. С юных лет я рассказывал ему различные сказки. Я так привык к этому занятию, что продолжаю рассказывать истории для людей. Больше я ничего не умею. Но это немало, потому что я единственный в этом городе, кто рассказывает правдивые истории о людях.
8
– В наше время слишком много книг. Каждый может написать одну книгу – книгу своей жизни. Даже обезьяна, если ее запереть в комнате у пишущей машинки, напишет книгу своих странствий и мытарств.
Но ты должен выбрать не эту книгу. А ту книгу, которая войдет в твое сердце как послание, как кинжал или флешка, адресованные именно тебе.
Я не приукрашаю действительность. И всем здесь собравшимся я говорю, как и почему они сгинут. Я утверждаю, что они лишь черви, нитки, и только вместе они смогут вгрызться в эту землю.
Потому что почти все на этом празднике обрезания лишены крайней плоти – языка. Они импотенты, они бессловесные твари. За них некому заступиться, кроме меня, а я слишком много говорю и слишком мало делаю. Мой язык – как пустое помело. Куда повело, туда и вывело.
– А можете вы помочь и мне?
– Спрашивай.
– На днях, – приблизился Омар, – мне в руки попали две книги. В обеих книгах речь идет о драгоценных камнях. Мне нужно выбрать одну историю, но я не знаю, какую.
– История сама выберет тебя! Но помни, одна из этих книг написана Всевышним, другая – обезьяной. Есть те, кто рассказывает истории для бедняков. Есть те, кто рассказывает истории для богачей, чтобы самому приблизиться к ним, а есть те, кто рассказывает истории для себя, – словно прочитав его мысли, продолжил сказитель. – Когда мы рассказываем историю для других, мы живем не своей жизнью. А значит, где-то есть наш двойник, проживающий нашу жизнь иначе.
– А ты встретил своего двойника?
– Я выбрал путь сострадания и сопереживания обездоленным Кашевара. Я рассказываю им пошлые развлекательные истории. Но я знаю, где-то, под не менее мрачными и низкими сводами, сейчас мой двойник рассказывает не менее пошлые развлекательные истории богачам и правителям теневого мира.
– В такой же темнице без окон и дверей?
– Возможно. Но ты должен пойти другим путем и найти выход.
– Как?
– Эти бедняки не умеют мечтать. У них нет воображения, поэтому у них нет будущего. Они не способны видеть дальше своего носа и оторваться от земли. Ты должен сделать за них это и попытаться вписать их имена в небесную Книгу спасенных.
9
Выходил из лабиринта катакомб Большого базара Омар вместе с коахином. На плече у коахина примостилась мартышка Чи-Чи. Он поддерживал ее за лапу так нежно, словно это была его любовница.
По пути коахин рассказывал Омару про своего шейха Буль-Буля Вали. Как следовало из его рассказа, мутабориты – это такой почти утерянный суфийский тарикат, который возродился благодаря миссии Буль-Буля Вали. Недаром в народе его прозвали Балык-Малик (царь рыб) или Кош-мулла (птичий пастырь).
Суть же учения мутаборитов в том, что в теле каждого из нас, как говорил Буль-Буль Вали, живет несколько зверей, точнее, целый зверинец страстей, которые стоят на пути человека в рай. Наш гнев – это кашалот, наша похоть – это змея, наша зависть – крыса, и так далее, и так далее.
Свинья, павлин, обезьяна, лев, вол, орел – все они охраняют вход в рай. В мир счастья и гармонии с самим собой, в сад Всевышнего и бесплотных светлых ангелов. Это наш нафс принимает звериное обличье. И потому с нафсом надо бороться. Цель борьбы – безграничная любовь ко всему миру.
Сам Буль-Буль Вали был сначала мюридом братства, а затем сам стал и муршидом мутаборитов, ордена всех тварей господних, восходящих своими корнями к благословленным Ною и Сулейману. Этот орден распространился вплоть до Магриба, Сицилии и Пиренейского Омейядства и явился Западу предвестником францисканского ордена.
Существует легенда, что Ной общался с птицами и кормил их с рук зернами. За это одна ворона принесла ему топаз величиной с воронье яйцо. Сулейману постоянно помогали муравьи…
– И птицы, – добавил Омар, вспомнив Библию.
– Что касается птиц, то когда они поют, они восхваляют Всевышнего, – смочил глотком разогретого, с ароматом розы, вечернего воздуха горло Хабиб-бей, приготавливаясь к длинному рассказу, – а орден мутаборитов берет свое начало от пророков Нуха, Сулеймана и Хизра, которым служили птицы и прочие божьи твари. В дальнейшем тайное знание-учение передавалось от муршида к мюриду, пока по цепочке не дожило до наших дней. Одна из ветвей этого братства укрепилась в Андалусии и, возможно, через Пиренеи проникла в Европу, трансформировавшись в учение Франциска Ассизского и частично в движение трубадуров, которые воспевали культ Прекрасной Дамы. Впрочем, и суфийские поэты воспевали любовь к женщине, подразумевая под ней любовь к Всевышнему.
Другая же его ветвь затерялась в горах Средней Азии на Тянь-Шане и Памире, – продолжал служка, отхлебнув побольше пряного воздушного потока. – В советское время эта ветвь еле теплилась в устах учителя Буль-Буля Вали шейха Хасана. Но благодаря миссии Буль-Буля Вали учение вновь набрало силу и стало необычайно популярно, особенно на юге Кашевара.
10
– Сторонники теории эволюции утверждают, что человек произошел от обезьяны. А Кош-мулла, которому открылся язык птиц и зверей, наоборот, считал, что обезьяна произошла от человека. От деградировавшего человека. Так, «мартышка» происходит от арабского «мар’та:’иш» – «безрассудный человек». Арабское «насна: с» – «обезьяна» – происходит от уничижительного повтора слова «на: с» – «люди».
«Орангутанг» – по-индонезийски означает «лесной человек», что можно понимать как «одичавший». В арабском языке существует даже специальный глагол «масаха» – «превратить кого-либо в образину», откуда выражение, отмеченное в словарях, «масахаху аллах кирд: ан» – «превратил его Аллах в обезьяну». Достаточно взять Коран и в суре «Баккара» в аяте 65 прочитать: «Ведь вам известны те, Которые нарушили субботу, Мы им сказали “обратитесь в обезьян”».
Оглядись, посмотри внимательно, кругом деградация, – продолжал коахин, – людей выкинули из школ и институтов, отняли заводы и клубы, их день и ночь пичкают пошлыми развлекательными программами, ибо дьявол поклялся, что увещеванием добьется того, что человек отвернется от Создателя своего и повернется лицом к зверю – то есть к нему. Он говорил: появятся такие люди, которые будут утверждать, что человека не создал Бог, а он произошел от обезьяны путем эволюционного развития. И что в основе эволюции – борьба за существование и мутация. Мол, жизнь – борьба, и побеждает в ней сила и естественный отбор. Что ход истории не остановить и прогресс спишет все. Такая позиция привела к мутации сознания и возникновению таких страшных явлений, как фашизм. По этим учениям цель оправдывает средство, и целые нации и расовые группы были объявлены недолюдьми. Еще со времен колониализма восточные страны воспринимались европейцами дикими, а местное поведение ассоциировалось со звериным.
Так сатана добился своего и обнажил звериный оскал человека, то есть сделал из человека обезьяну – как пародию на прекрасный образ Господа и высокое предназначение человека.
11
– По Дарвину, сильнейший оттесняет или сжирает слабого. На этом основаны все иерархии в обществе. Но запомни, театральность – вот главная движущая сила эволюции. А основной механизм имитации – инстинкт. Есть иерархия культур. Мы всегда подражаем тому, что навязывается нам выше. А выше всех стоит Создатель. Он даровал нам божественную искру искусства и общения. Смысл театральности – великая жизненная сила.
Эволюция определяется не борьбой за выживание, а попыткой имитации.
Искусство зарождается в театральном поведении у животных и растений. Театр как таковой состоит для человека в том, чтобы «быть собою».
Страсть к выразительности и «подражание» свойственно всему живому. Сущность театра знакома большинству животных, которые используют ролевые и мимикрические маски.
Животные и растения часто надевают на себя театральные маски, причем излюбленной формой игры за выживание является маска смерти. Так считал Буль-Буль Вали. А еще он говорил, что любые демонстрации и гуляния – освещенные Всевышним очищающая народная театральность «жизни».
Расстались Омар с запутавшим его окончательно шейхом мутаборитов у ворот парка, ведущего к святыне Кашевара – усыпальнице Балик-Малика.
– Дай я обниму тебя, брат, – сказал Аббат. Теперь коахин называл Омара не иначе как «брат». – И помни главное: следи за своим коахином, следи за своей судьбой, внимательно следи. Не оставляй пятен кофе на блестящей поверхности блюдца. Вслед за пророком помни: наши сердца – драгоценные хрупкие камни. «Если раб Божий совершил грех, то в его сердце возникает пятнышко. А коли он удалит [его] – испросит прощения и покается, то оно [сердце] обретет блеск. Если же опять [согрешит], то добавится [пятнышек], пока не покроется сердце». И здесь речь идет об образе камня, который покрывается скверной. Так Кааба тоже когда-то была прозрачно белой, а потом от прикосновения грязных сердец осквернилась.