– Да?
Улыбка Мак-Ни была горькой.
– Я не знаю. Я найду ответ. Я никогда не был ленив.
– Если бы мы смогли пробить их Мощь, – сказал Бартон. – Если бы только мы смогли перехватить код параноиков…
– О, – сказал Мак-Ни, – если бы у нас был собственный шифр…
– не поддающийся расшифровке…
– Что не может быть достигнуто механическим путем. Ни один шифр не сработал бы, поскольку нам пришлось бы помнить ключ, а наши мысли могли бы быть прочитаны параноиками. Я хочу на время забыть об этом, Дэйв. Детали – да. А сама проблема… Я… могу решить ее раньше, чем буду готов.
– Параноики вовсю работают, – заметил Бартон. – Их пропаганда ширится. Разговоры о секретном оружии Галилео не смолкают.
– Жители Галилео еще не выступили с опровержением?
– Все не так просто. Нельзя вставать на дыбы из-за кампании слухов. Это, Даррил, то самое, что может вызвать бурю. Можно сражаться с человеком или явлением, но нельзя сражаться с ветром. Ветром, который нашептывает.
– Но атомные бомбы! Во всяком случае…
– Я знаю. Как всегда, какая-нибудь горячая голова в один прекрасный день испугается настолько, чтобы начать действовать. Он скажет: "У Галилео есть секретное оружие. Наша безопасность под угрозой. Они собираются напасть на нас." И тем самым ускорит события. Потом будут и другие инциденты.
– И мы будем в центре событий. Мы не можем сохранять нейтралитет. Я думаю, Дэйв, рано или поздно будет погром.
– Мы переживем его.
– Ты так думаешь? При том, что рука каждого обыкновенного человека будет готова нанести удар по телепату – мужчине, женщине, ребенку? Пощады не будет. Нам нужен другой мир, новый мир…
– С эти придется подождать до тех времен, когда у нас будут звездолеты.
– А тем временем мы живем в долг. Может быть, было бы лучше раствориться среди людей.
– Регресс?
– Ты действительно так думаешь? Мы вроде единорога в лошадином табуне. Мы не можем рисковать использовать рог для своей защиты. Нам приходится прикидываться лошадьми.
– Лев и единорог, – сказал Бартон, – дрались за корону. Ладно, Кэллахан и его параноики – это лев, конечно. Но корона?
– Очевидно, – сказал Мак-Ни, – это должна быть власть. Два доминирующих вида не могут сосуществовать на одной и той же планете, или даже в одной системе. Люди и телепаты не могут поровну поделить власть. Мы уступаем новому. В конце концов мы придем к цели, поставленной Кэллаханом, но другим путем. Но не путем вырождения и подчинения людям! Наше оружие – естественный отбор. За нас – биология. Если бы мы только могли прожить в мире с людьми, пока…
– …не выживем их из городов, – закончил Бартон.
– Поэтому люди не должны подозревать, что лев и единорог сражаются. И за что они сражаются. Ведь стоит им узнать, мы не переживем погром. Спасения не будет. Наша раса слаба из-за окружения и приспособления.
– Меня тревожит Кэллахан, – неожиданно сказал Бартон. – Я не знаю, что он замышляет. Со временем я узнаю, но может оказаться слишком поздно. Если он что-то начнет, то это будет трудно остановить…
– Я продолжу работу, – пообещал Мак-Ни. – Возможно, я скоро смогу тебе что-то дать.
– Надеюсь. Ладно, сегодня вечером я лечу в Сент-Ник. Якобы чтобы проверить тамошний зоопарк. На самом деле у меня есть другие причины. Может быть, мне удастся поймать след Кэллахана.
– Я провожу тебя до поселения. – Мак-Ни вместе с Бартоном направился к выходу. Они вышли на теплый весенний воздух, оглянувшись сквозь прозрачную стену на телевизор, возле которого сидели Алекса и Линк. Бартон сказал:
– Во всяком случае, они не взволнованы.
Мак-Ни засмеялся.
– Она отсылает свою статью в "Рекордер". Алекса специалист по сердечным проблемам. Надеюсь, ей никогда не придется решать собственные!
– …если ты его любишь, говорила в микрофон Алекса, – выходи за него замуж. И если он любит тебя, то не будет возражать против психологических тестов и сопоставления листков баланса. Вы выбираете спутника на всю жизнь, и вы оба должны прочитать контракт перед тем, как его подписать. – Она напоминала кота с вымазанными сливками усами. – Но всегда помните, что любовь – это самая важная вещь в мире. Если вы это признаете, то в ваших сердцах всегда будет весна. Удачи вам, Творящие Чудо!
Она нажала выключатель.
– Тридцать, Линк. Моя работа на день сделана. Это единственная работа, которую может найти Болди – редактор по сердечным делам в телегазете. Думаешь, тебе это понравится?
– Нет, – сказал Линк. – Это не… это не моя дорога.
Он был одет в синюю шелковую рубашку и более темные синие шорты, короткий коричневый парик покрывал его череп. Он еще не привык к нему и постоянно неловко трогал его.
– Ты не совсем правильно выразился, – сказала Алекса. – Я знаю, что ты имел в виду, и это важнее, чем грамматическая конструкция. Еще урок?
– Пока не надо. Я быстро устаю. Так или иначе, но говорить – более естественно.
– Возможно, ты найдешь это обременительным. Личные окончания – "ты говоришь", "он говорит" – телепатически ты не используешь эти пережитки.
– Пережитки?
– Конечно, – сказала Алекса. – Из латинского. Римляне не использовали местоимений. Просто amo, amas, amant, – она пояснила мысленно, а окончания дают нужное местоимение. Nous, vous и ils заменены теперь на "мы", "вы" и "они". Так что окончания не обязательны. Если ты общаешься с телепатом из Швейцарии, то ты можешь удивиться, что он думает о девушке, как об этом. Но ты будешь знать, что это значит для него, а этого бы не было, если бы вы общались устно.
– Это очень сложно, сказал Линк. – Хотя я понимаю сам подход. То объединение, которое мы испытали прошлой ночью, было… – он подыскивал слова, но Алекса ухватила смысл по его мыслям.
– Я знаю. Возникает сокровенность, и такая чудесная. Ты знаешь, мне никогда не было плохо оттого, что приспосабливалась. Я точно знаю, как я сочетаюсь с жизнью Марианны и Даррила, и как они меня ощущают. Я знаю, к чему принадлежу.
– Это должно быть приятным чувством, – сказал Линк. – Впрочем, я почти испытываю его.
– Конечно. Ты же один из Нас. После того, как ты полностью овладеешь телепатией, ты вообще перестанешь в этом сомневаться.
Линк наблюдал за игрой света на бронзовых локонах Алексы.
– Я понимаю, что принадлежу к таким же людям, как ты.
– Не жалеешь, что пришел с Дэйвом?
Он посмотрел на свои руки.
– Я не могу сказать тебе, Алекса. Я не могу сказать тебе, как это прекрасно. Всю мою жизнь я был заточен во тьме, думал, что я урод, никогда не был в себе уверен. Потом все это… – Он показал на телевизор. – Волшебные чудеса, вот что это. И все остальное.
Алекса поняла, о чем он думал. Вместе с ним она чувствовала опьяняющее возбуждение изгнанника, возвращающегося к собратьям. Даже телевизор, знакомый символ ее работы, приобретал новое очарование, хотя это была стандартная модель с двумя экранами – верхний для срочных новостей, нижний – для круглосуточной газеты, которая принималась, записывалась на пленку и впоследствии была доступна для справок. Кнопки позволяли выбрать публикацию, а ручки настройки позволяли сфокусироваться на страницах, иллюстрациях или на печатном тексте. Формат, конечно, соответствовал значимости новостей. Большой скрытый экран, занимавший всю стену в одном конце комнаты, использовался для показа пьес, концертов, фильмов и мультфильмов. Но чтобы испытать дополнительное удовольствие от ощущений вкуса, запахи и прикосновения, нужно было идти в театры; такое специальное оборудование было все еще слишком дорогим для среднего дома.
– Да, – сказала Алекса, – ты один из Нас. И ты должен помнить, как важно будущее расы. Если ты останешься здесь, то ты не должен делать ничего, что может повредить Нам.
– Я помню, что ты мне говорила о п-параноиках, – кивнул Линк. – Я думаю, они что-то вроде каннибалов среди кочевников. Законная добыча для любого. – Он потрогал парик, отошел к зеркалу и поправил его.
– Там, на улице, Марианна, – сказала Алекса. – Подожди меня, Линк; я скоро вернусь.
Она вышла; Линкольн, неловко проверяя свое вновь осознанное могущество, чувствовал ее мысль, тянущуюся к полной, красивой женщине, прогуливавшейся среди цветов, вооруженной перчатками и лейкой.
Он побрел к клавилюксу и одним пальцем ткнул кнопку настройки. Тот запел:
"В веселом месяце мае,
Когда набухали зеленые почки,
Юный Джемми Гроув лежал при смерти
От любви к Барби Аллен."
Нахлынули воспоминания о Кэсси. Он загнал их в тень, вместе с кочевниками и бродячей жизнью, которую так хорошо знал. Это больше не было его жизнью. Кэсси – с ней все будет в порядке. Как-нибудь он пойдет за ней, и приведет ее сюда жить среди Болди. Только… только она не была Болди. Она не была как Алекса, например. Она, конечно, ни в чем ей не уступала; но эти разговоры о будущем расы… Теперь бы он женился на женщине-Болди и его дети были бы Болди…
Но он уже был женат. К чему все эти мысли? Брак у кочевников ничего не значил для жителей городов, конечно, но, все-таки, все эти ментальные общие круги были чем-то вроде полигамии.
Ладно, он взберется на холм, раз уж подошел к нему. Сначала ему надо было овладеть этой телепатией. У него получалось, но медленно, поскольку он не был воспитан с детства, как другие Болди. Скрытая сила должна была быть разбужена и направлена – не как учат ребенка, а с поправкой на зрелость Линка и его способность видеть и понимать цель.
Вошли Марианна и Алекса. Старшая женщина сняла свои холщовые рукавицы и смахнула с румяных щек капли пота.
– Привет, Линк, – сказала она. – Как дела?
– Средне, Марианна. Ты могла бы попросить меня помочь тебе на улице.
– Мне нужны упражнения. Я сегодня потеряла три фунта веса, споря с этим вымогателем репы Гатсоном там, в магазине. Знаешь, сколько он просит за свежий плод хлебного дерева?
– А что это такое?
– Лови, – Марианна сформировала ментальный образ, включающий внешний вид, вкус и ощущение на ощупь. Алекса вмешалась в их общение, добавив запах фрукта. У Линка были свои собственные стандарты для сравнения, и за минуту он усвоил целое понятие; теперь он безошибочно узнает этот фрукт. Марианна задала ему быстрый мысленный вопрос. Линк ответил.