Наум(поднимается). Вы, кажется, веруете?
Моше. Я — обязательно!.. (Касается рукой головного убора, поправляет.) А как же, слушай, если не верить — разве хорошо будет?
Наум. Вы точно уверены: Бог — есть?
Моше(не раздумывая). Мамой клянусь — есть!
Наум. Вы верите? Точно? Вы верите?
Моше. Очень верю! В нашем роду, дорогой, каждый мужчина, как маму знал: Бог — есть, Бог — один, все мы — под Богом!
Наум. Что хочет Бог?
Моше. Чтобы нам было хорошо, слушай!
Наум. Тогда почему так мучительно жить?
Моше. Почему, слушай, мучительно!.. Кто тебе такой глупость говорил? Смотри, я тебе говорю по-хорошему: если у тебя есть хороший жена, есть много хороший дети, хороший квартира, хороший машина, сам ты хороший, люди про тебя хорошо расскажут — как хорошо, слушай!..
Наум вдруг сникает, отворачивается, медленно опускается на стул.
Что, дорогой, разве я неправильно говорю? Ты разве не так думаешь?..
Лиза. Не так.
Моше. Почему не так? Мне интересно. Как человек!..
Лиза. Да потому что скучно, грузин-еврей. Да потому что мухи дохнут. Да бессмысленно это… Ты видишь, он отвернулся. И меня тошнит. С детства мне вешали на уши: у этих такая квартира, да еще дача с забором, да машина, которая чуть не летает… А у этого дочка замужем за миллионером, они по ночам миллионы считают!.. А у той, вы подумайте, бриллиант с лошадиную голову!.. У другого, на зависть, одна нога до колена — золотая, другая — серебряная, а обе руки по локоть в крови… Господи, тоска! Да по мне лучше уже сразу удавиться. Из дому сбежала, достали меня эти речи: пойдешь за богатого, сытого, обеспеченного, нарожаешь богатеньких, сытеньких, обеспеченных… Любили меня без памяти, хотели добра, а я про себя думала: ну, покажу вам богатого! Назло всем под самого нищего лягу! Назло незаконных детей нарожаю! Им назло, себе назло, всем назло, потому что… Так мне тоскливо с ними было… Как сейчас помню, к нам в седьмом классе новый учитель по физике пришел. Котяра такой с сединой, похож был на Ива Монтана. Носил он штаны в обтяжку, когда меня видел, эти штаны на нем трещали по швам. Страшно меня он боялся!.. Я на последней парте сидела, оттуда такие глаза ему делала — он закипал!.. А то, вдруг, достану и голую грудь покажу — с ним вообще столбняк!.. Мой первый учитель — учитель по физике! Так он мне эту физику преподал, что я еще тогда поняла: ой, блядью родилась, блядью помру. И никакие родители, мужья, дети… Да катитесь вы все от меня подальше! Да все же вы — врете!.. Жалкие людишки, бедные людишки… Это же невозможно выносить — всех все время жалеть… Господи, помоги, живу — не знаю, чего я хочу… Там не знаю и тут не знаю… И не знаю, надо ли мне знать… Говорят, где-то есть другая жизнь: будто бы только для души… Где будто бы только чистые души летают, друг с дружкой ласкаются… Где будто бы нету страха, нет пота, нет тоски… И где — хорошо… Но все это будто бы — там, а не тут. А тут… А что — тут?..
Моше(вдруг, кричит). Человек!.. Бог сказал: человек нужно тут быть! Только человек!.. Если будешь Тора любить, если будешь Бог любить — все у тебя будет хорошо, понимаешь?
Лиза. Не будет нам тут хорошо! Поняла, что не будет!.. Тут есть только тело и тут можно только мучиться!.. Тут столько злобы и столько ненависти!.. Я тоже так думаю: вся любовь — там, там!.. И все добро — ттам, там!.. (Плачет, сдирает с себя майку, шорты, опять остается без ничего, топчет ногами вещи.) Мучиться, мучиться!.. Мучиться!..
В дверь звонят.
Мучиться, Господи, мучиться… Мучиться…
Моше открывает дверь — является рослый, роскошный Американец.
Лиза(радостно кричит). Джонни приехал! Жизнь моя, Джонни!.. (Кидается ему на руки.)
Американец легко ее поднимает, смеется.
Как там, в Америке, Джонни! Ай эм глад ту си ю!.. Уноси поскорей меня, Джонни!.. Как хорошо, что вернулся! Ох, как же я рада!..
Скрываются. Тишина. Доносится Лизин счастливый смех. И опять — тихо. Моше на цыпочках крадется к двери, прислушивается. Отходит, недоуменно стоит. Тяжело вздыхает.
Моше. Мамой клянусь, слушай, дорогой… Разве так хорошо: при мне, понимаешь, при тебе… Ты — даже муж, понимаешь… Слушай, совесть, по-моему, окончательно нет: как будто так нужно… (Внимательно разглядывает потолок.) Небо не падал… Земля не треснул… (Молчат.) Я сколько живу, слушай, столько удивляюсь: какой наш Бог терпеливый… Мамой клянусь, у меня восемь детей — я не такой терпеливый. Могу их немножко бить, слово могу нехорошо говорить… А Он, слушай, все терпит… (Глядит наверх и вздыхает.)
Как это будет по-русски — забывал… Бира, бира… Вот: пиво хочешь? Ох, у нас, слушай, в Израиль самый хороший пиво! Один человек мне говорил: немцы хорошо делают пиво. Я тебе говорю: евреи делают тоже очень хорошо! Честный слово!.. (Молчат.) Слушай, забывал: ты — русский, да? Ты, может быть, водка хочешь? В Израиле есть водка — сколько душа просит! Даже китайский!.. Есть даже грузинский чача. Самый лучший на свете! Чача хочешь? Чача не везде бывает. А, слушай, я знаю, где чача. Пойдем со мной, дорогой, хочешь?.. (Наум сидит, не пошелохнется.) Знаешь, дорогой, одну я порядочный женщина встретил за целый жизнь — моя жена! И то благодаря потому, что я ей каждый день ребенок делал! Понимаешь? Если один день пропускал — уже ничего, как надо, не понимал! И уже — мамой клянусь — думал про нее не хорошо, убивать хотел. Господи-Господи, не давай мне так сделать…
Как всякий верующий еврей, обращается лицом в направлении к Стене Плача и молится.
«Господи-Господи, блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на путях грешных, и не сидит на собрании развратителей; но в законе Господа воля Его и о законе Его размышляет он день и ночь!
И будет он, как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет.
Не так — нечестивые; но они — как прах, возметаемый ветром. Потому не устоят нечестивые на суде, и грешники — в собрании праведных.
Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет».
Моше оборачивается, на глазах у него слезы.
Очень прошу тебя, дорогой: на Бога не обижайся. Бог никогда плохо не делает. Это — самый главный, что надо понимать. Смотри: Бог тебя хорошо сделал. И меня — как хорошо!.. Ее, такой террорист, — тоже хорошо!.. Смотри еще: какой мы красивый, умный, сильный! Мамой клянусь, если ты, или я, или она нехорошо сделаем — Бог не виноват. Он не хотел, чтобы нам было нехорошо! (Решительно утирает слезы, достает пистолет, протягивает Науму.)
Наум внимательно разглядывает оружие. Берет не сразу. Но берет. Решительно встает и направляется туда, где Лиза.
Дорогой! Дорогой!
Наум останавливается.
Я тебе хочу говорить: все человек, кто немножко человек, будут говорить: молодец! Правильно делал!
Наум делает шаг — его опять останавливает окрик Моше.
Брат! Брат!.. Если я тебя буду попросить — делай, пожалуйста: судья потом будет говорить: где брал застрелять? Кто давал? Я тебя очень прошу, ты говори: воровал у Моше. Хорошо? Что я тебе сам давал — не говори. Хорошо? А я буду говорить: а он у меня воровал, я ничего не смотрел, не знаю… Хорошо?
Наум задумчиво разглядывает пистолет.
Брат, скоро девять детей будет, жалко… Тебя жалко, детей жалко, всех жалко… Ты меня понимаешь?
Наум кладет пистолет на стол, возвращается на свое место. Сидит молча, задумчиво.
Почему, слушай… Хочешь прощать?.. Стрелять за такое нужно, я тебе говорю! Мамой клянусь, если ты не будешь делать — я буду делать. Я не могу смотреть, когда женщина такой!..
Наум(морщится). Да оставьте…
Моше. А почему ты боишься, слушай? Если мужчина — надо быть, как мужчина, мамой клянусь!..
Наум. Все надоело. Ничего не хочу — говорить, делать. Пустая затея — жить, пустое — искать в этом смысл. Себе самому и кому-то доказывать, что ты еще жив и чего-то можешь. Да скучно, поймите. Любить, ненавидеть, мстить — да зачем?.. Смешно обижаться, требовать, надеяться — когда все равно никто никому ничем не обязан. И значит, все — зря!.. Что вам от меня надо? Отстаньте вы все от меня! Что вы тут делаете? Кто вы такой? Зачем?..
Моше. Помогать хочу, брат…
Наум. Да как?.. Родишь меня заново? Отсидишь мои лучшие годы по психушкам и лагерям? Или научишь меня, наконец, как жить? Да поздно, хороший человек, поздно!..
Моше. Почему, слушай? Кто тебе так говорил? Никому не верь! Слушай меня немножко, я немножко знаю, смотри: Ною было пятьсот лет — очень много! — когда он рожал Сима, Хама и Иафета!.. Авраам, наш отец, было сто лет, когда он рожал Ицхак, любимый сын его, тоже наш отец!.. Царь Моше было восемьдесят лет, когда он спасал наш народ из Египет!.. Смотри: наши отцы всегда говорили: будет хорошо — и делали дети! Молодцы, да? Ты тоже должен так говорить и так делать!
Наум. Чего ты от меня хочешь?
Моше. Чего хочет, Бог, брат, — я тоже так хочу: чтобы тебе было хорошо!
Наум. Не будет уже хорошо.
Моше. Ты не знаешь еще, как Бог умеет!
Наум. Он умеет!.. Только я Его не понимаю!.. И все для меня бессмысленно, если — не понимаю!.. Когда-то я думал: вот, я родился и я — уникальный. И все началось с меня и на мне все закончится. Как было представить мир без себя?.. Но приехал сюда и понял: я был всегда. И моя дурацкая жизнь начиналась давно. И мучаюсь я давно, и мучиться буду долго. Потому что так хочет Бог! Бог!!.
Моше(отзывается эхом). Бог!..
Наум.