— Да ну тебя! — фыркнула она.
Клим счастливо улыбнулся. Вот он — его ежик. Хорошо-то как.
— Будешь моей девушкой? Обещаю, что не позволю себе ничего лишнего.
— Вот это правильно. Одного ребенка мне уже хватило.
— Это правда, что ты попросила перевязать трубы?
Женя тяжело вздохнула.
— Да, но для этого нужно двое детей и разрешение мужа. Мне отказали. И я решила, что просто больше никогда не подпущу к себе мужчину.
— Жень…
Климу вдруг стало ее очень жаль. Что он наделал? А не наделал бы, и не было бы Макса... Что же все так сложно? Он снова поцеловал ее в макушку и погладил по спине. Женя внезапно слабо улыбнулась.
— Помню, одна бабушка мне в детстве сказала, что от поцелуев бывают дети…
— Только не говори, что ты поверила.
— Поверила. Была в ужасе. Дала зарок ни с кем не целоваться. Надо было его держать.
— Подожди. Так ты же со мной в первый раз…
— А я о чем!
Клим не удержался и расхохотался. Он чувствовал, как постепенно его отпускает. Женя лежала рядом: живая и бодрствующая, и ей больше ничего не угрожало, и это было все, что в этот момент ему требовалось.
— Но я серьезно, Жень. И в качестве доказательства своих намерений я принес тебе подарок, — и он достал из кармана пакетик с MM`s. При виде его Женя засмеялась тоже.
— Примешь ли ты мой дар?
— Заберу силой, — ответила Женя, вырвала из его рук пакетик, вскрыла и высыпала разноцветные шарики себе на ладонь. Принялась отправлять в рот один за другим, постанывая от удовольствия. Довольный Клим тоже взял несколько конфет и закинул в рот разом.
— Вот и уговорились, — решил он.
— Как там Макс? — спросила Женя, явно не желая развивать тему.
— Нормально Макс, — ответил Клим и усмехнулся. — Полагаю, пока мы тут с тобой сражались с древними силами и твоими тараканами, наш мальчик стал мужчиной.
— Что?!
— То. Два дня наедине с Полиной.
— И?
— Жень, ты шутишь?
Женя пожала плечами.
— Ему всего шестнадцать. И ей тоже.
— Уже шестнадцать.
— Ну не знаю, я в шестнадцать стеснялась смотреть, как люди обнимаются.
— Ага, и зареклась целоваться. Это мы уже выяснили. А вот я в шестнадцать уже на стенку лез.
— Прям вот так?
— Прям вот так.
— О… И как справлялся?
— Плохо. Мне девушка нравилась одна страшно. Я ее замуж позвал.
— Правда?
— Ага. Сейчас думаю, какое счастье, что она мне отказала. Наверное, она тогда уже лучше меня самого понимала, чего мне от нее нужно.
— И что потом?
— А потом нашел ту, с кем у меня желания совпали.
— И сколько тебе было?
— Семнадцать.
— Как интересно, — произнесла Женя с самым что ни на есть подлинным исследовательским интересом. — И ты полагаешь, что Макс пошел в тебя?
— А вот вернемся домой и узнаем.
— Но ты же говорил с ним… Ну…
— Конечно, говорил! И учитывая, что он сын доктора исторических наук и начальника следственного отдела, думаю, он подойдет к этому вопросу ответственно.
— Клим. Он наш сын.
Клим задумался. Хмыкнул. Потом достал из кармана телефон и набрал номер Макса.
— Привет, сын, — мрачно сказал он в трубку. — Ты конкретно сейчас чем занимаешься?
— Мы с Полей кормим кота, — явно с перепугу выдал правду Макс, забыв поздороваться.
— И как успехи?
— Он почему-то не хочет есть.
— Тогда перестаньте кормить.
— А. Точно. Поль, папа говорит, кота можно отпустить. Просто у Полины же болонка, а они едят по часам, вот ее и смутило, что Петька отказывается…
— В тебя пошел, да? — шепотом спросила Женя.
Клим прикрыл глаза. Он и сам сейчас не знал, какого ответа на этот вопрос желает больше.
— Ты там сам-то ешь?
— Ага, меня Поля тоже кормит.
— Тоже по часам?
— Ну, пап…
— Точно в тебя… — прошептала Женя.
— Пап, а как мама? — спросил Макс.
— Нормально мама. Сейчас дам. А ты помнишь да, что все, что тебе может понадобиться, в нижнем ящике моего стола…
— Папа!
— Вот именно. И не желаю становиться дедушкой. Все, хватит сопеть. Даю маму.
Женька напряглась так, будто он ей не трубку передал, а как минимум гранату с выдернутой чекой.
— Привет, Макс, — выдохнула она.
— Привет, мам, — услышал Клим. Голос у Макса был виноватый. — Ты там как? Папа так сорвался, что я решил, с тобой что-то серьезное.
— Нет, все уже хорошо. Не волнуйся.
— Ага… Мам, я это… Я извиниться хотел… Прости, что наговорил всякого… Я не должен был.
Женькины пальцы, лежащие у Клим на груди, явно машинально смяли ткань его футболки.
— Все хорошо, — сказала Женя и тяжело сглотнула. — Я тоже перед тобой виновата. И ты многое сказал правильно.
— Злишься?
— Нет.
— Ты вернешься домой или останешься там?
Клим наклонился, заглядывая Жене в лицо. Ну же, ежик, в этот раз решать придется самой.
Что ты выберешь?
Женины пальцы выпустили его рубашку.
— Максим, — начала она…
***
Следующий день выдался пасмурным. Клим стоял рядом с обрывом и смотрел на реку. Она была широкой и неспешной, и глаз на ней отдыхал. Климу нравились реки, они казались ему метафорой жизни. Что бы ни происходило вокруг, река текла дальше: неторопливо, но верно, и никому еще не удалось повернуть ее воды вспять.
— Привет, — сказала Женя, вставая рядом с ним.
— Он жив? — спросил Клим, имея в виду Семена Владимировича.
— Увы, — нахмурилась она. — Слушай, а если он заранее умрет от ужаса или его доведут студенты, это можно будет вменить мне в вину?
— Я тебя прикрою, — засмеялся Клим. — А что ты решила насчет Александра Юрьевича?
— Бог ему судья, — тяжело вздохнула Женя. — У него свое горе, и я отчасти его понимаю. Не будем о нем. Давай лучше прогуляемся.
— Почему бы и нет.
Молча они прошли по улице до спуска к реке и направились вдоль нее, медленно удаляясь от поселка. Миновали пришвартованные лодки и группу детей, что с визгом бросались в воду, поднимая столбы брызг.
Женя выписалась из больницы с утра, написав отказ от госпитализации. Она хотела сделать это еще вчера, но врачи встали насмерть. Борт из Якутии прилетел и улетел ни с чем. Саргылана Ивановна была счастлива. Вместе с ней Клим скормил огню самые пышные лепешки, а потом еще несколько конфет и чуть-чуть молока. Приходил Антон, выслушал новости и, кратко поблагодарив, ушел. Клим посмеялся над собой: приревновал к мальчишке... Но с другой стороны, он был ему благодарен: если бы не студент, он бы, может, так и не понял своих чувств. Потом попытался разгрести лавину из сообщений, присланных с работы, плюнул на это гиблое дело и позвонил брату. И отчего-то едва не заплакал, когда услышал его обеспокоенный голос.
Ночь Клим провел без снов. А утром пришел в больницу и застал Женю ругающейся с медсестрой.
— За вами присмотр нужен! — восклицала медсестра.
— За ней есть кому присмотреть, — пообещал Клим, возникая за Жениным плечом, и лучезарно улыбнулся. — Мы вам так благодарны, вы не представляете! Это вам!
И протянул медсестре пакет со сладостями и фруктами.
— Да вы что удумали? — всплеснула руками медсестра. — Уберите немедленно!
— От чистого сердца, — поклялся Клим. — Спасибо, что позаботились о Жене.
— Ей нужно наблюдаться!
— Обещаю не отходить от нее ни на шаг.
— Ну знаете ли, если что потом случится, мы в этом виноваты не будем!
— Разумеется, — подтвердил он, — но я клянусь: с ней ничего не случится. Я о ней позабочусь.
Женя взглянула на него. «А что, — подумал Клим, — двадцать два года прошло, самое время обновить клятву».
Медсестра в сердцах хмыкнула, но уступила: выдала Жене бланк и ручку.
— Свобода, — выдохнула Женя, выйдя за порог больницы.
— Я ускользнул от Эскулапа, худой, обритый — но живой, — засмеявшись, процитировал Клим.
— Вообще не смешно.
— Согласен. Извини. Что дальше?
— Душ. А потом я сообщу Семену радостную новость.
Пойти с ней к Семену Владимировичу Женя Климу не разрешила. Сказала, что он не даст ей разгуляться, и предложила побродить по Оленьку, дабы скрасить ожидание. Для человека после комы Женя действовала на удивление бодро. Но Клим видел: она зла и напугана, это-то и есть топливо.
И вот сейчас, разобравшись с делами и более не имея возможности вложить свой ужас во что-то продуктивное, Женя покрылась иголками и приготовилась отбиваться. Поскольку, если не считать детей, чьи крики уже стихали вдали, на пустынном берегу Оленька они были вдвоем, видимо, от него.
Какое-то время они продолжали идти молча. Женька кусала губы, Клим созерцал пейзажи. За долгие годы он уяснил, что нет смысла тратить время на подготовку к ее взрывам, лучше использовать его на что-то более полезное.
— Про Оленёк существует две легенды, — наконец подала голос Женя. — Первая гласит: жил человек, и сделал он столько зла, что был сослан богами в тундровую глушь, обратился в реку и теперь обречен на вечное одиночество.
Она замолчала.
— А вторая? — спросил Клим.
— Она очень похожа, — после небольшой паузы вздохнула Женя. — Скитался по земле человек, и был он так одинок, что превратился в реку…
В ее словах Климу послышалось скрытое сравнение.
— Ты не одинока, — сказал он.
Женя не ответила.
— Знаешь, что я понял? Часто мы сами делаем себя одинокими. Возводим стены и не замечаем тех, кто просит пропустить за них.
Женя остановилась и повернулась к реке.
— Первым же рейсом отсюда улетим в Якутск, потом вернемся домой. Я поговорю с Максимом. Если верить моему выписному эпикризу, то я до сих пор при смерти, так что вряд ли кто-то скажет что-то против, если я не выйду на работу. Весь август я буду его. Разумеется, если он захочет.
— Разумеется, он захочет. Но совсем вся — это плохой вариант, не надо таких жертв, так ты снова сбежишь от нас через неделю. Жень, а давай куда-нибудь рванем втроем. У меня же тоже в августе отпуск. Поверь, вне четырех стен с ребенком проще.