— У нас, женщин, свои секреты, — притворно потупившись, произнес я. Ну не говорить же, в самом деле, что я его из воздуха слепил? Ну, кто в такую чушь в трезвом рассудке поверит? Лучше промолчу — об этой моей особенности никто не знает.
— Ох, Вадимыч, Вадимыч, я с тобой скоро сам в реанимацию загремлю… Инсульт там, или инфаркт…
— А, не прибедняйся Федор Кузьмич! С твоим-то здоровьем! Мужики, а где я сейчас? В Москве?
— В Москве? С чего ты взял? — удивился Топорков. — Ты в Сибири, в областной клинической… Мы, вообще-то, с Прохором за твоим хладным телом сюда приехали! Нам же сообщили, что ты того, перешел в мир иной… Хотя Прошка до последнего не хотел в твою смерть верить! Живой, говорит, Серега, зуб даю!
Мы с Прохором понимающе переглянулись.
— И гляди-ка, ты, прав оказался! — закончил Федор Кузьмич.
— Кто еще об этом знает? — спросил я. — Ну, о моей смерти?
— Никто, — сообщил Топорков, — мы решили не афишировать… До выяснения, так сказать…
— Вот и здорово! — обрадовался я. — В прессу ничего не просочилось?
— Обижаешь, Сереженька! — фыркнул генерал. — Первым делом рты позатыкали: кого подмазали, кому пригрозили… Так что на трассе случилась банальная бандитская разборка между членами организованной бандитской группировки, занимающейся в этом районе разбоем и убийствами. Ты и ментам помог, вылечил головную боль — они за ними уже год как землю роют.
— Знаю, — кивнул я, — мне говорили, что здесь перегонщиков неоднократно мочили.
— Вот-вот, даже предупреждали тебя! — произнес Федор Кузьмич.
— А сюда меня кто приволок? — продолжал я восстанавливать цепочку событий после моей отключки.
— Там поселок недалеко — Нахаловка, пацаны-перегонщики тебя сначала туда отвезли в больничку, — просветил меня Прохор.
— А че с уродом стало, который меня подстрелил?
— Они же его и скрутили — патронов у отморозка больше не было, — продолжил Прохор. — Тебя в больничке осмотрели и признали мертвым…
— Ага, — перебил я Воронина, — врач сказал в морг, значит в морг!
— Примерно так и было, — согласно кивнул Прохор. — Документики твои когда в местной ментовке пробили, ужаснулись… Ну, так инфа и до нас с Федором Кузьмичем докатилась…
— Слава Богу, что сначала до вас, а не до прессы! — облегченно выдохнул я. — А как поняли, что я не умер?
— Есть в нахаловской ментовке летеха-гаишник один, они с напарником тебя на трассе останавливали…
— Семен Колобков и Шурка-сержант. — Вспомнил я имена гаишников.
— Они, — кивнул Прохор, — их для опознания в Нахаловский морг отрядили. Вот они-то и заметили, что ты вроде бы живой.
— Увижу, отблагодарю! — сообщил я коллегам. — Ведь и вправду окочуриться мог! — Я заговорщически подмигнул Воронину: ага, окочурюсь я — не дождетесь!
— Ну а потом тебя на скорой в областную клинику и доставили. Дальше ты сам знаешь…
— Слушайте, мужики, я вроде бы в реанимации, а до сих пор ни одного врача не видел…
— Вот я садовая голова! — хлопнул себя по лбу ладошкой Федор Кузьмич. — Я ж там парням приказал никого не впускать… Вот старый пенек!
Бывший генерал пулей вылетел из палаты, а через секунду вернулся в сопровождении разгневанного врача.
— Это просто безобразие! — бушевал доктор. — Что вы себе позволяете! Быстро все вон отсюда! Человек только после тяжелого ранения в себя пришел…
— Все, доктор, дорогой, уходим! Прохор!
Хлопнула входная дверь, и мы остались один на один с врачом. Доктор, пожилой солидный дядька, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая расшалившиеся нервишки, и произнес:
— Сергей Вадимович, я ваш лечащий врач Толстобоков Степан Павлович. Как вы себя чувствуете?
После ухода врача ко мне опять прорвались Федор Кузьмич и Прохор.
— Вот что, Сережка, — произнес Топорков, — врач сказал, ты на поправку пошел…
— Здорово, — согласился я.
— Знаю, что на тебе все, как на собаке все заживает, — пошутил генерал. — Но в следующий раз, давай без этих твоих штучек! — предупредил Федор Кузьмич. — Ты если не себя, то всех нас в гроб вгонишь!
— Буду стараться, товарищ генерал! — приложив ладонь к виску, шутливо отрапортовал я.
— Ох, молодежь! — покачал седой головой отставной генерал. — Все бы вам хиханьки, да хахоньки! Ладно, раз с тобой все в порядке, я обратно — дел «за гланды»… Сам-то как, возвращаться не собираешься?
— Нет, не собираюсь.
— Хорошо, тогда я с тобой на первое время Прохора оставлю, пока ты совсем на ноги не встанешь. Да, вот еще что хотел спросить: Машка сказала, что ты распорядился все рублевые счета позакрывать?
— Да, — подтвердил я. — Закрывать, либо переводить в валюту. И чем быстрее, тем лучше!
— Проверенная информация? — подобрался старый служака.
— Более чем, — ответил я.
— Понял. Тогда выздоравливай поскорее, — он протянул мне руку, — и больше так не попадай! До встречи!
— Не переживай, Федор Кузьмич, все нормально будет!
— Ладно, парни, я побежал! Хочу на ближайший рейс до столицы успеть…
— Счастливо, Кузьмич! — попрощался я.
— Федор Кузьмич, я, как только, так сразу и вылечу, — произнес Воронин.
— Все, парни, удачи! — генерал отсалютовал нам сжатым кулаком и стремительно вышел из палаты.
— Кузьмич-то наш еще ого-го! — с белой завистью в голосе протянул Прохор.
— Да, бодрый старикан, — согласился я. — Нам бы в его годы такую энергию. Слушай, Прохор, мне валить из этой больнички надо… Поскорее…
— В смысле? — не понял Воронин.
— Забыл что ли? Меня в этот раз, похоже, реально завалили!
— Я так и понял, — согласно кивнул Прохор, — в морг тебя действительно покойником определили. А там ты и того…
— Вот именно, что того! Там я и воскрес в очередной раз! А отсюда валить надо — у меня со дня на день раны закроются так, что и следов не останется! У местных эскулапов сразу куча вопросов появится… А оно нам надо? — риторически спросил я.
— И даром не нать, и с деньгами не нать! — согласился Проха. — Тогда я к главврачу, выписку оформлять?
— Толстобоков заартачиться, — задумчиво произнес я, — он мужик правильный… После такого-то ранения вообще редко кто выживает, — я хохотнул.
— Не суетись, решим это вопрос: где подмажем, где попросим — не первый раз замужем! — не стушевался Прохор.
— Слушай, давай мы так сделаем, — меня неожиданно осенило, — оформим мой перевод в Нахаловскую больницу. Во-первых: это рядом… А во вторых надо ментов отблагодарить, а то как-то не по-людски. Они меня, можно сказать, к жизни вернули!
— Ладно, займусь, — ответил Воронин. — А ты — покемарь пока. Ты хоть и бессмертный сукин сын, но видок у тебя… Краше в ящик кладут!
Каким способом Прохору удалось уломать главврача и Толстобокова, я не уточнял. Сначала они пытались меня «образумить», говоря, что последствия такого ранения могут быть непредсказуемыми, что так нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью, и прочее-прочее-прочее… Но уже утром следующего дня, написав всевозможные «отказные письма», в которых брал всю ответственность за любые последствия нарушения лечения на себя, я трясся на жесткой лежанке в машине скорой помощи в сторону поселка Нахаловка. В поселковой больничке я тоже рассчитывал провести не более одного дня: так как из опыта знал, раны мои вскоре совсем исчезнут. Да и весь этот перевод из одной больницы в другую был устроен только для того, чтобы хоть немножко усыпить бдительность областных врачей, в руки которых в кои-то веки попала столь известная личность. К моему прибытию Прохор уже успел насуетить отдельную палату, в которую меня с комфортом вкатили прямо из машины скорой помощи на каталке. В палате с распростертыми объятиями, фруктами и цветами меня встречала местный главврач: Светла Васильевна Клюшкина — крепкая дородная женщина лет 55-ти, окруженная группой взбудораженных врачей. После взаимных приветствий и расшаркиваний, Светлана Васильевна, опустив очи долу, смущаясь и краснея, словно нашкодившая школьница перед строгой учительницей, произнесла:
— Сергей Вадимович, вы уж простите нас, грешных, что не разобравшись, как следует, вас в морг определили… Мы уж и сами себя давно поедом съели…
— Дорогая Светлана Васильевна, да не переживайте вы так! — Как можно тактичнее прервал я извинения главврача. — С кем не бывает? Все мы время от времени ошибаемся… Косячим, как модно сейчас выражаться…
Врачи немного приободрились, а я продолжил:
— Ведь все хорошо закончилось! А это главное! Я, уж поверьте мне на слово, зла ни на кого не держу…
— Сергей Вадимович, — чуть не в ноги кинулась ко мне Светлана Васильевна, вздохнув с облегчением — видимо ожидала от меня совсем другой реакции, — да мы вас всем коллективом так быстро на ноги поставим…
— Светлана Васильевна, голубушка, только рад буду! Да, и просьба у меня к вам: не нужно распространяться насчет моей персоны. Хочу остаться инкогнито… Ну, насколько это возможно. А сейчас, можно, я немного отдохну? Что-то утомился в дороге…
— Конечно-конечно! Пойдемте товарищи! — поспешно произнесла Клюшкина, выдавливая собравшихся врачей из палаты. — Сергей Вадимович, — сказала она, остановившись на пороге, — вас бы осмотреть… Все-таки тяжелое ранение…
— Хорошо, я чуть-чуть… только в себя приду, и можете осматривать, — произнес я, переглянувшись с Прохором.
— Отдыхайте, Сергей Вадимович! — сказала Светлана Васильевна, закрывая за собой дверь.
— А у тебя раны еще не зажили? — спросил меня Прохор, когда мы остались одни.
— Вроде бы еще нет, — ответил я. — Я ж в областной сегодня на перевязке был… Хоть и удивлялись все, что так быстро заживление идет, но ты же видел в прошлый раз, что с каждым часом темпы только возрастают. Интересно, если меня до пепла сжечь, за какое время я восстановлюсь?
— Сплюнь, Серега! — посоветовал Воронин. — А вдруг не восстановишься? После каждого покушения от тебя хоть что-то, да оставалось… А до пепла… Ну его нафиг, такие варианты!