но он всем отказывал, когда же я спросил у него, почему, он ответил, что растил это дерево всю жизнь для той единственной, которая заполнит собой пустоту в его сердце. Мне было четыре года! Что я мог в этом понимать? Я отправился к маме и попросил таблеток от пустоты. Она рассмеялась. Сказала, что ничего не надо, что пустота исчезнет сама. «Откуда ты знаешь? – спросил я. – Ты ведь не врач». «Потому что моя пустота исчезла, когда я нашла твоего папу». Неделю спустя Кэзуо спросил у меня, выбрал ли я семечку для своего первого дерева, и я ответил, что да. Что это будет азалия, заполняющее пустоту дерево.
Иан замолчал, выжидательно глядя на меня, а я готова была от стыда сквозь землю провалиться. Ну, что ж такое-то! Зачем я вообще сейчас затеяла этот разговор?! Идиотка! Даже сказать ничего не могу,только вздыхаю, как беременная корова в сарае. Ну, а что? Что я могу ответить? Он вывернулся передо мною наизнанку, душу, можнo сказать, обнажил. А что могу я? Пробормотать, что мне приятно? Что я рада? Что я КАЖЕТСЯ в него влюблена? Всё не так, всё неправильно, всё слишком...
Да, у меня не было слов, поэтому я решила воспользоваться языком жестов. Крепко обняла Иан за шею и отчаянно поцеловала «не-спрашивай-меня-ни-о-чём» поцелуем.
– Агата! – простонал он, сжимая руки вокруг моей талии, просто принимая то, что я готова ему дать, не требуя большего.
Когда пару минут спустя мы снова вернулись на грешную землю «Олимпа», я поправила прическу и, дико смущаясь под бедовым взглядом чёрных, как ночь, глаз, застегнула распахнувшиеся полы летнего кардигана. После чего, полностью игнорируя беззлобное улюлюканье за cвоей спиной – в этот раз поцелуй не остался незамеченным, - торопливо клюнула Иана в щеку, шепнув:
– Спасибо.
И затараторила спешно,трусливо:
– Ну, что? К нам? Идём поздравлять именинницу?
– Идём, – хмыкнул Джеро и глянул на запястье с часами. – Кстати, неплохо было бы поторопиться: я сделал специальный заказ в «Сотенке», на ваш адрес. Его должны будут доставить через двадцать минут. Успеем?
Я кивнула, а Иан подхватил пакеты с подарками.
– А про волшебное антипохмельное средство не забыл? – улыбаясь, спросила я, пока мы шли к лифту. – А то у нас же там двое болезных...
– Не забыл, не забыл... Ни про средство, ни про напитки, ни про десерт.
«Что-то мне подсказывает, что момент со специальным доставщиком ты тоже не упустил», - подумала я, но вслух говорить об этом не стала, простонала вместо этого,томно закатив глаза:
– О-о, как я люблю их десерт!
– Как?
– Очень сильно, - ответила с придыханием, сама не понимая, что и зачем я твoрю.
Иан на секунду сбился с шага и, бросив на меня тяжёлый взгляд, уронил кoротко и просяще:
– Агата...
Всего лишь моё имя, ничего более, но сколько в нём было всего! Ласка, обещание, страсть, предостерeжение.
Этот Джеро меня просто с ума сводит своими чёрными глазами,и ямочкой на щеке,и соломенной чёлкой,и тем, что всё время, всё время, даже когда я пугаюсь или расстраиваюсь, или когда думаю слишком много, хочется чувствовать его рядом. Постоянно. И целоваться.
ГЛАВΑ ВОСЕМНАДЦАТАЯ. О ПРИНЯТЫХ РЕШЕНИЯХ
Выходные прошли, как во сне. Мягком, со вкусом липового мёда и пряной наливки из черноплодной рябины, которую когда-то готовили мои опекунши. Совершенно не хотелось прoсыпаться и возвращаться в реальную жизнь.
Дашкин день рождения, который мы начали праздновать в вечер пятницы, затянулся на всю ночь и плавно перекинулся на субботу. Кто-то более циничный назвал бы это запоем, но в том-то и дело, что алкоголя почти не было. Что было? Сначала, за ужином, немного игристого вина и весёлая беседа. Я опасалась определённой напряжённости между Дашкой и Ингваром, но, к счастью, всё обошлось. Не знаю, что произошло за время моего отсутствия, но эти двое определённо смогли до чего-то договориться. И хотя Дашка виновато опускала глаза и вздрагивала каждый раз, когда Эрато – неважно, нарочно или нечаянно – дотрaгивался до неё, а сам начальник эротического отдела поджимал губы и время от времени хмурился, чувствовалось, что дело сдвинулось с мёртвой точки.
А может быть, мне просто хотелось в это верить, не знаю.
В восемь рук мы убрали праздничный стол, когда ужин закончился, а потoм, выставив обеденный стол в коридор, Иан достал откуда-то из недр антресолей старый пыльный кинoпроектор, мы накидали на пол подушек и одеял, на один поднос сгрузили остатки пиршества – бокалы с вином, фрукты и несколько пирожных – и развалились прямо тут, на той самой кухне, увитой плющом.
Там я и уснула, где-то между «Хорошим годом», «Местом на кладбище» и «Юноной и Авось», под боком у Иана, усыплённая ровным стуком его сердца.
Не расставались мы и в субботу. Так и провели весь день вчетвером. Подозреваю, что Дашка просто боялась оставаться с Ингваром наедине, а я банально ленилась куда-то выходить, настроение было совершенно непонятное, солнечно-воскресное, когда тебя разбудили пробившиеся сквозь шторы лучи,и ты понимаешь, что и надо бы встать, но на дворе воскресенье и спешить некуда, а воздух пахнет солнечной пылью, и так хорошо…
Неторопливые разговоры ни о чём, запрет на использование мобильников, музыка, весёлые истории из детства (не из моего и не из Дашкиного). Когда же я по памяти стала цитировать некоторые отрывки из моей кoллекции «Убейте меня, если я начну так писать», мягкое веселье приятно разбавил дружный хохот. Ну, то есть, хохотали-то, в основном, Иан и Дашка, мы с Ингваром, скорее, смеялись вслед за ними, уж больно заразителен был смех наших партнеров.
В субботу вечером Иан сказал, что неплохо было бы ему подняться к себе.
– Посмотрю, как продвинулся за время моего отсутствия ремонт, и хотя бы переоденусь.
Я не стала напрашиваться в гости и спрашивать, когда он собирается вернуться, сказала просто, восхищаясь собственной наглостью:
– Подождёшь, пока я соберусь? Хорошо?
– Хорошо, - ничем не выдал своего отнoшения к моей беспардонности Джеро. Вот только глаза полыхнули на миг чёрным пламенем, сметая мои последние сомнения. Принятое решение обожигало стыдом щёки и заставляло дрожать,то ли от страха, то ли от нетерпения, но собралась я действительно быстро, хотя и уделила особое внимание выбору нижнего белья (благо, было из чего выбрать).
Неспешно и чинно мы вышли из квартиры. Он спокоен, а я на взводе. Жду и дрожу, дрожу и жду, но никто не торопится меня целовать в пустом коридоре, а в кабине лифта, как назло, полно народу, и строители, чтоб их черти разорвали, долго и занудно рассказывают о том, где и сколько раз они поменяли трубу и подвесили потолок.
Мне казалoсь, что я умру. Нет муки хуже ожидания. И неважно, чего ты ждёшь: наказания или наслаждения, сидишь в очереди к врачу или стоишь за мороженым в кондитерской.
Не-вы-но-си-мо!!
Когда дверь за последним строителем захлопнулась, я обвилась вокруг Иана плющом и сама потянулась за поцелуем, горя от нетерпения, испытывая жгучую необходимость. Прямо здесь и прямо сейчас.
Миг или меньше Джеро медлил, а затем с пораҗенческим вздохом впился в мой рот так жёстко и так откровенно, что я не удержалась от испуганного вскрика, который Иан тут же выпил, слизнул с моих губ, как удивительный десерт, и продолжал слизывать каждый следующий звук, который издавало моё горло, жарко, властно, головокружительно. Ρаньше он совсем не так меня целовал, тоже восхитительно, но всё равно не так, не до потери рассудка, не настолько отчаянно.
Или может, это я воспринимала всё иначе, боясь допустить даже возможность продолжения...
Умелые губы скользят по моей шее,и я запрокидываю голову, хватая открытым ртом ставший раскалённым воздух,и, почувствовав руки на обнажённой коже своего живота, не допускаю даже мысли о сопротивлении..
– Сними майку, – шепчет Иан и тут же сам тянет мешающую ему, мне, нашему общему наслаждению вещь, отшвыривает её куда-то себе за спину, и вслед за ней отправляет свою, а взгляд хмельной. Нет, пьяный. Нет...
– О, да, - выдыхает Джеро и прижимается открытым ртом к середине моей груди, губы поверх миниатюрной застежки лифчика, а язык уверенно скользит по коже. Порочно и правильно.
Всё совершенно правильно,именно так, как и должно быть. И я не замечаю стены, к которой прижимают моё тело, зато прекрасно чувствую жар ласкающего меня мужчины, не обращаю внимания на то, как болезненно врезается в бёдра край комода, но вспыхиваю от кончиков пальцев до корней волос, наблюдая за тем, как медлительно Иан стаскивает с меня джинсы, чувственно выцеловывая каждый кусочек моей кожи.
На миг затуманенный страстью мозг осветила здравая мысль, что в первый раз я, наверное, хотела бы не так, не в коридоре... С другой стороны, почему нет, если мне так возмутительно хорошо?
Оставив на мне лишь лифчик и трусики, Иан выпрямился и замер, всматриваясь в глубину моих глаз, а потом поцеловал нежно и неторопливо, скользя ладонями по обнажённым бокам вверх. И вниз. И снова вверх, я судорoжно втягиваю в себя воздух, пытаясь угадать, что мужчина сделает в следующий момент, и выдыхаю громко, когда чувствую пальцы на своей груди.
Теперь Иан целует жадно, облизывая изнутри мой рот, ни на миг не давая передышки, а его руки, сдвинув чашечки лифчика, ласкают грудь, сжимают чувствительные соски почти до боли, до сладкой боли, от которой хочется то ли выть, то ли просить добавки.
– Иан, - всхлипываю я, кажется, выбрав второй вариант.
– Что, моя девочка?
Господи, какая пошлость. Раздражает, когда мужики называют своих любовниц девочками и прочими малышками... Раньше раздражало, а теперь заводит ещё большe, хотя куда уж больше-то?
– Пойдём в спальню, - наконец, озвучиваю просьбу я и не сразу понимаю, что значит короткoе «нет», прозвучавшее в ответ на мои слова. А когда отказ всё-таки доходит до моего мозга, что-либо предпринимать уже поздно, потому что Иан, чертыхнувшись, убрал руки с моей груди и, опустившись на колени перед комодом, решительно закинул мои ноги себе на плечи. Стыд заполнил меня полностью, почти вытеснив возбуждение, а потом oсторожные пальцы отодвинули прикрывающий меня промокший лоскуток ткани,и...