— Может, — осторожно говорит она, — у Муров есть что-нибудь в аптечке. Хотя мне, конечно, не хотелось бы лазить без разрешения.
— Да, на случай если Фрейя проснется, неплохо было бы нам получить инструкции от ее родителей.
Йон поднимается на ноги, умудряясь по ходу поймать тяжелый том, который случайно смахнул с края стола, — воспоминания королевы Марии.[61] Узнав книгу Софии, посол с преувеличенной вежливостью вручает ее жене, словно намеренно столкнул.
— Кажется, они недалеко. Я могу сходить на виллу и узнать, что можно дать ей от боли.
София бережно держит книгу в одной руке, будто не совсем понимая, что с ней делать.
— Я правда очень устала сегодня, — с удивлением в голосе говорит она. — Когда ты вернешься, я, наверное, уже буду спать.
София касается его лица свободной рукой, поворачивается и, держась за перила, возвращается наверх. Йон кладет руку на грудь, пытаясь унять растущее волнение от мысли, что он таки идет на вечеринку, и не спеша направляется к двери. План таков: прийти на виллу, позвать Логана на пару слов, получить инструкции насчет Фрейи и сразу же вернуться в коттедж. Он пробует вспомнить, как одеты Муры, дабы было легче отыскать их среди других гостей, но не может представить, как те выглядели, когда уходили.
Из окон виллы льются яркий свет и громкая американская музыка. Барабанные ритмы разносятся в свежем воздухе над темной лесистой дорогой, по которой ступает Йон; они примитивны, настойчивы и более приятны уху на расстоянии. Когда посол подходит к открытой двери, звук нарастает. Первая особа, которую узнает Йон, такого низкого роста, что он вряд ли заметил бы ее в комнате, полной людей. Это Табита Вест, которая ходила с ними в музей Чаушеску. Можно подумать, она не пропускает ни одной вечеринки. В данную минуту Тиб занята тем, что яростно, с драматической напряженностью изображает вселенскую обиду, стоя в одиночестве в стороне от толпы. Увидев Йона, она бросается к нему в своей театральной манере, так размахивая при этом пластиковым стаканчиком, что его содержимое оказывается на плиточном полу. Как обычно, рядом с ней, глядя сверху вниз на строгий пробор, разделяющий окрашенные хной волосы, Йон чувствует себя слишком высоким. Тиб размером с ребенка, но от нее исходит энергия самого разного свойства.
— Молодцы, что опоздали, все это так печально! — заявляет она и одаривает его угрюмой улыбкой. — Я уже несколько часов ничего не делаю, только пью, просто тут больше нечем заняться! Никто даже не разговаривает со мной! Не знаю, в чем я провинилась!
Йон вежливо бормочет что-то в ответ и предпринимает попытку пройти мимо, но Тиб с вызовом преграждает ему путь.
— И вы туда же! Вы что, с ними заодно? Все меня избегают! Это вечеринка, стойте и разговаривайте. Расскажите мне все государственные тайны Дании. Вы ведь посол Дании? А когда вы собираетесь устраивать вечеринку? Я буду в числе приглашенных? Или я должна терпеть одно оскорбление за другим, до тех пор пока не смогу убраться отсюда к черту?
Он с тревогой наблюдает, как Тиб начинает задыхаться и плакать, а тушь стекает по ее лицу. Женщина подается к Йону, явно ожидая, что он предложит ей руку. Розовый шерстяной свитер, который для этой поездки в горы Табита, судя по всему, достала с антресоли, отвратительно пахнет нафталином. Глядя поверх ее головы, Йон спрашивает, не видела ли она Логана Мура. Вместо ответа на вопрос Тиб бессвязно рассказывает ему историю своей жизни, включая нескольких морских пехотинцев, вернувшегося на родину мужа, а также все способы, к которым прибегла судьба с целью сделать ее несчастной. Убаюканный музыкой из соседней комнаты, Йон пропускает большую часть того, что она говорит, мимо ушей.
— Пойду принесу вам выпить. Нет, серьезно! — сообщает ему Тиб, одергивая свитер и смахивая волосы с лица. — За все это время вы еще ничего не выпили. Я смогу пробиться к бару, а вы побудьте здесь.
Она протискивается в толпу, и, конечно, для Йона это шанс немедленно ретироваться, но старомодная вежливость — вместе со смутной жалостью к этой несчастной и, по-видимому, одинокой женщине — удерживает его на том самом месте, где ему было велено ждать.
Тем временем посол слышит, как в соседней комнате выкрикивают указания и двигают мебель, и это наводит его на мысль о том, что, очевидно, скоро начнутся танцы и найти Маргарет с Логаном — для чего он, собственно, и явился сюда — на переполненном танцполе станет еще сложнее. Комната, в которой он находится, полностью опустела; все перешли в соседнее помещение. Один из «парней», как называет их Маргарет, не то Сэм, не то Рик, нажимает всевозможные выключатели на стенках, гася свет.
Прежняя музыка обрывается, и начинает играть другая, более спокойная. Проходит какое-то время, а Йон не двигается с места. Тиб не возвращается. Наверное, к этому моменту она уже нашла себе какого-нибудь более благодарного слушателя. Если он собирается сделать то, ради чего пришел, ему нужно подойти к двери, заглянуть внутрь и, учитывая рост Логана, отыскать его в людной комнате. Но, стоя в дверном проеме и глядя сквозь спины многочисленных гостей, Йон первым делом замечает Маргарет.
Одетая во что-то белое с блестками, как цирковая артистка, она стоит на импровизированном помосте и выбрасывает одну руку в сторону, словно распахивая накидку. По крайней мере, таково его первое впечатление. Однако в чересчур ярком свете прожектора, установленного, по всей вероятности, радушными хозяевами, которых Маргарет по непостижимой причине согласилась вознаградить этим представлением (заключено какое-то пари? заплачены деньги? или это ее собственная блестящая идея — прокатиться во время отпуска на гребне своего неугомонного легкомыслия?), «чем-то белым» оказывается бледная кожа ее роскошного тела, а тем жестом руки она отбросила в тень за пределами светового пятна последнюю деталь своего кружевного одеяния. И руки в локтях она сгибает не для того, чтобы скромно себя прикрыть, а для того, чтобы взять свои большие груди в ладони и чувственно их сжать. Темные соски, торчащие над широкими ореолами, выражают публике свой немой упрек. Маргарет наклоняет верхнюю часть тела назад, в тень, а таз подает вперед, в свет. Ее бедра длиннее, чем Йон себе представлял; и не такие пышные и округлые, какими были в его воображении. Пальцами обеих рук, движущихся параллельно, она скользит вниз (ее пальцы тоже длиннее, чем он их помнил), к месту между согнутыми в коленях белыми ногами. Тело женщины выглядит таким гладким, будто вылеплено из мрамора или гипса.
Чего Йон не собирается делать, так это смотреть ей в лицо. Сквозь яркий, слепящий свет Маргарет не может видеть ни его, ни кого-либо другого из зрителей, но он боится узнать, какое у нее сейчас выражение лица, ведь это наверняка одно из тех выражений, которые он видел на ее лице при других обстоятельствах. Чувствуя приближение тошноты, Йон держит взгляд на уровне ее тела. Она запускает руку между ног, сжимая внутреннюю поверхность бедра, медленно ведет ее к пупку, царапая ногтями кожу, и повторяет ласку другой рукой. Меняя руки, Маргарет с каждым разом продвигается все дальше и наращивает скорость под все возрастающие поощрительные возгласы мужчин, сплошной стеной выстроившихся между ней и дверным проемом, где застыл Йон, не способный пошевелиться, чувствующий себя огромным и тяжелым. Когда Маргарет кончиками пальцев начинает ласкать соски чуть грубее, слышен громкий стон. (Это вырвалось у него или у толпы?) В кульминационном такте этого гортанного звука ее колени опускаются. Не в силах отвести глаза, Йон зажимает рот ладонью и тяжело дышит через нос, стараясь унять сокрушительное чувство у себя в груди, не дать ему вырваться наружу.
Кто-то сзади сжимает его руку, прямо над локтем, и произносит:
— Для вас, мой друг, мы всегда можем устроить приватное представление.
Йон чувствует сжимающие руку тиски и слышит триумф в голосе человека, который поймал его за подсматриванием и теперь изрыгает на него свой смех. Не успев подумать, посол с удивительной быстротой выворачивается из хватки. В продолжение своего движения он ударяет Логана согнутой в локте рукой. Тот отлетает к стене, к которой Йон его и припечатывает. Прижимая тощий торс мистера Мура так, что сквозь легкую ткань праздничной рубашки у того проступают ребра, посол испытывает такое ощущение, будто прикасается к панцирю насекомого, прежде чем раздавить его. Придя в себя, он грубо отталкивает противника в сторону, не так сильно, чтобы тот упал на пол, но достаточно, чтобы потерял равновесие. Логан с трудом возвращает себе устойчивость и поднимает руку, ощупывая челюсть; но, даже будучи поверженным, он сохраняет на лице легкую улыбку. Йон отступает, тяжело дыша и держа руки по швам; это отец ненадолго вселился в него. Он разжимает кулаки; его полузакрытые веки подрагивают.
— Жена послала меня узнать, что можно дать Фрейе от зубной боли, — сухо произносит Йон, не глядя на Логана, который осторожно оправляет одежду.
— Наши развлечения здесь уже почти закончились. Мы сможем позаботиться о ней сами через несколько минут.
В расслабленном голосе Логана, который поправляет рубашку и приглаживает волосы с таким видом, будто стоит перед зеркалом, сквозит удовлетворение. Он бодр и почти жизнерадостен. Кажется, стычка с Йоном его возбудила.
Их потасовка прошла незамеченной, так как все взгляды были прикованы к выступлению в соседней комнате. С диссонирующим металлическим звуком громкая пульсация музыки сходит на нет, и Йон смутно замечает, как голые ноги оступаются, но скрытая в тени фигура неуклюже ловит их обладательницу, не давая упасть. Он чувствует себя эмоционально опустошенным. По комнате проносится шквал аплодисментов, долгий и ритмичный, вызывающий на бис, однако безуспешно. В конце концов звуки рассеиваются и стихают; прожектор гаснет, музыка меняется, платформу оттаскивают в сторону, и комната, как бы моргнув несколько раз и стряхнув с себя грезу, возвращается к атмосфере обычной вечеринки. Тут же начинает звучать множество заглушающих друг друга разговоров, несколько громче, чем до того, и руки совершают разнообразные жесты, наполняя стаканы спиртными напитками.