Они снова загрузили тележку, и Каликста с Царой вылезли из ямы. Каликста уже не прыгала, и даже Цара выглядела изможденной. Тион чувствовал себя потным и грязным. Слишком утомившись, чтобы мыслить здраво, он закатал рукава до локтей.
– Что с тобой случилось?! – воскликнула Каликста, глядя на его руки.
Тион спешно опустил рукава:
– Ничего.
– Это ничего? – вздернула брови девушка. – А выглядит так, будто ты учил охотиться котят равидов.
Но на самом деле выглядели они иначе. Отметины на руках Тиона были шрамами – слишком упорядоченными, чтобы догадаться об их происхождении. Казалось, их делали под линейку, настолько точными они были – каждый длиною в пять сантиметров, с расстоянием в шесть с половиной миллиметров. Некоторые выглядели свежими: корочки от старых рубцов испещряли красные линии, словно новые порезы сделали поверх затянувшейся кожи.
– Ты сам это сделал? – ошеломленно спросил Руза.
– Это алхимический эксперимент, – соврал Тион напряженным голосом. Подумал о секрете, который знал только Лазло Стрэндж, – что он вытягивал шприцом собственный дух и использовал его для создания азота. От этого тоже остались синяки и маленькие ранки, покрытые струпьями, но шрамы от чего-то другого. Даже Стрэндж не знал этого секрета. – Вам не понять.
– Конечно нет, – кивнул Руза, – я же тупой варвар.
– Не поэтому. Только алхимик может понять. – Тоже ложь. Тион был уверен, что его никто бы не понял.
Руза фыркнул:
– Но я все же тупой варвар?
– Разве я так сказал?
– Твое лицо сказало.
– Да у него просто лицо такое, – встряла Каликста, якобы защищая его. – Он не виноват, что у него такие возмущенные ноздри. Правда, Ниро? Наверное, ты потомок древнего рода возмущенных ноздрей. Аристократам выдают их при рождении, наряду с высокомерными глазами и осуждающими скулами.
– Осуждающими скулами? – переспросил Руза. – Скулы могут быть осуждающими?
– Ну, его скулам удается.
К удивлению Тиона, Цара приняла его сторону.
– Оставьте его в покое. Он же здесь, верно? А мог бы сбежать, как остальные, – толкнула она Рузу в плечо. – Ты просто завидуешь, что он гораздо красивее тебя.
– Вовсе нет! – возразил воин. – И это неправда. Посмотри на него! Он даже не настоящий человек.
– Что? – искренне изумился Тион. – И что это значит?
Но Руза не ответил. Просто показал на него рукой, обращаясь к девушкам:
– Он выглядит так, будто кто-то создал его и доставил в коробочке, обитой бархатом. Могу поспорить, что он выщипывает себе брови. Не представляю, как вы находите это привлекательным.
– Мы? – расхохоталась Каликста. – Он едва ли в моем вкусе.
– Слишком красивый, как по мне, – прокомментировала Цара, группируясь для напускного удара по бедру от Каликсты.
– Хочешь сказать, что я некрасивая? – требовательно осведомилась та с преувеличенной обидой.
– Не настолько красивая, слава богам. Иначе я бы боялась к тебе прикасаться.
Тион потерял дар речи. Он хорошо знал о собственном совершенстве – и его брови такие от природы, спасибо за беспокойство, – но никогда не слышал, чтобы это обсуждали так открыто, и уж тем более как порок. Но к негодованию примешалась небольшая крупица облегчения, поскольку все полностью забыли о порезах на его руках.
– Именно! – кивнул Руза. – Он как новая льняная салфетка, которой боишься вытирать рот.
Девушки рассмеялись от абсурдности подобного сравнения. Тион нахмурил брови. Салфетка?
– Буду очень признателен, если спрячешь свой рот подальше от меня, – сказал он, и девушки засмеялись пуще прежнего.
– Можешь не волноваться об этом, – ответил Руза с видом полного отвращения.
Но Цара быстро его осадила, добавив с озорными нотками:
– По-моему, ты слишком много отнекиваешься, мой друг.
Что бы она ни подразумевала под этим, щеки Рузы вспыхнули, и он смотрел куда угодно, только не на Тиона. Сосредоточившись на осле, парень кисло поинтересовался:
– Так мы доставим эту партию или нет? – запрыгнул он на место возницы. – Не знаю, как вы, а я бы с удовольствием поспал.
«Ну наконец-то», – подумал Тион, сомневаясь, что смог бы выдержать погрузку еще одной партии книг.
– И я, – ответила Цара. – Но нам нужно отрапортовать в гарнизон.
– Не мне, – злорадствовала Каликста. – У меня нет господина. Сплю, когда захочу. Стойте…
Тележка начала отъезжать. Каликста рванула вперед и что-то достала.
– Одна книга не попала в ящики. О, эта… Выглядит великолепно.
Это оказалась та, которую отложил Тион. Он открыл было рот, но остановился. Что тут скажешь? В голову закрались непрошеные слова, и ему захотелось стереть их из сознания.
Я подумал, что Стрэндж захочет на нее посмотреть.
С каких пор ему не плевать, чего хочет Стрэндж? Не поэтому он отложил ее в сторонку!
– Она о серафимах? – поинтересовалась Каликста.
Цара оглянулась через плечо, и Тион застал ту секунду, когда выражение ее лица изменилось и вся усталость сошла.
– Милосердные серафимы, – восторженно выдохнула она. – Это «Такранаксет»!
– Что? – Руза спрыгнул с места возницы, и все трое встали плечом к плечу, пожирая книгу жадными взглядами.
Тион, стоя напротив, ощутил укол зависти и, что нелепо, потери, словно книга была его открытием, а теперь его отобрали.
Как он отобрал книги у Стрэнджа в Зосме? Нет. Конечно, то было гораздо хуже. При мысли о тех неряшливых рукодельных книгах, трудах любви, наполненных годами знаний, которые были заработаны тяжким потом библиотекаря, ему скрутило живот от стыда. Книги по-прежнему лежали в розовом мраморном дворце, погребенные в секретном месте. Тиону внезапно пришло в голову, что он мог бы взять их с собой и вернуть Стрэнджу по дороге сюда. Одну книгу, которая будет знакома Стрэнджу, он все же взял. «Чудеса на завтрак» – том сказок, который мечтатель принес к его двери, когда им было по шестнадцать. Но Тион не мог ее вернуть, не признав, что взял ее с собой. Что подумал бы Стрэндж, узнай, что Тион читал ее так часто, что выучил практически наизусть?
– Что такое Такранаксет? – спросил он, с трудом произнося название.
– Завет Такры, – ответила Цара. – Она была предводителем серафимов, прибывших в Зеру.
Даже увидев это чудо, Тиону все равно было непривычно слышать столь небрежное упоминание о серафимах, будто о настоящих исторических существах. В Зосме существовали предания о серафимах, но очень старые и вспаханные верой в Единого Бога, как сорняки плугом. Ни одно имя не выжило, так что Тион никогда их не встречал, и уж тем более никто не знал об их существовании наверняка.
– Это наша священная книга, – сказала Цара. – Все копии были утеряны или уничтожены после прихода Мезартима.
Они начали общаться между собой, переворачивая страницы, а Тион поднял взгляд к цитадели. «После прихода Мезартима», – сказала Цара, и юноше показалось необычайным совпадением, что и серафимы, и Мезартим пришли… сюда. Разница в тысячи лет, две абсолютно разные расы потусторонних существ, но обе прибыли прямо сюда и ни в какое другое место во всем огромном мире Зеру. Серьезно, это слишком подозрительно, чтобы быть совпадением. Особенно если учесть, что цитадель Мезартима приняла образ серафима.
Взгляд Тиона гулял по контурам гигантского металлического ангела, пока алхимик гадал, что же все это значит. Они – кусочки истории, Мезартим и серафимы, но как собрать их воедино?
И какую во всем этом роль играет Лазло Стрэндж?
– Знаете, кому бы понравилась эта книга? – спросила Каликста, перелистывая страницы.
Тион заскрежетал зубами, зная ответ и по-прежнему убеждая себя, что не поэтому отложил книгу. Какая ему разница, что она понравилась бы мечтателю или кто отдаст ее Лазло?
Совершенно никакой. Ни капельки. Это вообще не его забота.
Золотой крестник, весь в волдырях и синяках, недовольно поплелся впереди осла.
22. Вы тоже хотите умереть?
Сарай открыла глаза во сне Миньи и поняла, что сдерживает дыхание, приготовившись к столкновению, которое так и не произошло. Девушка медленно выдохнула и огляделась, осматривая все вокруг.
Она знала, как выглядят ясли цитадели, но видела их только опустевшими. После того, что там случилось, Минья приказала все сжечь. В настоящее время это место выглядело сурово – что-то вроде жуткого мемориала, где ничего не осталось, кроме рядов колыбелек из мезартиума и блестящих голубых кроваток, пугающих отсутствием постельного белья и младенцев.
Сарай оказалась в тех самых яслях, но не сразу поняла это. Тут было постельное белье и младенцы – и дети, и аккуратные стопки подгузников, и белые одеяльца, смягченные частыми стирками, и бутылки с сосками, выстроившиеся на полке. Младенцы лежали в колыбельках и размахивали ручонками или стояли у оградок, как маленькие заключенные. Дети постарше играли на мягких одеялах, разложенных на полу. У них было несколько игрушек: кубики, куклы. Не много. Одна девочка подошла к колыбельке и достала младенца, усадив его на бедро, как маленькая мать.
Этой девочкой оказалась Минья. Хоть по росту и размерам она ничуть не изменилась, в этом видении она выглядела решительно иначе: чистой и с длинными волосами. Они были темными, блестящими и волнами ниспадали ей за спину, а ее детская сорочка сияла белизной, без каких-либо дырок или пятен. Она пела песенку. Все тем же сахарным, как глазурь, голоском, но он звучал по-другому – насыщенно и искреннее.
Сарай не удивилась, попав сюда. Ясли были просто обязаны занять существенное место на пейзаже разума Миньи. А вот спокойствие сцены слегка изумляло. Она готовилась к чему-то безобразному – конфликту, обвинениям. Думала, что Минья будет ждать ее на пороге сна, как Лазло, только без улыбки. Глупое предположение. Откуда Минья могла знать, что она придет? Сарай даже сомневалась, что Минья сможет ее увидеть, а если и так, вряд ли она будет все четко осознавать и участвовать во сне, как Лазло.
В конце концов, он – мечтатель Стрэндж. Но он не был обычным мечтателем, жертвой всех капризов бессознательного. Лазло путешествовал по своему разуму с уверенностью исследователя и грацией поэта. Большинство снов не имеют смысла, а большинство спящих даже не осознают, что спят. Что же насчет Миньи?