римое искажение. Там ничего не было, но это ничто двигалось, словно флаг, парящий на ветру.
Все открытые двери начали вновь закрываться и сплавляться, несмотря на то что их так никто и не увидел. Кроме…
Тишину в сердце цитадели нарушил вопль. У комнаты имелось свойство поглощать звук, и то, что в любом другом месте прозвучало бы как крик банши, здесь отдалось далеким женским стоном. Это было Привидение, белая птица, возникшая из ниоткуда. В последнюю секунду она ринулась к парящему шару и скользнула между металлическими краями прямиком в пустоту, а затем… пропала.
Привидение было неестественным созданием, склонным к исчезновениям. Но это другое. Птица не потускнела и не растворилась в воздухе. Она врезалась в рябь искажения, и воздух расступился вокруг нее, будто порванная ткань. Мелькнуло небо, но… не небо Плача.
А затем воздух сомкнулся. Шар закрылся. Стало тихо.
Птицы больше не было.
30. Все равно что есть торт во снах
Солнце зашло за горизонт. Ребята приготовили пресный ужин и съели его. Сарай позаботилась о Минье, покормила и помыла ее, а потом, оставив Ферала на дежурстве, направилась к себе в комнату.
Лазло опередил девушку и уже скрылся в спальне, из-за чего она шагала по длинному правому коридору значительно быстрее и легче, чем обычно. По правде говоря, ее ноги едва касались пола. Все эти годы, после заката, когда остальные отправлялись в кровати, она шла к себе в комнату – но не для сна, а чтобы отправить мотыльков в кошмары жителей Плача. И хоть она наведывалась в сотню разумов за ночь, ей всегда было одиноко. Но не теперь.
Сарай остановилась у двери. Все в ней трепетало от мысли, что Лазло внутри и впереди их ждет целая ночь.
Этим утром, когда розовые рассветные лучи проникли через окно, она заставила свою одежду исчезнуть и легла на кровать, а Лазло устроился рядом. Они спали, прижавшись друг к другу телами, и, встретившись во сне, легли так же. Жизнь в качестве призрака очень похожа на жизнь во сне. Ничто из этого не «реально», в строгом понимании слова. Сны подпитывались воспоминаниями и личным опытом. Как Сарай с Лазло убедились, когда пытались нафантазировать торт, нельзя вкусить то, чего ты еще не пробовал.
Вот точно так же и с призрачной сущностью. Сарай знала, что все ощущения были наиболее вероятными догадками ее разума, основанными на том, что она испытывала раньше – иначе говоря, почти ни на чем. Лазло никогда не прикасался к ней настоящей, кроме момента, когда он нес ее труп, а целовались они только во снах. Поэтому, когда его губы ласкали ее сосок или когда он проводил пальцами вокруг пупка, она могла лишь представить свои ощущения. Все казалось настоящим. И ощущалось превосходно, но Сарай не могла перестать думать, что это все равно что есть торт во снах, иными словами: блеклый фантом истинной и изысканной необъятности удовольствия, привилегии живых.
Не то чтобы она ценила эту привилегию при жизни. У нее не было возможности, а теперь никогда и не будет. Печальная мысль, но есть и утешение: во снах можно делиться ощущениями, так же как эмоциями и вкусом торта. Если один из сновидцев знает, как оно должно ощущаться, то может передать чувство другому посредством сна, так что когда Сарай ласкала губами сосок Лазло или проводила пальцами вокруг его пупка, она могла испытывать то же, что и он, и делиться изысканной необъятностью опосредованно.
Вот о чем она думала, румяная, теплая и нетерпеливая, когда шагнула в комнату… и обнаружила, что та трансформировалась.
Сарай замерла на пороге и изумленно ахнула. Комната всегда выглядела прекрасно, но все же была просто комнатой, к тому же очерненной тем фактом, что Скатис создал ее для Изагол – подарок одного монстра другому.
Чем бы она ни была, теперь это не «просто комната». Это страна чудес. Это лесная поляна. Это жизнь.
Там были деревья – высокие и стройные, оплетенные лозами, кружащимися в танце. За их густой листвой даже не было видно стен. Между ними шла дорожка из камней, скрывавшаяся из виду. Сарай зачарованно переступила через порог. Стоило ей коснуться первого камня, как по пальцам ног проползла змейка из мезартиума. Тихо ахнув, девушка наблюдала, как та, извиваясь, спряталась в траве. Все продумано до мельчайших деталей! Ее маленький раздвоенный язык. Заросли плюща, ниспадающие каскадом на папоротники, грибы, не больше, чем кончик большого пальца, растущие на мшистой коре деревьев. Сарай заметила лису, жука. У обоих были крылья, и они быстро скрылись из виду.
Все, абсолютно все, было сделано из голубого металла. Но снаружи опустилась ночь, а ночью все отсвечивает голубым. Сарай позволила своему разуму погрузиться в эту фантазию и последовала по тропинке из камней. Она словно попала в сказку, как дева, которая вот-вот встретит какое-нибудь мифическое создание – исполняющую желания ведьму или огромного мудрого кота, – которое изменит всю ее жизнь.
Сарай вышла на поляну и встретила там не ведьму и не кота, а Лазло, прислонившегося к дереву в попытке выглядеть непринужденно с довольно крупной игуаной на плече.
– О, добрый вечер, – сказал он. – Девушка, вы потерялись? Я могу вам помочь?
Сарай закусила губу, чтобы скрыть улыбку, и попыталась изобразить скромницу.
– Кажется, да, – подыграла она. Затем осмотрелась. Все так изменилось. Потолок был высоким, но уже не с веерным сводом, а с переплетенными кружевами из листьев и цветов. Среди нежных колокольчиков летали мотыльки и светлячки, их брюшки светились кусочками сфер. – Вы не могли бы мне подсказать… насколько я знаю, где-то здесь была кровать?
– Кровать, говорите? – Лазло принял задумчивую позу. – Можете ее описать?
– Что ж, ладно. Она большая и ужасная.
– Я как раз видел такую. – Он сморщил свой замечательный кривой нос. – Она принадлежала ведьме.
– Да, в точку.
– Ее больше нет, – уверенно заявил он. – Но есть новая, созданная специально для богини снов.
Богини снов. Слова сладко опутали голову Сарай, и она представила девушку с каштановыми волосами в отражении зеркала: одна муза кошмаров, а другая богиня снов. Какая из них настоящая, какая отражение?
– Именно, – кивнула она. – И вы ожидаете, что она пройдет по этой дороге?
– Надеюсь. – Лазло сделал первый шаг в ее сторону. Хвост игуаны свернулся на его плече. – Я выдумал эту тропинку специально, чтобы заманить ее сюда.
– Хотите сказать, сударь, что вы затаились в лесу в надежде затащить богиню в постель?
– Признаюсь, что так. Я также надеюсь, что она не против.
– Уверяю вас, что нет.
«Богиня снов», – представила она, если бы такая существовала, непременно бы носила на себе паутину и лунный свет. Стоило подумать, как это случилось. Ее кожа источала слабое сияние. Платье парило, как легкая дымка, а на рыже-каштановой макушке появилась корона из звезд и светлячков.
– Покажите мне эту кровать, – произнесла Сарай низким текучим голосом, и тогда Лазло взял ее за руку и повел через деревья.
Игуану никто не приглашал.
31. Юноша, готовый вернуться, даже если ты призрак с острыми зубками
Следующим утром было решено спуститься в город, чтобы Лазло поговорил с Эрил-Фейном.
Юноша забрался на Разаласа в саду и невольно вспомнил тот день в библиотеке, когда он оседлал спектрала и уехал с тизерканцами. Это было его первое путешествие на живом существе, оделся он не по событию, да и морально подготовиться не успел. Его мантия поднялась, представив всем протертые тапочки и голые бледные голени, что выглядело нелепо. Что ж, сегодня он был босым и в нижнем белье мертвого бога, но не чувствовал себя нелепо. Невозможно чувствовать себя глупо, когда богиня снов смотрит на тебя с колдовским светом в глазах.
– Возвращайся ко мне, – тревожно прошептала Сарай. Лазло заверил ее, что все будет хорошо, а если что-то пойдет не так, он сможет за себя постоять, но девушка не прекращала нервничать. – Пообещай.
– Обещаю. Думаешь, кто-нибудь сможет меня удержать? – В глазах Лазло сверкнул озорной огонек. – Кто же будет меня не целовать, если не ты?
Сарай вспомнила о своей важной работе по защите его губ от поцелуев. Что ж, прошлой ночью она с треском ее провалила. Если говорить откровенно, в тусклом свете и сказочной обстановке девушка полностью забыла об этом, а крови и гримас боли не было, чтобы напомнить ей.
– Не желаю об этом думать, – сказала она, рассматривая вышеупомянутую губу, которая выглядела значительно лучше. Отек полностью прошел, а кровавая рана превратилась в небольшую царапину. Как быстро она зажила, дивилась Сарай.
– Тут и думать нечего, – ответил Лазло. – Я хочу только тебя. Пускай ты и призрак с острыми зубками.
Сарай сморщила носик.
– Вот сейчас как укушу! – пригрозила она.
Лазло наклонился, подставляя лицо. Она легонько коснулась его губы зубами, а затем кончиком языка.
– И это ты называешь укусом? – пробормотал он у самых губ.
– Это укус, который мечтает стать поцелуем, – прошептала она в ответ.
– Давай позже покажем ему, как это делается.
Сарай почувствовала, как по телу разливается тепло, восторгаясь этой новой жизнью и всеми будущими ночами, которые они разделят на своей заколдованной поляне.
– Мне нравится твоя идея, – ответила она, и Лазло выпрямился.
Сарай погладила Разаласа по шее, словно живое существо, а затем Лазло покинул цитадель. Девушка наблюдала у балюстрады за его полетом и думала, что из всего, о чем она фантазировала за годы тоски по другой жизни, ей никогда не приходило в голову мечтать о юноше, который будет любить ее достаточно, чтобы вернуться, даже если она призрак с острыми зубками.
Тион взглянул вверх и увидел силуэт в небе, прямо над воронкой. Он отпустил веревку, чтобы показать на него, и воскликнул:
– Смотрите!
Осел с тележкой тащился слишком медленно, поэтому ребята побежали по пустынным улицам к центру города, наблюдая, как зверь и всадник исчезают за линией крыш. Тион побежал вместе с остальными, но чувствовал себя самозванцем. У них была причина встречать Лазло: Каликста истосковалась по другу, а Руза с Царой либо по той же причине, либо чтобы выполнить свой долг по защите города от него. Тион не знал их мотивов и подозревал, что ребята тоже в них не уверены. Как бы там ни было, когда они добежали до гарнизона, все пошли прямиком через ворота, даже не думая оглянуться, а Тион замедлился и остановился снаружи. Он не тизерканец и не мог войти. Каликста тоже, но она другая. Она всем нравилась.