— Погоди, погоди… непонятно. Раз все так мощно засекретили, то почему в тогдашних СМИ сообщали, будто автор Иофан? Не писали бы вообще ничего.
— Ну, как. Храм, который стоял на этом месте, взорвали. Потом люди видели грандиозную стройку, и объяснить ее как-то было надо. Поэтому рисунки Дворца советов во всех газетах-журналах печатали. Надо же было что-то там про него написать. Вот без всяких деталей и подробностей говорили везде: проект Иофана. А что такое «Иофан», поначалу особенно не расшифровывали, это потом уже спохватились. Обычная российская расхлябанность.
Повисла пауза, я не мог решить, что теперь спрашивать, а моя собеседница чего-то ждала.
— Так что теперь ты намерен делать? — наконец, спросила она.
— Ничего не намерен. Думал, что ты подскажешь, — искусственно усмехнулся я. — А вообще, напьюсь и пойду домой. Или наоборот — сначала домой, а уж там напьюсь, так безопаснее. Видимо, я откажусь от твоего дела. Не осилю, наверное. Если надо, заплачу неустойку, но мы вроде бы не подписывали никаких договоров?
— Ты с такими заявлениями пока погоди. Да и домой тебе сейчас никак нельзя. Преступника не найдут и привлекут того, кого проще найти. То есть тебя. Ты туда приходил? Приходил. Наследил? Наследил, все тебя видели, да и с жертвой был хорошо знаком. По статистике убийцами чаще всего становятся знакомые или близкие люди. Лучшего кандидата просто не придумаешь. Что скажешь?
С такой стороны я проблему даже не рассматривал.
— Чего заткнулся? Думаешь, я ненормальная и чокнутая на всю голову? Молчишь? А ты прав. Я отличаюсь от всех присутствующих.
«Ну, вот, приехали, — с беспокойством подумал я, — точно сумасшедшая. У нее паранойя. Сейчас скажет, что она — императрица Галактики. Все признаки налицо, тут и психиатром быть не надо. Чего теперь делать-то? Встать и уйти? Самое простое. Или подождать немного? Уйти всегда успею, уже пробовал, но она меня опять нашла, и снова найдет, если захочет. Сумасшедшие, они такие. Попробуем поговорить спокойно и тихо».
А вокруг ничего особенного не происходило. Время давно перевалило за полночь, а редкие посетители клуба так и сидели за столиками, что-то пили и совсем не разговаривали: каждый был занят исключительно личными проблемами. Молодые пары молча обнимались, не обращая на окружающих никакого внимания, зато одиночки никак не реагировали на соседей. Посетители, вероятно, пребывали вне времени, и поздний час нисколько их не беспокоил. Пара студентов обложилась тетрадями и планшетами, а еще пара человек сидела с личными ноутбуками. Каждый ушел с головой в свой маленький мирок и даже не замечал, что за ним кто-то наблюдает.
— Погоди, — начал я, стараясь выговаривать слова как можно мягче и участливее, — ты иногда произносишь «вы», «вы, люди», имея в виду всех нас, здесь живущих? Или кого-то конкретного? Тогда получается, что ты не человек что ли?
— Сейчас? Человек. Почему нет? Кто же я по-твоему?
— Ну, не знаю… Слушай, а действительно, ты кто?..
— Долго рассказывать, да и трудно это объяснить прямо так сразу в привычных для тебя понятиях и категориях. Проще показать. Вот смотри…
С этими словами она как-то по-особому крутанула рукой над головой, и вдруг мне почудилось, словно мы оказались внутри экрана-цилиндра. Звуки исчезли, а реальность стала выглядеть, будто со стороны, в виде проекции на этот цилиндрический экран, в середину которого мы попали. Своим верхом цилиндр упирался в потолок.
— Это… это что это? — только и смог пробормотать я.
— Так будет удобнее, поверь мне, — будто произошло нечто ординарное и малозначительное, сказала она. — Так нам никто не помешает, да и мы никого не будем смущать своими разговорами. Все-таки шуметь здесь не принято. Теперь расскажи, что там узнал про картины в новом стиле? Что выяснил?
— Как бы это попроще объяснить… Понимаешь, с некоторых пор, моя питерская бывшая подруга Маша стала рисовать… вернее, писать картины, совсем непохожие на прежнее ее творчество. Вдруг из-под ее кисти начало выходить нечто совершенно неожиданное. Целая серия. Эти новые полотна обладают общими сходными чертами. Они у нее под номерами, штук десять. По-моему нумерация не сплошная. Обязательное квадратное полотно два на два метра, с тщательно прописанной распахнутой дверью куда-то. По краям, справа и слева от двери, внутренние стены дома, причем дома явно одного и того же, но при разной освещенности. То ли выход на другую планету, то ли в иной мир, не знаю. Только изображение, что там за дверью, представляет действительность, абсолютно не похожую на привычную для нас. На прежние Машины картины тоже совсем не похоже, я уже говорил. Как-то коряво я объясняю, но лучше у меня сейчас не получается.
— Ну, правильно, это и есть наши двери. Все верно объясняешь.
— Что верно объясняю? — совершенно сбитый с толку, спросил я. — Какие наши двери? Ничего не понял.
— Да? Я думала ты прикидываешься. Видишь ли… те картины — не совсем картины. Вернее, совсем не картины. Это действительно двери, которые твоя знакомая умеет создавать, но не открывать. И за каждой такой дверью виднеется вероятное будущее вот этого самого мира. Об этом мы еще поговорим более предметно. Теперь о тебе. Как я уже говорила, у тебя сейчас проблемы. Преступление в номере гостиницы повесят на тебя. Самая подходящая кандидатура, лучше не придумаешь. На месте злодеяния был? Был! С исчезнувшей постоялицей и возможной жертвой знаком? Знаком! И не просто знаком, а когда-то у вас была любовная связь, что тоже не в твою пользу. Чего еще остается желать следствию?
— Она в самом деле убита?
— Не знаю и знать не хочу.
— Разве?
— Всезнание и ясновидение никогда не были моими сильными сторонами. Но ты скоро все выяснишь, не беспокойся, — безразлично сказала моя спутница.
— А ты не могла бы выпутать меня из этой ситуации?
— Могла бы, конечно, почему нет? Но зачем мне это сейчас? Мне нужен ассистент, а не иждивенец. Нужен человеческий помощник… Послушай, а что ты знаешь о богине Кали?..
— Это которая из индуистского пантеона? — риторически спросил я. — Мало что знаю. Практически ничего. Лишь то, что читал в популярной литературе и слышал в этом музее. Знаю, что богиня Кали — освободительница, защищающая всех, кто ее почитает. Она ужасная разрушительница времени и невежества, темное воплощение женской сущности. Через нее удовлетворяются все физические желания…
Девушка не дала договорить и закрыла своей ладонью мне рот. От ее руки приятно пахло сандалом, и потянуло еще какими-то незнакомыми возбуждающими бурную фантазию ароматами.
— Стоп, — сказала она, по-прежнему не убирая свою руку. — Этого вполне достаточно. Теперь послушай меня. Давным-давно жил один такой бог, которого звали… нет, имя его лучше вообще не произносить, а тебе хорошо бы даже и не знать. Богом я его назвала лишь для того, чтобы тебе был понятен характер возможностей этой личности.
Сказав это, она убрала ладонь и отодвинулась от меня.
— Что, имя такое ужасное, что и произносить нельзя?
— Да не то чтобы… просто существует легенда, согласно которой, если часто вспоминать его истинное имя, это прибавит ему сил и облегчит существование в этом мире.
— Правда что ли?
— Я же говорю — легенда. Но с богами никогда не поймешь, где легенда, а где факт. А при ряде обстоятельств легенда становится исторической правдой и входит в школьные учебники, вспомни Иофана. Так вот, как-то раз этот бог вдруг решил, что для продления личного существования ему необходимо регулярно забирать чьи-нибудь жизни. Человеческие, как ты понимаешь, причем, чем больше, тем лучше.
— Не он первый, не он последний. И что? Помогло?
— Нет, конечно. Он просто сошел с ума.
— Сумасшедший бог? Это что-то. И как с ним было потом?
— Ну, как было, так и было. Чтобы избежать какого-нибудь еще большего глобального безобразия, другой бог… вернее, богиня, превратила его в каменного идола, но не убила, поскольку полагала жизнь любого бога высшей ценностью. В результате ночью лунного затмения на какое-то время злой бог снова делался подвижным. Не весь, только глаза. В остальное время оставался каменным, сохраняя сознание. Ты представляешь, что такое сознание, запертое в неподвижном камне? Это и была моя месть. Шевелиться он уже не мог, пока не убьет любого, кто окажется в непосредственной близости. Вернее, пока не коснется его. А поскольку сам двигаться не мог, то надо, чтобы кто-то дотронулся до него в ночь лунного затмения. Вот дикари и приносили ему жертвы. После этого, недолго, он мог двигать глазами, а через некоторое время опять каменел. Дикари приходили в экстаз. Так и существовал злой бог, будто каменная статуя. Некоторое время он служил главным идолом какого-то африканского племени, потом его где-то прятали, и вот не так давно случайно нашли, посчитали скульптурой и продали в этот злосчастный музей. Вернее, Эргадов официально приобрел его на аукционе в Базеле и дополнил свое собрание. Так и стоял бы злой бог неподвижным изваянием, никому бы не мешал, если б только та парочка не оказалась рядом в опасную ночь. Женщине с мужем просто не повезло. Зачем они оба и сразу схватились за него? Надеюсь, мы это когда-нибудь узнаем. Зато злой бог вместо одной жизни получил сразу две, поэтому обрел полную подвижность и сбежал. Теперь он занял человеческое тело и ведет активную жизнь. Он скоро такого наворотит, что никому мало не покажется.
— Я правильно понимаю, что раз теперь у него две жизни, то в камень он превращаться не будет? И он по-прежнему сумасшедший?
— Все верно. Но ему можно… вернее, нужно помочь вернуться в прежний вид. Вот этим-то я и хочу заняться с твоей помощью. Это второе дело, помимо нарисованных дверей. Тем более что он всеми силами будет тебе мешать закрывать эти двери. Даже попытается близко не подпустить. Понятия не имею, как именно он поступит, но какие-то действия предпримет, уверяю тебя.
— Так как же все-таки звали это злое божество? Я никому не скажу.