ние застроенных и незастроенных пространств. Та самая особая плотность, или особая разреженность, особый воздух; планировка, композиция усадьбы.
Поэтому защита городской усадьбы имеет две составляющих: физическую защиту зданий — и защиту пространства, которое и по закону, и по смыслу должно входить в границы территории памятника. А также в предмет его охраны. Что именно охраняется в памятнике, должно быть перечислено в его охранных документах. Соотношение застроенных и незастроенных пространств стало стандартной записью в предмете охраны, но для этого потребовались годы утрат. Словом, пространство усадьбы защищается от новой плотности, новой застройки, а усадебные здания — от прямого вандализма.
Другой аспект — защита пустующих, бесхозных зданий, на которые прямо не посягает никто, кроме времени. Просто сбоят управленческие решения, и здания могут пустовать годами, даже десятилетиями. Верхние строчки этого анти-рейтинга пустующих зданий занимают палаты Печатного двора Ивана Федорова (XVI–XVII веков, Никольская, 15, во дворе), палаты Пожарского (они же — дом Ростопчина, Большая Лубянка, 14), «Палаты Анны Монс» (Старокирочный переулок, 6, во дворе) и другие.
— Но почему?
— Например, палаты Пожарского были приватизированы. Их изъяли у ФСБ, продали, дважды перепродали, сейчас вернули в государственную собственность по суду, и только в этом году начинаются реставрационные работы. Прошло не менее двадцати лет.
Таким примерам посвящен слой «Запустение» в электронной «Красной книге» Архнадзора. Эта работа не сводится к регистрации, «Красная книга» — очень важный инструмент. В ней на подложке интернет-карты размещаются объекты, находящиеся под разными угрозами. Номинация «Запустение» преобладает. Там сейчас более 120 объектов, мы продолжаем её наполнять, думаю, что перейдем за 140. Большая часть этих домов, конечно, усадебные, хотя полная структура усадьбы сохранилась не в каждом случае.
Если говорить о физическом спасении усадеб, то это — огромная часть истории и современности Архнадзора (мы уже можем говорить о некоторой нашей истории, нам девятый год). Вот, предположим, наш заветный адрес в Потаповском переулке, 6 — палаты XVII века, усадьба купцов Гурьевых, основателей города Гурьева на Каспии, нынешнего Атырау. По замыслу Лужкова и Ресина, они должны были слететь с охраны и погибнуть для строительства апартаментов. Их удалось отбить и поставить на охрану. Но поскольку палаты были подожжены — у них сгорела советская надстройка, пролиты водой интерьеры XIX века, — то за семь с половиной лет запустения памятник пришел в такое состояние, что покупатель пока не нашелся.
Вообще, защитные усилия — это всегда несколько кругов усилий. Круг первый — отстоять от сноса. Круг второй — провести на охрану. Круг третий — найти управленческую формулу или хозяина. Круг четвертый — провести реставрационные работы. Каждый круг может занять, страшно сказать, года четыре. Те же палаты Пожарского государство по нашему настоянию отсудило у последнего владельца. Однако, выиграв суд, государство не исполняло решение в собственную пользу. А именно, решение о выкупе в собственность, поскольку изъятие у нас возмездное: государство должно выплатить прежнему собственнику компенсацию с вычетом ущерба. Получалось, что палаты несколько лет не принадлежали ни ответчику, ни истцу. Дальше оказалось, что выкуп — это строка федерального бюджета. Что в Росимуществе копится переписка, а дело не движется. Мы выходили на переговоры с редакторами федерального бюджета как законопроекта, с руководителями министерств, устраивали акции на месте, с приглашением прессы, с экскурсиями, — ничего не помогало, слышимость была нулевая. И только под новый 2016 год выступление нашего координатора Константина Михайлова на Президентском совете по культуре привело к тому, что 31-го декабря прошла платежка, позволившая вернуть палаты в госсобственность.
Или другой актуальный пример: на Остоженке, 4, за знаменитыми Красными палатами, есть дом, которому отказано в охранном статусе. И мы подозревали, что, кроме Красных и Белых палат, на стрелке Остоженки и Пречистенки есть третьи палаты, не раскрытые внешне. Красные и Белые палаты были раскрыты непосредственно под ковшом, под угрозой сноса, в 1972 году. Мы опасались, что ситуация повторится. И, во-первых, настояли на начале натурных исследований дома, а во-вторых, публично обратились к застройщику Владимиру Семенихину, который позиционирует себя в качестве галериста, мецената и коллекционера, с предложением объявить об отсутствии вандальных намерений. И такое заявление было нехотя сделано. Независимо от того, какая датировка в итоге обнаружится — будут ли это палаты стольника Римского-Корсакова или нет — это усадебный дом, адрес Чайковского и других музыкантов, которые приходили туда в гости к музыковеду Кашкину. Усадебный дом без охранного статуса. Когда у дома нет охранного статуса, а градостроительный проект есть, это еще один аспект борьбы.
Мы активно занимаемся несколькими десятками городских усадеб и по обстоятельствам возвращаемся к судьбе еще нескольких десятков. Но точной статистики в отдельной номинации «усадьбы» не ведем.
— Скажите, пожалуйста, пару слов о районе Старой Басманной, где находится дом Василия Львовича Пушкина — один из главных героев нашей «музейной» темы. Чем интересна, с вашей точки зрения, эта часть старой Москвы?
— Старая Басманная, как и Новая, как и прилегающие переулки — усадебное место. Его возникновение на востоке-северо-востоке объясняется тяготением дворянства к императорским дворцам в среднем течении Яузы. То есть «флюс» этот возник с Петром и после Петра. И рассасывался по мере того, как императоры отказывались от дворцов на Яузе. Вспомним, что гробовщик у Пушкина переезжает с Басманной на Никитскую; это он перемещается вместе с заказчиками. Главный портретист XVIII века Рокотов живет на Старой Басманной, а главный портретист следующей эпохи, Тропинин, — уже на Волхонке.
На Старой Басманной потеряна застройка в квартале между домами № № 20 и 30, но в целом улица сохранила крупнейшие усадебные комплексы, с такими фамилиями, как Голицыны, Куракины, Муравьёвы-Апостолы, Чернышёвы, Демидовы… Сюда относятся и Пушкины, а именно, Василий Львович Пушкин (дом 36). Это деревянный дом, который отреставрирован после приобщения к Государственному музею Пушкина и стал его филиалом.
К 2017 году большая часть усадеб Старой Басманной выведена из проблемного поля. Сейчас идут реставрационные работы по флигелю, оставшемуся от усадьбы Рокотова (дом 30). Можно вспомнить, как на Гороховом Поле, на улице Казакова, тридцать три года вытаскивали из запустения усадьбу Алексея Кирилловича Разумовского, полудеревянную, пережившую пожар в 1999 году. Сейчас это часть Министерства спорта.
Хуже с Новой Басманной. На ней расположена усадьба Никиты Никитича Демидова, впоследствии Басманная больница, теперь уже бывшая. Как больница она не пережила Собянина, хотя пережила и 1917, и 1991 год. Больница там была с XIX века. Собянин ее вывел, и сейчас мы пытаемся понять, что будет с этим домом дальше. Сложная судьба и у дома Высоцкого (№ 13 по Новой Басманной), дома из Альбомов Казакова, то есть Альбомов лучших зданий Москвы XVIII века. Там затянулся какой-то самопальный ремонт.
Образцовой в разных отношениях следует признать реставрацию дома Муравьёвых-Апостолов (Старая Басманная, 23). Это дом с каменным низом и деревянным допожарным верхом; следовательно, в усадьбе не было огня 1812 года. Особенность реставрации дома в том, что арендатором, который её проводил, был Кристофер Муравьёв-Апостол — представитель рода, гражданин другой страны. Дом, по его замыслу, совмещает две функции: музейную — и частную, жилую. Это пока не собственность, а такая реституция-аренда. Недо-реституция. Мы очень рассчитываем, что Кристофер получит преимущественное право приватизации этого дома. Недостаток действующего законодательства о наследии состоит в том, что человек, который дом спас, должен будет участвовать в приватизационном конкурсе на равных с другими.
«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 9/2017