При Алексее Михайловиче, в самые первые по приезде в Москву годы, у Салтанова особенно много «верховых поделок», и год за годом среди них становится все больше образцов западной мебели. Значит, отец Петра ею интересовался, не боялся вводить в обиход, устанавливать европейскую моду.
При малолетнем Федоре главное — портреты, «персоны», по-своему перекликавшиеся с иконописью. Здесь и отдельный портрет Алексея Михайловича «во успении», и изображение самого Федора, сделанное согласно иконописной традиции в точную меру его роста и опять-таки на сплошном золотом фоне.
При царевне Софье спешно строятся терема: каждая из сестер хотела почувствовать свою сопричастность к царскому дому, и Салтанов руководит стенными росписями, да, кстати, пишет и станковые картины. Одну из них царевна Софья непременно хотела видеть в своей приемной палате. А при Петре… Но тут-то и началось самое интересное.
У Салтанова были ученики. Собственно, полагалось им быть у каждого жалованного мастера, чтобы не растерять для государства его умения, сообщить этому умению новую жизнь. Обязательными были казенные ученики — на содержании Оружейной палаты, обычными — частные, которые набирались и содержались художником на собственные средства. Существовала специальная форма договора — «жилая запись», как мастер обязан учить и содержать ученика, сколько и как ученик должен у него прожить. Без подобных помощников заниматься в то время любым ремеслом не представлялось возможным.
Положение Салтанова представлялось иным. У него была первая на Руси живописная школа. Для этого Оружейная палата отстроила на салтановском дворе избы для жилья и обучения казенных учеников, выдавала на них дрова и свечи. И вот при Петре главным в работе Салтанова становится школа. Она остается под его началом до конца 1690-х годов, точнее — до начала строительства Петербурга, куда постепенно отзываются все специалисты. Петр и не думал эту школу закрывать. Значит, мастерство Салтанова вполне отвечало его представлениям о новом искусстве.
Но в то же время открывается то салтановское умение, о котором ничего не сказал первый царский указ: Салтанов причисляется к строительным делам. Это он проектирует одни из первых триумфальных ворот в Москве в 1696 году — по случаю взятия русскими войсками Азова. Это он с другим живописцем Оружейной палаты, Михайлой Чоглоковым, получает под наблюдение строительство крупнейшего московского сооружения на рубеже нового века — цейхгауза, или Арсенала, в Кремле.
Смерть, наступившая, по-видимому, в 1703 году, помешала Салтанову увидеть окончание Арсенала. Документы, так старательно перечислявшие работы мастера, обошли его кончину. К тому же Салтанов подготовил такое множество учеников, что его собственное исчезновение уже могло пройти почти незамеченным.
Ну, а поиск? — в нем можно было поставить точку. Связь двух указов существовала. Без таких, как Салтанов, не могла отстраиваться новая Москва, с ее бытом, далеко предварявшим и подготавливавшим почву для петровских преобразований.
«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 1/1973
«Именьем, брат, не управляй оплошно…»
Игорь Харичев[9]Судьба Хмелиты
Усадьба эта радует душу не только потому, что ее история связана с именем автора «Горя от ума» Александра Сергеевича Грибоедова. В нашей стране, где, к сожалению, нет традиции и привычки хранить вещественные следы истории, где столько заброшенных, разрушенных и уничтоженных усадеб, видеть одну из них в прекрасном состоянии — настоящий праздник, «именины сердца». Тем более что сравнительно недавно на месте этой усадьбы поднимались руины.
Ее зовут Хмелита, и расположена она в Смоленской области, неподалеку от славного городка Вязьма. Находится усадьба в центре одноименного села, известного с 1614 года и получившего свое название от речки Хмелитки, берега которой всякое лето зарастали непроходимыми зарослями хмеля.
В 1967-м в Хмелиту приехал совсем еще молодой тогда автомеханик одной из московских автобаз Виктор Евгеньевич Кулаков. Появился он там после, казалось бы, случайной встречи с Петром Дмитриевичем Барановским (1892–1984), известным архитектором и реставратором, ярым защитником памятников древнерусского зодчества, человеком неуемным, талантливым, ярким; он умел зажечь и увлечь своими идеями и мыслями окружающих. А незадолго до встречи Барановский посетил пепелище знаменитой усадьбы. Именно с ним сталкивает в Москве Кулакова Провидение: именно Кулакову, недавно вступившему во взрослую жизнь человеку, предлагает Барановский помочь в деле восстановления Хмелиты. И получает согласие. Возможно, так судьба подстраховывает себя: на всякий случай, чтобы человек не прошел мимо, посылает еще и живое слово. Ибо последующая встреча Кулакова с Хмелитой была судьбоносной. Он отчетливо почувствовал — его это место.
В общем, появившись в Хмелите, Кулаков загорелся сумасшедшим замыслом — восстановить усадьбу. Возродить ее такой, какой она была в конце века.
Род Грибоедовых владел Хмелитой со второй половины XVI века. В 1747 году хозяином поместья стал отставной капитан-поручик (чин командира роты, позднее переименованный в штабс-капитана) Федор Алексеевич Грибоедов, дед драматурга. Именно Федор Алексеевич в 1760–1770-х годах создал в Хмелите редкий образец обширной усадьбы эпохи барокко — дворцово-парковый ансамбль, включавший в себя каменный господский дом в два этажа с четырьмя отдельно стоящими двухэтажными флигелями, Казанскую церковь, хозяйственные постройки, конный завод с манежем, большую оранжерею, два парка — регулярный и пейзажный, — «хорошие цветники с каменными статуями» и «два копаных пруда с саженою рыбою». Главный дом усадьбы по своей роскоши мог поспорить с лучшими образцами частных дворцовых построек того времени. Усадебный ансамбль дополняла построенная Федором Грибоедовым в 1759–1767 годах на месте прежней, деревянной, каменная церковь Казанской иконы Божией матери с трехъярусной колокольней, трапезной и двумя приделами: Никольским и Иоанно-Предтеченским.
Согласно «Экономическим примечаниям Генерального межевания по Смоленской губернии» 1781 года, в Хмелите проживало множество дворовых людей: «кондитеры, водошники, которые делают для домашнего расхода разных сортов водку, кузнецы, слесари, столяры, кухмистеры, ткачи, которые работают немецкие скатерти, живописцы, золотари, лаковщики, переплетчики, седельники, сапожники, башмачники, портные мужские и женские, межники, ружейники, колесники, штукатурщики, каменщики, плотники, печники, пивовары, бердовщики, суконщики, свечники, оконщики, бочкари, кирпичники, кожевники, да женского разного мастерства золотошвеи манжетные и кружевные плетошницы. Всеми вышеописанными людьми производится работа для господского домашнего раскода».
Хмелита была больше, роскошнее и аристократичнее многих соседских усадеб. Бесспорно, она являла собой центр притяжения для избранного общества. И оно собиралось здесь, в просторном доме. Съезжались семьи Якушкиных, Шереметевых, Нахимовых, Лыкошиных, Озеровых, Уваровых, Радищевых, Станкевичей, Разумовских, Хомяковых, Татищевых… Славные, знаменитые фамилии, столь важные для нашей истории.
С конца XVIII века Хмелита принадлежала Алексею Федоровичу Грибоедову, дяде А. С. Грибоедова, статскому советнику, участнику суворовских походов, в которых он проявил большую личную храбрость.
На протяжении пятнадцати лет, до окончания университета, Александр Грибоедов проводил в Хмелите летние месяцы, самые насыщенные событиями. Усадьбу переполняли гости, устраивались балы, маскарады, концерты и любительские спектакли. Атмосфера усадьбы и чудной природы, с одной стороны, и роскошь общения, интеллектуальных бесед, остроумных разговоров, изысканных застолий — с другой, становились той почвой, которая взращивала одаренного юношу, формировала личность гениального поэта и блестящего государственного деятеля. Герои «Горя от ума» во многом родились из впечатлений, полученных тогда Грибоедовым. Кстати, именно в Хмелите А. С. Грибоедов познакомился со своим троюродным братом Иваном Дмитриевичем Якушкиным, студентом Московского университета, впоследствии ставшим одним из наиболее радикально настроенных декабристов. Многие резкие высказывания Якушкина Грибоедов вложил в уста Чацкого.
После Отечественной войны 1812 года главный дом усадьбы перестроили: пышный барочный декор был сбит, фасады получили новый вид в стиле классицизма, а верх увенчал круглый деревянный бельведер — надстройка, позволяющая обозревать окрестности.
В XIX столетии Хмелита сменила множество владельцев. В 1830 году усадьба перешла по наследству к двоюродной сестре Александра Грибоедова графине Елизавете Алексеевне Паскевич, супруге Ивана Федоровича Паскевича, светлейшего князя Варшавского, генерал-фельдмаршала, а вслед за тем — к ее сыну Ф. И. Варшавскому, не имевшему интереса к усадьбе. Уже в середине XIX века отмечается упадок Хмелиты: один из первых биографов Александра Грибоедова, М. И. Семевский, в 1855 году нашел усадьбу «запустелой и необитаемой». В 1869 году владельцем усадьбы стал купец 1-й гильдии Сипягин, а в 1894-м — видный российский судебный общественный и политический деятель, граф Петр Александрович Гейден, который не только отреставрировал старинный дворец, но и перевез туда собрание из 130 первоклассных картин своего тестя князя Дондукова-Корсакова, среди которых были живописные полотна Гвидо Рени, Рафаэля Менгса, Коро. Последней владелицей Хмелиты в 1907-м, после смерти отца, стала графиня Варвара Петровна Гейден, вышедшая к тому времени замуж за Владимира Александровича Волкова-Муромцева, предводителя дворянства Вяземского уезда.
В 1918–1919 годах в усадьбе действовал народный дом «с театром, чайной и библиотекой». В 1919 году он был закрыт, всю библиотеку и большую часть картин вывезли в Москву и Вязьму. Позже дворцово-парковый ансамбль подвергся планомерному уничтожению: «разобрали два флигеля, до неузнаваемости изуродовали Казанскую церковь, уничтожив трапезную и колокольню, снесли до основания два других храма, уничтожили часть построек хозяйственного назначения».