И доблестные союзники, разнообразные немцы, представители небольших немецких государств, предъявили претензии русской армии, которая проходила через их территорию. Были названы невероятные с точки зрения здравого смысла суммы, более ста с лишним миллионов. Причем Александр, для которого было чрезвычайно важно, пожалуй, даже слишком важно, показать себя Европе во всей душевной широте, за счет российского бюджета приказал выплатить все без остатка. У Канкрина было предельно мало времени, и он действовал, по сути дела, в нарушение указаний государя, чтобы навести порядок и отвести эти невероятные выплаты. Он в короткий срок со своими сотрудниками обосновал снижение претензий раза в три, как минимум. И что характерно, союзники не стали возражать.
Еще одна его характерная черта — он кристально, неправдоподобно честный человек. Разговоры о его воровстве и что все интенданты жулики, совершенно ни на чем не основаны, когда речь идет о нем. Ходили слухи, что когда он умер, дочке осталось по завещанию 1000-рублевая ассигнация. Естественно, была какая-то недвижимость, но ведь он был министром дольше, чем кто бы то ни было в Российской империи — 21 год, с 1823-го по 1844-й. Он ушел в отставку в год своего 70-летия и через год умер, как это часто бывает с людьми, которые все силы, всю жизнь вкладывают в дело — дело кончается, и они вместе с ним уходят.
Главным же делом его жизни, думаю, была денежная система России. Но прежде обратимся к началу.
Его отец был блестящим специалистом по соляному делу. Он руководил соляными разработками, копями и делал это превосходно. Во Франкфурте он издал в конце XVIII века труд по истории, теории и практике соляного дела — достаточно сказать, что труд этот составлял ни много, ни мало, 12 томов. Конечно, сыну он в какой-то степени дорогу проторил. Но помимо этого — и самое важное — было его немецкое происхождение, характер. И еще один интересный момент. Ему, по довольно обоснованным слухам, протекцию оказали пруссаки — те из них, а это были ведущие офицеры, и их было немало, кто после того, как Пруссия поневоле стала союзником Наполеона, подали в отставку из принципа в 12-м году и демонстративно отправились на русскую службу. В частности, так поступил знаменитый Пфуль. Именно Пфуля считали главным «рекомендателем» Канкрина. И началась его служба в армии, а до этого он был сначала при отце, потом при министерстве внутренних дел на второстепенных должностях.
Карьера началась с того, что он стал помощником генерал-провиантмейстера… А затем очень быстрое повышение — генерал-интендант одной из армий, потом генерал-интендант всей действующей армии. А в 23-м году Александр под конец своего правления сменил Гурьева, который долгое время был министром финансов — и при нем финансы называли «гурьевская каша» — сменил на Канкрина, и это было одно из самых удачных его решений. Сменил на совершенно другой тип министра, другой тип государственного деятеля.
Гурьев извлекал доходы, необходимые государю для репрезентаций, для придания власти наибольшей пышности и для решения неотложных военных и прочих нужд, не думая о том, к чему эти расходы приводят. Сегодня мы говорим о том, что бюджет должен быть прозрачным для общества. А тогда бюджет был непрозрачным для самого министра финансов, потому что роспись доходов составлялась приблизительно, а роспись расходов составлялась с опозданием на 2–3 года, то есть понятия бюджета, сметы не было как таковых вообще. Министр финансов был добывателем денег для расходов, по существу никем не контролируемых. И тем не менее Гурьев долгое время Александра удовлетворял. Царь никак не мог понять, что надвигается хаос, на страну обрушивается страшная инфляция. Вспоминается вопрос Коробочки Павлу Ивановичу Чичикову: «Как, батюшка, будешь рассчитываться, на ассигнации или на серебро?». Происходило резкое падение цены бумаги по отношению к серебру. Инфляция составляла порядка 40 процентов. При этом нужно иметь в виду огромное пространство империи, отсутствие серьезных информационных средств. Это сегодня мы узнаем о курсе доллара и рубля в любую минуту, когда захотим. А тогда в Москве — один курс, в Петербурге — другой, в Хабаровске вообще непонятно какой. И особо — простонародный курс, деревенский, который довольно резко, на 5, 6, 7 копеек, отличался от городского. Отсюда — хаос и масса злоупотреблений. А ведь еще были своего рода «баксы» — золотая заграничная монета, ценность которой определялась на глазок и которая ввозилась в Россию очень энергично, но нелегально. Золото предпочитали вкладывать в сбережения. Но при хаосе финансов невозможно нормальное развитие промышленности, да и вообще функционирование государства. А хаос все нарастал.
Гурьев пытался с ним бороться, но как? Внешними займами, а это — дополнительное отягощение казны. И — самое главное — внутренними займами, то есть изъятием средств у населения. После Гурьева сколько денежных реформ пережила наша страна?! Трудно сосчитать. И все без исключения ложились бременем на население. Единственным, кто сумел избежать этого, был Канкрин.
Обычно ведь как: мы просыпаемся, узнаем, что начинается новая жизнь, все теперь будет прекрасно, но наши скромные сбережения либо резко уменьшились, либо исчезли вовсе. Здесь — иная изначальная установка. Он заранее поставил перед собой задачу — не отягощать казну и ничего не брать у населения. Найти излишки, которых вообще-то практически нет. А если нет, значит, создать, аккумулировать излишнюю денежную массу в эти излишки, и их-то и ликвидировать. Я искал в истории примеры и не нашел их. Потому, наверное, что самодержавный строй в России ни на что другое не похож. И Канкрин искал конкретные источники дохода (кстати, любопытнейшие у него были поиски!), исходя из нашей специфики, а не из мировой практики. И он нашел и добился аккумуляции излишков. И провел денежную реформу, которая совершенно не затронула ни интересы бюджета, ни интересы населения. Вот уж действительно — гофманский герой! Поистине совершает чудо. Как же это могло получиться?
Во-первых, вводит строжайший режим экономии, непривычный для России. Даже царю он говорил на его просьбы — «Нельзя, ваше величество». — «Как нельзя?! Мне нельзя?» — «Нельзя, нет средств, не осилим». Канкрин начал со своего министерства. Другие министры его ненавидели, потому что предоставленные ими росписи расходов сокращались как минимум на треть. И царь почти во всех случаях Канкрина, безусловно, поддерживал, понимая, что другого пути нет.
Это одна сторона дела. Вторая — таможенные пошлины. Протекционизм — понятие известное, но у нас в России он сводится только к повышению пошлин. Другое дело — у Канкрина. Кстати, интересная подробность его биографии. Канкрин хороший музыкант, он скрипач, и мог бы стать выдающимся музыкантом, не став министром финансов.
И у меня совершенно отчетливое представление, что он постоянно ощущал гармонию финансового, очень сложного полифонического звучания. Вот конкретный эпизод. Вдруг, в одночасье, втрое вырастают цены на печатную продукцию. Он немедленно стал разбираться, в чем дело, и выяснил, что составился некий конгломерат торговцев типографской краской, пошлина на которую была очень высокой. Естественно, это тут же отразилось на цене печатных изданий. В тот же день по его распоряжению пошлина была в несколько раз понижена. Дело торговцев развалилось, он сбил монополию, и буквально через день-другой цены пошли вниз. Для министра такая реакция, прямо скажем, не типична, но и сам Канкрин тоже человек нетипичный.
И наконец, конечно, самое спорное и, может быть, самое интересное — система откупов. По этому поводу к нему было много претензий. Известно, что монополия на торговлю спиртными напитками — один из главных источников дохода в России. Так было, есть и еще долго будет. Но при Александре была акцизная система, то есть, в сущности, спиртным торговало государство непосредственно. Кабатчик — это по сути представитель государства, госслужащий, вроде как чиновник низшего уровня, а над ними — система акциза. И сделать было ничего невозможно.
Сразу надо сказать, что здесь Канкрин предусматривал только государственный интерес, о потребителе особо не думал. Периодически — если не ошибаюсь, раз в 10 лет — проводились торги, аукционы в каждой губернии. Участвовали все желающие. На торг выставлялось право монопольной торговли спиртными напитками в данной губернии. В результате кто-то это право покупал. Выгода была реальная и очень значительная — казна сразу получала очень серьезную сумму, которую невозможно было украсть. И вот Канкрин на 80 миллионов рублей за счет откупов повышает доходы от продажи спиртных напитков.
У Канкрина любопытная позиция — можно относиться к ней как угодно — он говорит примерно следующее:
«В России, извиняюсь, крадут все. Украдет чиновник, куда это пойдет? Прямо по Грибоедову: танцовщицу заведут, не одну, а трех разом, какую-нибудь борзую, поместье купит, вероятнее всего, в Париж поедет, потратится. Украдет предприниматель — а откупщики — это, как правило, предприниматели, купцы — пойдет в дело». Конечно, страдает потребитель, но он все равно страдает… Он и раньше страдал, а сейчас это, по крайней мере, «работает» на нужды государства, а не нужды чиновников». Так примерно думал Канкрин. И возможно, в этом есть свой резон, хотя, конечно, население спаивали. Оно и само спивалось и спивается. Ну, это уже особый вопрос, он вне компетенции Канкрина.
Какие у него подходы? Основные доходы от подушной подати. Подушная подать ложилась на плечи самых неимущих слоев населения — крестьянства, городских низов и так далее.
С его точки зрения, табак — это, в известной степени, роскошь. А у него стремление — на предметы роскоши пошлины повышать особенно интенсивно. С тем, чтобы хотя бы часть государственных доходов шла за счет людей, которые живут в достатке. Вот на соль, скажем, цены, насколько я знаю, не повышались. И политика его понятна: соль — это то, что совершенно необходимо.
Таким образом, вот его три источника, найденные в интересах бюджета: жесткая экономия, таможенные пошлины и откупы. За счет этого он аккумулировал те средства, которых раньше не было. Они-то и пошли на выкуп денежной массы, на то, чтобы избавиться от огромных излишков.