Французский император дал ему недавно крест легиона второго класса, за то, что он спас несколько французских генералов и дал им пасспорты. Я с ним много спорил о таких предметах, которые никакому сомнению не подвержены: он утверждает, что русский народ никакого характера не имеет. Вот, брат, как и неглупые люди заблуждаются. Есть ли бессмысленное рассуждение некоторых иностранцев сделает на них в первой раз какое-нибудь впечатление, то они продолжают блуждать в сем лабиринте ложных мнений и наконец усиливаются в этих пустяках до невероятной степени…
Вчера он был у меня во французском кафтане с кошельком. Можешь копию найти в Гогартовых карикатурах. Мартос тотчас срисовал его.
Впрочем, в России князь Петр не задержался. В конце 1812 года вновь получил назначение к сардинскому двору. С повышением — в ранге посланника и полномочного министра.
Кружной путь к месту. Вынужденная остановка в Англии (развязка войны на континенте еще не наступила). Князь Петр — герой великосветских салонов. «Друг бардов английских». Из письма лорда Байрона — Д. Меррею (февраль 1814 года)»:
…Меня столько же заботит «Курьер», сколько князь или вообще князья, за исключением Козловского…
Кстати, «добавим. (не от себя, а от литературоведа М. Алексеева). что, несомненно, Козловского Байрон упомянул еще раз в XVII строфе 7-й песни «Дон-Жуана», где его имя искажено и стоит в ряду других, также искаженных имен: «Schermatoff and Chermatoff, Koklophti, Koclobski, Kourkin and Mouskin-Pouskin…»
В апреле 1814-го — князь «при дворе». В Турине. В конце года — уже в Вене. На конгрессе. Николай Тургенев:
…князь Козловский еще здесь и занимается чтением Библии…
Похоже, в Вене с ним свел знакомство граф де ла Гард:
…Один из присутствующих за столом, князь Козловский, русский посланник в Турине, уполномоченный своим государем содействовать на конгрессе соединению Генуи и Пьемонта, сопровождал каждый стакан токайского остротою или эпиграммой, которые касались или его двора, или того двора, при котором он был уполномочен… Хотя император Александр, которого он потешал своими шутками, относился к нему очень благосклонно… но все-таки мне казалось, что он как будто прокладывает себе верный путь к немилости или изгнанию, потому что он выражался с благородной независимостью, которой он научился, конечно, уже не в обществе придворных. Истина и сила его замечаний были таковы, что если бы он заговорил так в Петербурге, как он это делал в Вене, я мог бы побиться об заклад, что для него тотчас же были приготовлены фельдъегерь и кибитка, чтобы отвезти его вглубь Сибири для того, чтобы он там научился молчанию, которое должно быть неотъемлемою принадлежностью его дипломатического положения.
Тем не менее князь Козловский был нелицемерно предан своему государю и был воодушевлен славой и величием своей родины…
В 1820-м П. Козловский (чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворах Баденском и Вюртембергском) оставляет дипломатическое поприще. Предчувствия графа де ла Гарда отчасти оправдались.
Князь Петр колесит по Европе. Встречи. Переписка. Ф. Тютчев из Мюнхена (декабрь 1824):
Дорогой князь,
Только будучи всецело убежден в неисчерпаемой доброте, составляющей суть вашей натуры, осмеливаюсь я докучать вам своим письмом. Впрочем, я мог бы счесть достаточным себе оправданием и глубоко искреннюю преданность по отношению к вам. Вот уже около двух лет я получаю о вас только косвенные и весьма скудные известия, лишь усугубляющие неопределенность, в которой я пребываю на ваш счет.
Барон Хорнштейн присоединяется ко мне в изъявлении глубочайшего уважения к вам. Без сомнения, кроме меня, в мире нет человека, любящего вас сильнее, чем он. Мы видимся с ним очень часто, и, если верно, что дух Учителя присутствует везде, где двое собрались во имя его, то просто необходимо, князь, чтобы вы иногда снисходили до нас в своих помыслах.
«Русский европеец» в Берлине, в Париже, в Лондоне… В августе 1826 года на острове Норденрей князь Козловский сходится с Гейне. Два фрагмента из переписки поэта:
…Я много общаюсь с князем Козловским, очень остроумным человеком.
…Я очень подружился с русским, nous etions insepara bles <мы были неразлучны>, и позднее мы снова с ним свиделись в Линденгофе и Бремене. Он еще не знает, может ли он вернуться в Россию или нет…
«Back in «to Russia» — в конце 1835 года. Князь Петр в Петербурге. В кругу родных. Слушает романс — «покаяние» племянника своего — Александра Даргомыжского:
Каюсь, дядя, чорт попутал…
Среди друзей — В. Жуковский и князь П. Вяземский. А. Пушкин, раз познакомившись с князем, зазывает в «современники». Позже князь Петр вспоминал:
…Когда незабвенный издатель «Современника» убеждал меня быть его сотрудником в этом журнале, я представляя ему, без всякой лицемерной скромности, без всяких уверток самолюбия, сколько сухие статьи мои, по моему мнению, долженствовали казаться неуместными в периодических листах, одной легкой литературе посвященных. Не так думал Пушкин.
В первой книжке журнала П. Козловский «разбирает» «Парижский математический ежегодник»:
Возвратясь в наше Отечество, после долговременного отсутствия, мы с радостию взираем на возрастающий в нем порыв к просвещению… но, к сожалению, сколько нам известно, все сие ограничивается литературою и некоторыми историческими произведениями… Науки, так сказать, остаются позади, исключительным занятием школ или уделом людей, посвятивших себя какой-либо отдельной части государственной службы. Таковое несогласие с ходом по сему предмету умов в Европе, тогда как во всем другом наши соотечественники храбро борются с нею, вовсе для нас неудобопонятно.
Как бы то ни было, в недоумении истинной причины исключительного вкуса к литературе, мы с нашей стороны имеем в предмете сею статьею возбудить не токмо в юношах, но и в созрелом читателе желание к занятиям, которые новое просвещение так облегчило, что и нежный пол не находит большого затруднения в понятии правил просто и ясно изложенных…
Вскоре — новая статья «О надежде (то есть о теории вероятности или об удобосбытностях)». Из письма А. Пушкина к П. Чаадаеву (октябрь 1836 года):
…Читали ли вы 3-й № Современника?..
Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз навсегда сделаться литератором.
Для князя же — «письменный процесс… тягостен и ненавистен». Его собственные слова. А теперь послушаем признанного авторитета, архивиста П. Бартенева:
…Козловский владел необыкновенным искусством рассказа. Он сочинил целый роман… Роман этот, из лености, он не положил на бумагу, а постепенно рассказывал его своим приятелям.
Впрочем, еще одну статью князь напишет. Ту, что «обещал» А. Пушкину. Поэт вспомнит о ней 26 января 1837-го. Статья «Краткое начертание теории паровых машин» появится в седьмой книжке журнала А. С. Пушкина, «изданного по смерти его в пользу его семейства». Стихотворение же поэта останется в черновиках:
Ценитель умственных творений исполинских,
Друг бардов английских…
«Любовник муз латинских» в Петербурге не усидел. Летом 1836 года — уже в Варшаве. Получил место представителя министерства иностранных дел при наместнике в Царстве Польском князе И. Ф. Паскевиче. Едва ли только по соображениям материальным. П. Вяземский вспоминал:
…Николай I спросил его, зачем хочет он поселиться и служить в Варшаве.
— Чтобы проповедовать полякам любовь к Вашему Величеству и к России.
— Ну, — сказал ему на то Император, улыбаясь, — как вы ни умны, а при всем уме и дарованиях ваших, вероятно, цели вы своей не достигнете.
У каждого, верно, были свои резоны.
Князь быстро завязал знакомства в польском обществе. «Он был, — свидетельствует П. Вяземский, — если можно позволить себе такое сравнение, род подушки (именно подушка, да еще какая!), которая служила к смягчению трений между властью и власти подлежащими.»
Князь И. Ф. Паскевич — давний знакомый Козловского. Тем не менее, замечает Н. Шильдер, «…относился к нему с некоторым недоверием. Козловский был католик и в делах, относящихся до католического духовенства, он действовал не вполне согласно с видами правительства.» А потому не случаен, видимо, такой пассаж в депеше фельдмаршала Николаю I — «. о князе Козловском имею счастье донести, что по секретным сведениям.»
Туда же, в Петербург, адресуется и сам князь — Петру Вяземскому (ноябрь 1836 года):
…Мнение мое о письмах Чаадаева отгадать вам будет не трудно… Как бы ни странны казались его мысли, все-таки человек, не посягающий на существующее правление, не оскорбляющий высокую особу монарха, не ищущий в неблагоразумной своей искренности, ничего, кроме правды добра, все-таки в самых заблуждениях достоин заступления… тех, у которых есть перо и сердце…
1839-й… дружеская сходка во Франкфурте — В. Жуковский, Петр Козловский, Тургенев Александр. Последний сообщает письмом П. Вяземскому:
…Жуковский здоровее прежнего. Князь Козловский краснобай по-прежнему. Здесь и все его семейство, сын с невестой: он благословил их по-своему…
Чуть позже, на борту «Николая I», князя встречает маркиз де Кюстин. Автор «Писем об Испании», «Этели»… приятель Шатобриана и Рекамье направляется в Россию. Ему и слово:
…я увидел на палубе пожилого, очень полного, с трудом державшегося на своих колоссально распухших ногах господина, напоминающего лицом, фигурой, всем своим обликом Людовика XVI. Это был русский вельможа, князь Козловский. Он обратился ко мне, назвав меня по имени. Я был поражен. наша беседа завязалась…
Князь Петр наставляет «паломника» маркиза де Кюстина: