бегство единственную вещь и что это окажется Попугай.
Мы даже не сразу осознаем, что Банти пропала. Она — наш живой будильник, и когда будильник вдруг почему-то не срабатывает, мы преспокойно продолжаем спать. И просыпаемся только в четверть десятого, когда в дверь Лавки начинает барабанить покупатель, желающий немедленно приобрести пилюли для собак «Шерли», будит всех обитателей Лавки, которые тоже проспали, и Патрицию, которая зла, поскольку ненавидит что бы то ни было пропускать (она из тех, кто является в школу еще раньше завхоза). Информация просачивается по дому — Патриция будит Джиллиан, Джиллиан меня (прыгая на моем сонном теле и визжа, что я сперла ее куклу Денизу, — Дениза, кукла с настоящими волосами, заместила в сердце Джиллиан ее былых кумиров, Уголька и Шустрика), а я — Джорджа, вбежав в родительскую спальню в истерических слезах и с расцветающим синяком на щеке, куда попала ногой Джиллиан. Для Джорджа все это слишком — он одурело вскакивает в постели, хватает с тумбочки будильник, непонимающе пялится на него, потом — на пустоту второй половины постели, где должна быть Банти, плюхается обратно и бормочет: «Найдите мать».
Это оказывается непростой задачей. Мы втроем играем в «отыщи маму» не меньше получаса, прежде чем вернуться к Джорджу и признаться, что мы совершенно лишены способностей к этой игре.
— Что значит «не можете найти»?
К этому времени Джордж уже встал и бреется электробритвой, одновременно сторожа тостер. Время от времени в Лавке звонит колокольчик, и Джорджу приходится бежать туда обслуживать покупателя. Джордж натянул брюки, но сверху на нем до сих пор майка и пижамная куртка, и мы слышим обычный обмен искрометными репликами. «Проспали, мистер Леннокс? Ха-ха-ха!», «Ну и ну, Джордж, — значит, было чем заняться в постели-то? Ха! Ха! Ха!» Последняя реплика произносится с похабной интонацией и акцентом кокни — ошибиться трудно, это Уолтер, он пришел за каракатицей для попугайчика своей матери. Даже к этой покупке у него находится двусмысленный комментарий, но Джорджу, кажется, не до смеха.
— Как поживает Дорин? — спрашивает Уолтер, делая странный жест — будто подпихивая вверх внезапно выросший невидимый огромный бюст.
Джордж что-то мрачно бормочет про Банти.
— Потерял жену?! — недоверчиво повторяет Уолтер. — Везет же некоторым!
Судя по лицу, Джордж не слишком ценит свое везение. Он окидывает Лавку взглядом, обнаруживая разом две вещи — отсутствие Попугая и присутствие Руби.
— А ну иди оденься! — немедленно командует Джордж, словно я танцую стриптиз, а не стою в ночной рубашке и шлепанцах, уныло держа перед собой подгорелый тост.
— У стен есть уши, — говорит Уолтер, тыкая пальцем себе в ухо.
— А зачем стенам уши? — спрашиваю я, вернувшись на кухню, у Патриции, которая жжет тосты один за другим.
— А я почем знаю, черт возьми, — злобно парирует она, откидывает волосы со лба и принимается орать на тостер, чтобы дать выход отчаянию.
Джиллиан притаскивает из шкафа коробку кукурузных хлопьев и насыпает себе в миску.
— Муши — это маленькие мухи, — заявляет она, высыпая на хлопья две столовые ложки сахара с большущей горкой. — Они сидят на стенах.
В Лавке звонит колокольчик, знаменуя отбытие Уолтера, и Джордж вихрем врывается на кухню.
— Где она, черт побери все на свете? — спрашивает он, дико озираясь и вглядываясь по очереди в каждую из нас.
— Может быть, она оставила записку, — говорит Патриция, тщательно прицеливаясь одним из тостов, самым горелым, в мусорное ведро.
— Записку? — повторяет Джордж.
Вид у него ошарашенный. Мысль о том, что Банти, может быть, нас покинула, а не завалилась случайно куда-нибудь в угол дома, не приходила ему в голову.
— Да, записку, — говорит Патриция, метко попадая тостом в ведро (она одна из лучших, упорнейших нападающих в команде младшеклассниц по нетболу гимназии имени королевы Анны). — Знаешь, такую…
— Я знаю, что такое записка, черт побери, — сердится Джордж и, громко топая, снова покидает кухню.
Я вздыхаю и тянусь за коробкой корнфлекса. Хлопья рассыпаются повсюду, но немножко попадает и мне в миску. Патриция мажет маслом дымящийся тост и с мрачным удовлетворением вонзает в него зубы. Мы едим стоя, прислонившись к разнообразным деталям обстановки кухни. Свобода от столовой имеет вкус преступного наслаждения, и завтрак в конце концов выходит неплохой: вдобавок к подгорелым тостам и утопленному в сахаре корнфлексу мы отважно жарим яичные гренки, дружно орудуя сковородкой. Впрочем, на поход в школу дух сотрудничества не распространяется. Когда не стесненный условностями завтрак заканчивается, Патриция складывает школьную сумку и говорит:
— Ну ладно, я пошла.
— А я?! — воет Джиллиан, быстро запихивая в рот последний кусок гренки. (Джиллиан и меня в неблизкий путь до начальной школы обычно сопровождает Банти.)
— Что — ты? — спрашивает Патриция именно тем презрительным тоном, который гарантированно доводит Джиллиан до бешенства.
— Как я попаду в школу? — орет Джиллиан, прыгая на месте от злости (я замечаю это «я», а не «мы»).
Патриция пожимает плечами.
— Не знаю, — ядовито говорит она. — Я тут ни при чем — и вообще тебе уже десять лет, уж наверно ты способна дойти до школы?
Оскорбив таким образом самостоятельность Джиллиан, она вскидывает сумку на плечо и исчезает. Джиллиан закипает от негодования, но кипение почти утихает, когда Патриция внезапно возвращается.
— Я сейчас схожу за сумкой, — торопливо говорит Джиллиан.
— Можешь не беспокоиться, я не за тобой вернулась, — презрительно отвечает Патриция. — Просто забыла написать записку.
— Патриция, ты что, тоже решила сбежать? — в ужасе спрашиваю я.
— Нет, глупая! Записку, потому что я опоздала, — рявкает Патриция. Она выдирает страницу из тетради по французскому и пишет, гениально подделывая почерк Банти:
Дорогая мисс Эверард!
Пожалуйста, извините Патрицию за опоздание. К сожалению, сегодня утром наша собака попала под машину.
Искренне ваша,
— Какая собака? — спрашивает Джиллиан (мы обе заглядываем Патриции через плечо и видим, что она пишет). — У нас же нет собаки.
— Еще как есть. У нас навалом собак, — говорит Патриция, аккуратно складывая записку квадратиком.
— Да, но то Любимцы. И ни одна из них не попадала под машину. Правда же? — растерянно говорит Джиллиан.
— Джиллиан. — Патриция недоверчиво смотрит на сестру. — Я не понимаю, что ты так заводишься. Ты же сама врешь все время.
Джиллиан действительно заводится — щеки у нее становятся в розовую крапинку, как брюхо у форели. Так бывает всегда, когда она собирается закатить истерику.
— На этот раз я совсем ушла. — Патриция игнорирует Джиллиан и, поворачиваясь ко мне, мило говорит: — Руби, до вечера.
В награду за явный фаворитизм я иду ее провожать до калитки Заднего Двора и машу ей вслед — Банти никогда так не делает. В отдалении начинается вой, похожий на сигнал воздушной тревоги: «Я хочу к мааааааме!»
Что ж, «хочу не значит получу», как любит повторять эта самая мама. В тот день мы так и не попадаем в школу, но держимся подальше от Джорджа, проводя большую часть времени в спальне Джиллиан, где та устраивает альтернативную школу. В ходе занятий ученики сидят на полу, а Джиллиан — на своей кровати. Меня запихивают за одну парту с Денизой. Должностные обязанности Джиллиан-учительницы, кажется, состоят в раздаче наказаний. Когда я рискую пожаловаться, что у Патриции в школе нас еще и учили, меня ставят в угол больше чем на час и выпускают только на поиски продовольствия. Впрочем, я и тут упускаю случай стать учительским любимчиком, так как нахожу лишь горсть крекеров и полбуханки солодового хлеба. Время от времени Джордж подходит к подножию лестницы и кричит нам на второй этаж, спрашивая, все ли у нас в порядке. Мы хором кричим в ответ «да» — не хочется и думать, что он с нами сделает, если что-нибудь окажется не в порядке.
— Вы что, весь день тут просидели? — недоверчиво спрашивает Патриция, придя из школы.
— Да.
— И мама так и не появилась?
(Слова с этим корнем в лексиконе Патриции уже почти вымерли, но по случаю кризиса она решила их воскресить.)
— Нет.
Она исчезла без следа — ни волоска, ни обрезка ногтя. Может быть, она умерла. Может быть, присоединилась к сонму домашних призраков и теперь проходит сквозь стены и скользит вниз по-над лестницей. Будь здесь мистер Веджвуд или Майра из церкви тети Бэбс, они вежливо попросили бы призраков оглядеться и посмотреть, нет ли тут нашей матери. Хоть какое-то времяпрепровождение для Девятого легиона.
Джордж уходит и возвращается с рыбой и жареной картошкой. Он явно очень беспокоится.
— И чертов Попугай пропал, представляете? — говорит он, качая головой. — Может, в полицию позвонить?
Мы трое ошарашенно смотрим на него — впервые в жизни он поинтересовался нашим мнением по какому бы то ни было вопросу.
— А ты искал записку? — осторожно спрашивает Патриция.
— Когда я должен был ее искать? — парирует расстроенный отец, и поисковая партия снова отправляется по дому.
Джиллиан предлагает Патриции подделать записку.
— И что это даст? — хмурится Патриция.
— Он успокоится, — настаивает Джиллиан, и Патриция задумчиво прищуривается.
— Ты имеешь в виду, чтобы он на нас не злился?
Я с жаром поддерживаю этот план, хотя мне чуть-чуть стыдно: собственное благополучие нас волнует больше, чем судьба матери. Впрочем, план сразу проваливается, так как нам не удается придумать, что такое можно написать в записке, чтобы Джордж, прочитав ее, полностью утешился.
Мы обыскиваем ящик прикроватной тумбочки Банти — там все разложено очень аккуратно, но никакой записки для Джорджа нет. Зато есть маленький серебряный медальон.
— Что это? — спрашиваю я у Патриции.