– Налей на троих, – сказал я. – Нет, на четверых и хлопни одну со мной. Что новенького, Джек? Я слышал, ты тут устроил для публики кабинку с порнухой?
– Привет, Эд. Запомни, парень, у меня не порнуха, а настоящее искусство.
– Какая разница?
– Если девки ведут себя спокойно – это искусство, а вот если начинают извиваться и крутить задом – тогда закон против. Такие правила. На, посмотри.
Он дал мне программу. Я прочел:
Джой-клуб представляет:
«МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО»
Прекрасные модели в серии развлекательных и художественных живых картин.
22.0 «Афродита» – Эстелла
23.0 «Жертвоприношение солнцу» – Эстелла и Хейзл
24.0 «Верховная жрица» – Хейзл
01.0 «Жертва на алтаре» – Эстелла
02.0 «Поклонение Пану» – Эстелла и Хейзл
(Посетителям рекомендуется воздерживаться от свиста, топанья ногами и прочих нарушений художественной чистоты показа.)
Последнее замечание было излишним. Заведение Джека Джоя славилось строгими правилами.
На другой стороне программки я увидел новый перечень цен, из которого узнал, что стаканчик в моей руке обойдется мне вдвое дороже, чем я предполагал. Тем не менее, зал был битком набит народом – простаками вроде меня. Я хотел было по-дружески сказать Джеку, что обещаю зажмуриваться во время шоу, если он возьмет за выпивку по старой цене, но тут из-за стойки раздались два резких звонка – два пронзительных сигнала, похожих на морзянку.
– Одиннадцатичасовой показ, – объяснил Джек и, присев за стойку, начал там копаться.
Заглянув вниз, я заметил под стойкой какую-то продолговатую штуковину. Ее украшало столько электрических приспособлений, что их хватило бы на веселенькую рождественскую елку для бойскаутов – переключатели, кнопки, ручки реостатов, пластинки для проигрывателя и ручной микрофон. Я нагнулся, чтобы рассмотреть ящик получше. У меня слабость к таким вещам – наверное, от моего старика. Он ведь назвал меня Томас Алва Эдисон Хилл в надежде, что я пойду по стопам его идола. Но я здорово разочаровал его: мне так и не удалось придумать атомную бомбу, хотя иногда я пытаюсь починить свою пишущую машинку.
Джек щелкнул переключателем и взял микрофон. Его голос загремел из колонок музыкального автомата.
– А сейчас мы представляем «Магическое зеркало»!
Проигрыватель заиграл «Гимн солнцу» из «Золотого петушка», и Джой медленно повернул ручку реостата. Освещение в зале погасло, а «Магическое зеркало» медленно осветилось. «Зеркалом» служила стеклянная перегородка шириной около десяти футов и высотой около восьми. Она отделяла от зала небольшую сцену на балконе. Когда в баре горел свет и огни на сцене были погашены, стекло оставалось непроницаемым и выглядело как зеркало. Когда же свет в зале гас, а на сцене – включался, сквозь стекло начинала медленно проступать картина.
В баре осталась гореть только лампа под стойкой у Джека. Она освещала его фигуру и приборы. Яркий свет лампы слепил мне глаза; я прикрыл их рукой и уставился на сцену. А там было на что посмотреть.
Представьте: две девушки – блондинка и брюнетка. Алтарь или стол, на котором, как символ сладострастия, раскинулась блондинка. Брюнетка застыла у алтаря, схватив блондинку за волосы и занеся другой рукой причудливый кинжал. Задник сцены переливался золотым и темно-синим цветом, изображая яркие солнечные лучи на псевдоегипетский или ацтекский манер? Но никто не смотрел на задник – все взоры ласкали девчонок.
На брюнетке был высокий головной убор, серебряные сандалии и набедренная повязка из стеклянных побрякушек. И больше ничего! Никакого намека на бюстгальтер. А блондинка вообще была гола как устрица. Ее колено на авансцене приподнялось ровно настолько, чтобы заткнуть рот скулящим блюстителям нравов.
Я не смотрел на голую блондинку; мой взгляд тянулся к ней – брюнетке.
И хотя сыграли свою роль две милые торчащие грудки, длина грациозных ног, форма бедер, боков и прочего, тем не менее меня потрясло какое-то общее впечатление. Она была просто до боли хороша. Кто-то рядом воскликнул:
– Обалдеть можно! Тащусь от нее!
Я хотел уже шикнуть на него, как вдруг понял, что это мой собственный голос.
Тут свет на сцене погас, и я вспомнил, что надо дышать. Я выложил безбожную плату недрогнувшей рукой. Джек интимно сообщил:
– Между показами они развлекают посетителей в зале.
Когда девушки появились на лестнице, ведущей с балкона в зал, он жестом подозвал их и представил меня.
– Хейзл Дорн, Эстелла д'Арки – знакомьтесь, это Эдди Хилл.
Хейзл, брюнетка, спросила:
– Как поживаешь?
А блондинка фыркнула:
– О-о, я встречалась с этим призраком раньше. Как дела? По-прежнему гремишь цепями?
– У меня все замечательно, – ответил я, пропуская мимо ушей ее подковырки.
Да, я знал ее – не как Эстеллу д'Арки, а как Одри Джонсон. Когда я строчил автобиографию начальника полиции, она работала стенографисткой в муниципалитете. И она никогда мне не нравилась: слишком уж любила находить больные места и ковыряться в них.
Я не стыжусь своей профессии. Ни для кого не секрет, что я писатель-призрак и работаю на других авторов. Хотя вы можете найти мое имя на титульном листе «Сорока лет полицейского», прямо под именем начальника полиции – пусть маленькими буквами, но оно там: «в сотрудничестве с Эдисоном Хиллом».
– Как тебе понравилось шоу? – спросила Хейзл, когда я заказал круговую.
– Мне понравилась ты, – ответил я по возможности тише, как бы по секрету. – Не могу дождаться следующего номера, чтобы разглядеть тебя получше.
– Тогда ты увидишь кое-что еще, – пообещала она и сменила тему.
У меня сложилось впечатление, что брюнетка гордится своей фигурой и с удовольствием принимает комплименты, но в то же время не совсем еще загрубела, выставляя тело напоказ для публики. Эстелла склонилась через стойку к Джеку.
– Джекки, малыш, – сказала она тоном нежного упрека, – ты опять держал подсветку слишком долго. При моей позе это не страшно, но бедная старушка Хейзл к концу представления дрожала, как лист на ветру.
Джек ткнул пальцем в сторону песочных часов для варки яиц.
– Они рассчитаны на три минуты, и именно столько времени вы работали.
– Не думаю, что было больше трех минут, – подхватила Хейзл. – Я совсем не устала.
– Ты вся тряслась, моя милая. Я же видела. Тебе не стоит утомляться – от этого появляются морщины. В любом случае, – добавила Эстелла, – за временем теперь буду следить я.
И она сунула песочные часы в свою сумочку.
– Тебе нас больше не надуть.
– Я же говорю, три минуты, – настаивал Джек.
– Неважно, – заявила она. – Или с этого момента мы следим за временем, или мамочка закроет маленького Джекки в темный чулан.
Джек хотел ей что-то ответить, но, передумав, отошел в другой конец стойки бара. Эстелла пожала плечами, заглотнула остатки спиртного и ушла. Я видел, как она еще поговорила с Джеком, а потом присоединилась к клиентам за одним из столиков.
Хейзл тоже посмотрела ей вслед и пробормотала:
– Надавала бы я этой потаскушке по трусам, если бы она их носила.
– А что, ее обвинение – туфта?
– Не совсем. Возможно, Джек твой приятель.
– Нет, мы просто знакомы.
– Знаешь. бывали у меня мерзкие боссы. но он настоящий подонок. Вряд ли он затягивает время, чтобы помучить нас – мне бы и в голову не пришло его проверять, – но некоторые позы очень трудно держать три минуты. Например, Афродиту у Эстеллы. Ты видел?
– Нет.
– Она балансирует одной ногой на шаре, а другая нога приподнята и заменяет собой фиговый листочек, потому что она там без одежды. Джек установил аварийный выключатель, чтобы прикрыть ее, если она сорвется, но все равно это дикое напряжение.
– Лучше скажи, чтобы самому прикрыться от полиции.
– И от нее тоже. Джек хочет, чтобы мы работали так круто, как только можно. Но чтобы нас не замела полиция нравов.
– Не понимаю, зачем ты пошла работать в этот притон. Ты могла бы получить роль в фильме.
Она печально рассмеялась.
– Эдди, ты когда-нибудь пробовал получить роль? Ято пыталась.
– И все-таки, впрочем, ладно. А что вы с Эстеллой не поделили? Ты сердишься, когда говоришь о ней.
– Она. хотя неважно. Наверное, у Эстеллы были добрые намерения.
– Ты хочешь сказать – когда она затащила тебя сюда?
– Не только.
– А что еще?
– Да ничего. Слушай, как ты думаешь, мне действительно нужен крем от морщин?
Я рассматривал ее близко и старательно, пока она слегка не покраснела, затем заверил, что крем ей абсолютно не нужен.
– Благодарю, – произнесла она. – А Эстелла считает, что нужен. Недавно она посоветовала, чтобы я позаботилась о своей внешности и надарила мне кучу косметики. Я поблагодарила Эстеллу за подарки – с ее стороны это, наверное, было проявление дружелюбия. Но меня покоробила такая забота.
Я кивнул и постарался сменить тему. Мне не хотелось говорить об Эстелле; я хотел говорить о самой Хейзл. и о себе. Я сказал, что знаю одного агента (моего собственного), который может ей помочь. Услышав, что есть шанс получить роль, она заинтересовалась по-настоящему – если не мной, то по крайней мере тем, что я ей говорил.
Случайно взглянув на часы за стойкой бара, она ахнула:
– Чуть не опоздала на свое выступление. Пора идти.
Пока!
Было без пяти двенадцать. Мне удалось пересесть с конца стойки поближе к середине, прямо напротив пульта управления «Магическим зеркалом». Я не хотел, чтобы яркий свет за стойкой Джека мешал мне смотреть на Хейзл. Почти в полночь из подсобки выбежал Джек и, оттолкнув своего помощника, занял место возле пульта.
– Как раз вовремя. Она звонила? – спросил он меня.
– Нет, не звонила.
– Ну и хорошо.