Марина Константиновна. Дюшенька, ты не будешь ругаться?
Андрей Тимофеевич. Беги скорее вниз, беги! Там ждет водитель, поезжай в редакцию, забирай фотографа… нет, двух фотографов!.. и всех наших! и мигом сюда!.. Это такая удача!
Марина Константиновна. Может… чем-нибудь подпереть?
Андрей Тимофеевич. Беги! Беги! Я обмотаю веревками! Весь шкаф обмотаю! Беги!
Марина Константиновна исчезает за дверью.
Но где же веревки?.. веревки… в кладовке!.. (Туда же.)
На сцене нет никого. Только Андрей Сергеевич в шкафу.
Голос из шкафа. Э!.. Эй! Есть тут кто?.. Вы, ребята, что там придумали?.. Эй!..
Пауза.
Господа!.. Товарищи!.. Товарищи!.. Господа!..
Включил телевизор. Театральный режиссер морщится (на что жалуемся?):
– Я хочу видеть поэта, которому не на что выпить!
…14 марта, в воскресенье, «Радио России» сообщило народу, что проснулись мы-де в другом государстве.
– Вы проснулись в другом государстве, – сказал диктор.
«Положительный сдвиг в этом направлении».
«Вас ждет полный набор приключенческих корнеплодов…»
«… даже трудные пятна на детской одежде…»
– Трупные?
– Трудные, трудные!..
это полезно
это выгодно
это любезно
вогнуто-выгнуто
жить стало страшнее
зато смешнее
Телевизионный вечер 5.04.92.
1. Конкурс двойников.
Марчелло Мастроянни (поет вдохновенно):
«На гастроли пригласили в вашу новую страну,
Но, эскюзми, угодили на гражданскую войну…»
Гэбэшники с помощью Кашпировского вызывают Николая II, который просит показать ему Ленина, что тот и выполняет: появляется Ленин в четырех экземплярах (самый популярный двойниковский персонаж). Следом – Хрущев и под бурные аплодисменты – Берия. Сталин сам явился из зала. Ленины пляшут. Мирей Матье поет:
«Пусть нерушимый ваш Союз,
Сегодня потерпел конфуз,
Но это, право, ерунда…»
А вот и Яковлев (А.Н.), «дядя перестройки, отец рыночной экономики»:
– Я говорил Михаилу Сергеевичу, не слушай этого Егора… Стол – а водки нет. (Демонстрирует.)
В тот же вечер (точнее, ночь), через несколько минут после конкурса двойников:
2. Некто Джордже Бокджованни (?), итальянец, он «носит Христовы раны». Будет проповедовать в Лужниках на Малой спортивной сцене. Мадонна приказала свидетельствовать «Третье Послание» – об НЛО. «Моя задача свидетельствовать их присутствие на Земле». – «Призван объявить время Апокалипсиса».
Новое правило: залог.
В пышечной берут залог за стакан и тарелку. 5 рублей за стакан и 5 рублей за тарелку.
Мне налит чай без залога. (Доверие.)
– Только верните, пожалуйста.
Беру, обжигаясь, несу. Чувствую на себе пристальный взгляд продавщицы: не ошиблась ли? нет? (Авг. 92.)
«Даже при полном хаосе вы обретаете прочную основу, став акционером…» и т. д. (1.09)
24.09.92. Передача «13-е кресло». На вопросы отвечает Юрий Власов, депутат, писатель, бывший штангист, чемпион мира. Автор лучшего вопроса (из публики) сажается, как победитель, в Кресло № 13. Таковым становится иеромонах Зиновий, спросивший что-то мудреное о Льве Толстом. Юрию Власову вопрос иеромонаха понравился больше других. За это «батюшку» (как сказано) посадили в 13-е кресло и подарили на память керамический штоф, остальным – значки с изображением черной кошки.
После – реклама. Призыв прийти на встречу с протестантским проповедником, она состоится 22-го, т. е. уже позавчера состоялась. (И вчера звали. И само собой, до этого всю неделю. Значит, так надо: и до, и после.)
– Это что он такое, однако…
– Ба!
Он выдавливает раба
он выдавливает
он выдавливает раба
не жалея ни зада ни лба
Ельцин (о чьем-то снятии):
– Мне надо это объяснение подпереть прямо под съезд. (30.11.92)
«Девушки! Целуйте их, они заслуживают этого! Они заслуживают круг почета! Вы сильнейшие, вы поражаете нас своей игрой! Песня «Машины времени» для сильнейших!»
Сильнейшие: отгадали загадку.
Когда невинный младенец громко прокричал то, о чем каждый боялся себе признаться, что ж, собственно, произошло? Все разом прозрели – не меньше того, но и не больше. Голый король сумел найти в себе силы сделать вид, что все так и задумано, свита голого короля тактично ничего не заметила.
Но что было дальше? Что-то да было. Жаль, не написано продолжение, ведь самое интересное впереди. Отречется ли от трона король, не перенеся позора? Не взбунтуется ли народ, оскорбленный? Как поведет себя обескураженное королевское окружение? А главы иностранных держав, не отзовут ли они своих послов, удрученных чудовищной непристойностью невиданного действия?
Как-то дальше будут жить в королевстве?
Да ведь как-нибудь будут. Куда ж теперь деться…
Что до короля, отдадим должное его собранности и хладнокровию – не растеряться в такую ужасную минуту и в таком ужасном положении! Это вселяет надежду. Конечно, король очень расстроится, но ненадолго, потому что при здравом размышлении он должен будет понять: нет никакого смысла драматизировать ситуацию. Все идет своим путем. Все развивается… При здравом размышлении король поймет обязательно, что у него все-таки есть выход – один-единственный: продолжать играть роль человека, довольного собой и, понятное дело, своим гардеробом. Теперь уже нельзя одеваться. Ни в коем случае! Одеться – это значит потерять все. Это значит признать свой великий позор.
Отныне голый король – это голый король. Его величество бросило вызов. Ну что, господа, видите, я каков? Нет, не видите? Так-то. Ну-ну. Посмотрим, как вы себя поведете.
Как себя повести (и что можно увидеть, а что нельзя) – это уже проблема не столько голого короля, сколько всех его подданных. Посмеясь и позлословив, народ разойдется по домам, успокоится и, предавшись повседневным заботам, будет вспоминать голого короля не чаще, чем одетого. Впрочем, если король будет последовательным до конца и не откажет себе в труде напоминать населению о своем сушествовании, многие, очевидно, решат, что в его наготе есть какой-то таинственный смысл, так и быть должно, решат многие, ведь не может же это ничего не значить. Хотя, конечно, большинство нормальных людей позволят своему воображению просто дорисовать недостающее. Вот и первый иллюстратор Андерсена (и к тому же друг сказочника) изобразил голого короля не совсем-таки голым, но в ночной рубашке. Что же ждать от других?
Тем более от приближенных. В придворных кругах королевская нагота останется незамеченной по причинам, не требующим объяснений. Между прочим, голый король сможет извлечь из сложившейся ситуации даже некоторую выгоду. В самом деле, если вы меня принимаете голым, даже целиком голым, и не находите нужным дать мне понять, что я, собственно, гол, а вам это известно, то есть недвусмысленно демонстрируете уважение к моему безусловному праву быть голым, извольте подчиняться моему обнаженному величеству с еще большим усердием в полном соответствии с чрезвычайностью исторического момента.
Чрезвычайность исторического момента в том и заключается, что все теперь все знают, дураков больше нет. Согласие иметь (и терпеть) во главе государства раздетого предполагает особое отношение каждого к самому себе лично и к своему ближнему. Никому ничего теперь не надо стесняться. Жулик пусть будет жуликом. Корыстолюбец – корыстолюбцем. Любителю силовых методов не надо беспокоиться о правах человека. Приверженцу олигархии – о судьбе демократии.
Ну а как отнесется ко всему этому мировое сообщество? О, с большим пониманием! Конечно, байка о “новом платье короля”, удовлетворительная для внутреннего пользования, здесь уже не сработает, и, если голый король пожелает нанести визит в сопредельные государства, он должен будет обогатить идею “нового платья” соответственно новым содержанием. Концептуалистам голого короля следовало бы разъяснить всему миру, что “новое платье” обязательно что-то символизирует. Очень плодотворна мысль интерпретировать “новое платье” как символ открытости. С другой стороны, рационалистическое сознание, мало восприимчивое к символам, легко успокоить, объяснив наготу короля чем-нибудь незамысловатым, да хотя бы эксгибиционизмом, понимаемым, разумеется, расширительно. В самом деле, то, что непозволительно ни одному одетому правителю, в случае с голым королем может выглядеть вполне естественным, ведь положение голого подскажет ему естественную для эксгибициониста линию поведения: надо, к примеру, поносить все родное, открыто презирать историю своего государства, глумиться над его прошлым и выставлять напоказ то, что другие никогда не показывают. Замечательно, что фактор обмана (первопричина всего происшедшего, вспомним сказку) выносится за скобки: нудистская инициатива будет целиком приписана королю, а не каким-то там придворным ткачам или советникам.
Кстати, об обмане. Мы ничего не сказали о тех двух обманщиках (а именно так аттестует их сказочник на протяжении всей этой неприглядной истории). Обманывали же они, как известно, не только короля и его приближение, но и весь народ, пока тот не прозрел. Есть мнение, что, обобрав казну (вспомним, сколько золота ушло на осуществление их затеи), обманщики благополучно улизнули из королевства. Однако в сказке на этот счет нет никаких намеков кроме того, что обманщики были пришлые. Но я думаю, им незачем торопиться.
Правила игры ставят их, приближенных к августейшей особе, вне всякой опасности. Что до самого короля, то он даже заинтересован в расширении эксперимента: разве не заманчиво это – одеть (вернее, раздеть) все население королевства?