Некоторые подходят. В 1996 году в Швейцарии, после кражи скрипки семнадцатого столетия из Исторического музея Базеля, свидетели описывают пару, мужчину с женщиной. Во Франции в 1997 году замечают пару в музее в Сенте, где из рамы испарился фламандский натюрморт. Двоих наблюдали и в музее Нанта, откуда исчезла бронзовая статуэтка вепря. Также в Вандоме, в Орлеане и в Байёле – так много схожих случаев, что французская региональная полиция начинает еще одно независимое расследование.
Когда по следам идут три агентства, два французских и одно швейцарское, то результат – лишь вопрос времени. Никто не может долго совершать такие наглые преступления. Удача обязательно покинет, это неизбежно. Парочка попадется.
17
Украсть «Мадлен», понимает Брайтвизер, невозможно. Нет оснований считать иначе. Попав с Анной-Катрин в музей королевского замка Блуа и увидев, как экспонируется портрет, они оба чувствуют одно и то же. Слишком много охраны, слишком много туристов. Брайтвизер так долго держал эту картину в мысленном списке, но сейчас пытаться ее украсть просто безумие – в этом они солидарны. Поэтому они идут в другие залы; впрочем, вскоре Брайтвизер, по своему обыкновению, предлагает Анне-Катрин взглянуть на вожделенный объект еще разок перед отъездом. Сила притяжения картины непреодолима.
К тому же они совершили такое долгое путешествие, чтобы увидеть ее. Брайтвизер проехал пол-Франции, не обращая внимания на ограничения скорости, за один неимоверно долгий день – у Анны-Катрин водительских прав нет. Они добрались до долины Луары, извилистой реки, вдоль которой тянутся, чередуясь, виноградники и замки – места увеселений французской знати, до сих пор сохранившие сказочную атмосферу. И вот, незадолго до закрытия музея, в том замке Блуа, где Жанна д’Арк останавливалась в 1429 году во время своих духовных исканий, они возвращаются к «Мадлен».
В зале по-прежнему теснились посетители и охрана – обычная проблема. Но усложняла дело и новая трудность, та самая двойная рама. Как она устроена? Насколько крепко внешняя рама смонтирована на внутреннюю? Наверняка не узнать, пока не возьмешь картину в руки. Плохо, что на дворе лето и слишком жарко, чтобы расхаживать в пиджаке, не вызывая подозрений. На нем одна рубашка, и рюкзака нет с собой. Внутренняя рама по каждой стороне меньше фута, времени ее снять, по его расчетам, не будет. Даже при скромных размерах эта картина для него – испытание. Если удастся снять картину, куда он ее положит?
Не было времени отвечать на подобные вопросы: он должен довериться чутью, ведь как раз в этот момент все охранники столпились в одном месте. Похоже на стихийное собрание: вероятно, решают, кто куда направится перед закрытием музея. Вероятно, совещаться будут недолго. Но в данную конкретную секунду охранники глядят друг на друга, а не на «Мадлен». Поток туристов к тому же неожиданно иссяк. Анна-Катрин, наблюдающая за происходящим, подает знак, что все в порядке.
Внутренняя рама, как выясняется за один хороший рывок, держится всего-навсего на нескольких полосках липучки. Треск расходящейся липучки теряется в просторном зале, и спустя мгновение картина на свободе. Нисколько не колеблясь, он прямо во внутренней раме засовывает ее под ремень брюк спереди, напускает сверху рубашку, некрасиво, комком, однако если кто-то из охраны посмотрит, то увидит только спешно повернутую к ним спину Брайтвизера. Остается сделать несколько быстрых шагов по выложенному плитками полу – и за дверь.
Преступление подобного рода, с таким количеством составляющих, когда нет права на ошибку, может показаться невыносимой нервотрепкой, однако Брайтвизер утверждает, что ничего подобного. Украсть «Мадлен» было как вдеть нитку в иголку, говорит он: уверенная рука точно попадает в крохотное отверстие. К этому времени он уже опытный вор, на его счету почти сотня краж, и они с Анной-Катрин продолжают выдерживать набранный темп по три кражи в месяц. «Мадлен» считается одним из главных живописных сокровищ Франции. Для любой другой банды она стала бы кульминацией в криминальной карьере, предполагавшей разработку грандиозного плана. Но у Брайтвизера с Анной-Катрин эта кража даже не единственная за день.
Прежде чем умыкнуть «Мадлен», они совершили набег на Шато де Шамбор, замок шестнадцатого века, послуживший в 1971 году одним из прототипов для самого посещаемого замка в мире, Замка Золушки во флоридском Диснейленде. В Шамборе музейные витрины старинные, под стать убранству интерьера, что позволяет Брайтвизеру провернуть его фирменный трюк со швейцарским армейским ножом.
Он подсовывает острие лезвия под сдвижную панель витрины – в старинных витринах они часто прилегают неплотно, – а затем, как будто мини-ломиком, аккуратно высвобождает ее из нижнего полоза. Дверца откреплена и болтается подобно козырьку почтового ящика, хотя сама витрина осталась запертой; он просовывает внутрь руку и выуживает раскладной веер и две табакерки. Затем расставляет пошире оставшиеся предметы и опускает на место дверцу, после чего, проехав дальше по дороге минут двадцать, он похищает «Мадлен».
18
Брайтвизер и Анна-Катрин сознают, что их разыскивает полиция. При описании их преступлений в прессе время от времени мелькает информация о наличии свидетелей. Местная полиция, в отличие от федеральной команды Дарти, не получала приказа хранить молчание, поэтому парочка знает, были ли они замечены во время совершения преступления и точны ли описания свидетелей.
Некоторые газеты, ссылаясь на правоохранительные органы, пишут, что международная сеть торговцев краденым, похоже, систематически похищает предметы искусства, возможно, итальянская мафия или русская криминальная корпорация. В одной статье говорится о том, что подозревается пара, вот только мужчине, по описаниям, лет пятьдесят-шестьдесят. «Я посмеялся», – говорит Брайтвизер. Ему ведь еще не исполнилось тридцати. Привычка извлекать картины из рам упрощает процесс кражи, а из газет он знает, что это также воспринимается как насмешка над правоохранителями. И он начинает оставлять рамы в музеях на бросающихся в глаза местах: на креслах, за занавесками, внутри других витрин. «Это моя визитная карточка», – говорит он. При его неоднократных заявлениях о том, что он не получает никакого удовольствия от кражи, подобные выходки выглядят как игра на публику. Брайтвизер сознается, что при виде полицейской машины, патрулирующей соседний квартал, их с Анной-Катрин охватывает паника. А как иначе? На их счету так много преступлений. Но полицейская машина не останавливается. Дурачить полицейских легко, думает Брайтвизер: они основываются на одной и той же логике, и в этом их фатальная ошибка. Из истории преступлений в сфере искусства Брайтвизер знает, что́ подсказывает полицейским логика: когда вещь украдена, вор выбирает один из трех вариантов.
Первый: продать добычу нечистоплотному коллекционеру или галеристу. Нечестные торговцы имеются повсюду, – согласно исследованию Университета Осло, незаконные сделки по продаже картин и антиквариата зафиксированы в сорока трех странах. Текущий рейтинг продаж – три краденых предмета из десяти, и чем известнее картина, тем ниже цена. В трех процентах случаев предмет стоимостью в миллион долларов уходит тысяч за тридцать, что не особенно впечатляет, учитывая риск. Некоторые ценности меняют владельцев и страны, проходят через ломбарды, антикварные лавки и художественные галереи, собирая справки о продаже и сертификаты подлинности, и эта затягивающаяся на годы игра в наперстки позволяет произведению искусства вернуться на легальный рынок, зачастую через какой-нибудь небольшой аукцион.
Вариант второй: стрясти деньги с ограбленного музея, или частного владельца, или же с их страховой компании. Это называется артнеппинг. Лучше всего работает с узнаваемыми произведениями искусства, которые невозможно сбыть, но тут требуется брокер, способный наладить связь нелегальной сферы с легальной – разделены они несильно, однако переход рискованный с точки зрения морали. Выплата выкупа запрещена во многих местах, чтобы не поощрять преступления в этой сфере, и потому подобные сделки, как правило, прикрываются туманным определением «вознаграждение за информацию». Подобного рода «вознаграждения» в ходу, по меньшей мере, с 1688 года, когда в «Лондон Газетт» было подано объявление, в котором мистер Эдвард Ллойд предлагал гинею (около двух долларов) за возвращение ему пяти карманных часов. Ллойд стал впоследствии основателем страхового объединения «Лондонский Ллойд», которое обеспечивает сохранность предметов искусства по всему миру.
И вариант третий: использовать украденный предмет в качестве валюты на черном рынке. Дорогостоящая картина размером с канцелярскую папку – такой формат крадут чаще всего – может послужить эквивалентом весьма значительной суммы в определенных кругах. Картину, в отличие от чемоданов с наличкой, легко пронести через границы и досмотры в аэропорту. По данным российской разведки, в одной только России имеется больше сорока организованных криминальных группировок, принимающих культурные ценности в качестве оплаты. До десяти владельцев из криминального мира сменила картина Пикассо, украденная с яхты саудовского принца в 1999 году и ставшая разменной монетой в сделках по покупке оружия и наркотиков.
Все три варианта стратегии: сбыть, шантажировать, использовать как валюту – предполагают смену владельца. Момент обмена – это слабое звено, и именно его пытаются разорвать представители закона. Основная задача полицейских при розыске культурных ценностей – выяснить место сделки. В отличие от всех остальных преступлений, где важна поимка преступника, здесь на первом месте стоит возвращение украденного. «Что нам до какого-то пошлого грабителя, когда мы ищем Рембрандта?» – заявляет Дарти, французский инспектор по розыску произведений искусства.
Агенты внедряются в криминальный мир, прослушивают телефонные звонки, просматривают каталоги аукционов, сопоставляя с базой данных похищенных предметов. Один из самых обширных всеобщих списков, лондонский Реестр утраченных произведений искусства, включает более полумиллиона наименований. Этот список, расширяющийся ежедневно, доказывает, как много похищается и как мало находится. В целом возврату подлежит менее десяти процентов, как признают инспекторы. А уж полное раскрытие преступления, когда и воры пойманы, и ценности возвращены, происходит крайне редко. В случае с музейными экспонатами цифры раскрываемости значительно выше. Они приближаются к пятидесяти процентам, а некоторые специальные подразделения полиции даже утверждают, что раскрываются девять случаев из десяти. Преследуя пропавшие шедевры, при необходимости опытные сыщики внедряются в криминальную среду.