Вскоре после этого, в июле 1997 года, начинается летний отпуск Анны-Катрин, и они возвращаются в долину Луары к западу от Парижа. Почти целую неделю он ведет себя как законопослушный гражданин. В последний день их путешествия он видит в музее еще одну картину на меди – люди и олени бродят по слегка заболоченному лесу, – названную «Аллегория осени», без подписи, но приписываемую Яну Брейгелю Старшему.
Да, Брейгель – величайшая фамилия во фламандском искусстве, изумительное дополнение к Кранахам из Германии. Брейгеля у него еще не было, какая блистательная находка для его мансарды! Картина повешена невероятно высоко, однако, помимо них, в музее только кассирша и охранник, которые целуются двумя этажами ниже. Анна-Катрин занимает позицию у лестничного пролета. Она кашлянет, если охранник оторвет взгляд от кассирши. Брайтвизер забирается на стул, надев перчатки, и снимает картину. Он сует пустую раму под музейную витрину, а Анна-Катрин подходит, чтобы носовым платком стереть со стула отпечатки ботинок. Они спускаются по лестнице, картина на меди у него под пиджаком, и, выходя из музея, прощаются с влюбленной парочкой.
Спустя несколько недель из маленького музея в западной части Франции он умыкает пару фарфоровых статуэток. В Германии разживается картиной маслом, а потом, в Бельгии, еще одной. Затем, опять в Германии, в январе 1998 года, крадет трубу. Он чувствует себя так, словно никакой катастрофы в Люцерне никогда не было.
Это именно то, против чего Анна-Катрин. Ее компромисс подразумевал сокращение количества краж, а не возвращение к прежней деятельности с новым энтузиазмом. В этих последних случаях, говорит Брайтвизер, Анна-Катрин на самом деле старалась сдержать его, отговорить, однако же он пользовался ее снисходительностью. Будь у него хоть миллиметр для маневра, чтобы украсть, он сделает это. Если только нет явной опасности, он рвется вперед с неумолимостью парового катка и предлагает Анне-Катрин подождать снаружи, прекрасно сознавая, что она согласится стоять на часах. Когда они возвращаются в свою мансарду, ее тревоги усиливаются, – во всяком случае, так уверяет Брайтвизер. Но по его мнению, дома все прекрасно, и разговоров о необходимости обуздать его страсть больше не возникает. Вдвоем они команда, уверен он, объединившаяся против всего остального мира, и победа за ними.
Однажды среди кучи рекламных буклетов и порванных конвертов он видит счет из клиники в Нидерландах. В графе оказанных услуг значится аборт. Он смотрит на дату и роется в памяти. Они отправились в поездку вместе с его матерью, у Анны-Катрин возникла какая-то женская проблема. Он завез обеих женщин в клинику. И вдруг все становится ясно: Анна-Катрин и его мать сговорились, чтобы оборвать жизнь его с Анной-Катрин ребенка. Анна-Катрин, единственная, с кем он был полностью самим собой, не утаивал ничего, женщина, которой он доверял безоговорочно, лгала ему.
Он запрыгивает в машину и едет в больницу, где она работает, направляется в ее отделение. Их ребенок. Встреча вышла ужасная, признается позже Анна-Катрин под присягой. Он всегда был подвержен приступам гнева, как и его мать, и в тот раз оказался не в силах вымолвить ни слова от злости, раненный предательством; он даже не пытается что-то обсуждать. Он замахивается и со всей силы бьет ее ладонью по щеке. А потом выбегает из больницы.
Он представляет, как она уходит с работы и садится на автобус или просит кого-то из коллег подвезти ее до дома его матери. Когда она приезжает, его машины на месте нет – он катается по округе, пытаясь успокоиться. Анна-Катрин поднимается в мансарду и собирает свои пожитки, затем, додумывает он, она вызывает такси или обращается за помощью к его матери. Она переезжает в квартиру родителей на другой стороне Мюлуза, бежит от него, бросая мансарду и все шедевры в ней до единого.
24
Анна-Катрин получает водительские права и покупает «форд», кругленький, малинового оттенка, и сама ездит на работу и с работы. Проведя пару недель с родителями, она снимает квартиру-студию на окраине Мюлуза. Весна 1998 года перетекает в лето, и Брайтвизер начинает названивать ей из дома матери. Какое-то время она смотрит на определитель номера и не снимает трубку. Затем, спустя четыре месяца после своего отъезда, она все же решает ответить.
За эти четыре месяца Брайтвизер не украл ни разу. Без Анны-Катрин он чувствует себя подавленным и беспомощным, ложась спать в одиночестве в кровать с четырьмя столбиками, и его страсть к похищениям иссякла. Чтобы чем-то занять себя, он сменил несколько временных работ: упаковывал подарки, торговал шубами – но в основном сидел у себя на чердаке и предавался мрачным размышлениям, говорит он. Его жизнь и его искусство лишились всего своего блеска. Новый телефонный номер Анны-Катрин появился в справочнике, и он звонил ей ежедневно, пока она не ответила.
Он мастерски владеет магией слов, что в музее, что в телефонной беседе. Он был ослеплен своей одержимостью, говорит он Анне-Катрин, и она пострадала из-за капризов его настроения. Он вел себя как несносный ребенок, которому постоянно нужна новая игрушка. Он смирился с тем, что решение об аборте принято без него, и клянется больше не держать на нее зла. Он любит ее, но недостаточно часто говорил ей об этом. Она единственная женщина, которая подходит ему. Он оставался ей верен. Без нее желание красть предметы искусства покинуло его.
У Анны-Катрин имеется машина, квартира и стабильный распорядок дня. Без Брайтвизера ее жизнь размеренна. Но те, кто знаком с Анной-Катрин, предполагают, что волнение и азарт для нее как наркотик. С Брайтвизером она – владелица тайной сокровищницы и участница еженедельных музейных краж. И что-то в его больной страсти, а может, просто-напросто очарование его голубых глаз неотразимо для нее, ну или почти неотразимо. «Если ты еще раз когда-нибудь поднимешь на меня руку, – предостерегает она, – я уйду навсегда». Она не запрещает ему красть, к этому времени усвоив правила, однако не желает больше активно участвовать в его кражах. Анна-Катрин оставляет за собой свою квартиру, убежище от искусства, и возвращается к нему в мансарду.
Кровать кажется ему теплой, картины – красочными. Тревоги покидают его, он возрождается. И внезапно на него нападает эстетический голод. Пока Анна-Катрин на работе, он совершает набег на несколько местных музеев, откуда в одну неделю уносит рисунок углем, в другую – шкатулку из твердой древесины.
Из двухсот пятидесяти предметов, украденных им к концу 1999 года, всего несколько, из ранних приобретений, взяты в церквях. Анну-Катрин эти кражи расстроили, да и самому Брайтвизеру было не по себе. Он не религиозен, однако его мать католичка, и, если она когда-нибудь узнает, что он обворовывает церкви, ей будет особенно больно из-за этих его грехов, больнее, чем из-за любых других. Так он думал и поэтому перестал красть в церквях.
Теперь же, когда он работает один, именно в церквях он зачастую находит то, чего ищет: нетронутые им места недалеко от дома, произведения искусства как раз в его вкусе, и охрана зачастую настолько плохая, что стоять на часах нет необходимости. Из одной церкви он забирает деревянную статуэтку крылатого херувима, из другой – погрудное изображение Христа, из третьей – деревянный барельеф с Марией-Магдалиной. Кражи в церквях проходят без осложнений, произведения искусства там самого высокого качества, и потому он продолжает: подсвечник, мраморная кропильница, каменный ангел.
Стены и полки в их мансарде почти заполнены, и Брайтвизер начинает складировать награбленное на полу. Полка для обуви у них в шкафу превращается в хранилище бронзы. Календарь показывает, что наступил 2000 год, и парочка, соблюдая сложившуюся новогоднюю традицию, остается дома и ничего не делает. Трехгодичный запрет на въезд в Швейцарию истекает. Зарплаты там выше, и Брайтвизер, который говорит и по-немецки, и по-французски, находит самую лучшую работу за всю свою жизнь: он зарабатывает почти четыре тысячи долларов в месяц, служа официантом в первоклассном пивном ресторане, который находится в полутора часах езды от дома.
Теперь, при деньгах, он старается удовлетворить страсть Анны-Катрин к острым ощущениям законными способами. Он заказывает билеты на самолет через Атлантику, они с Анной-Катрин отпрашиваются с работы и отправляются в двухнедельный романтический тур по Доминиканской Республике. Эта поездка должна укрепить их отношения, чувствует Брайтвизер. Пока они там, он не крадет ни разу. После каникул в Доминикане он тут же начинает планировать для них двоих очередную поездку.
Анна-Катрин, обеспокоенная тем, что ее бойфренд работает в Швейцарии, без обиняков предостерегает его. Даже если им позволено сюда вернуться, говорит она, кражи все равно под запретом. В тот раз им повезло, но второй арест точно обернется катастрофой. Теоретически Брайтвизер согласен с этим запретом на кражи. Но каждый раз, проезжая по территории Швейцарии к своему ресторану, он не может не думать о музеях, какие попадаются ему на пути.
25
Разумеется, сопротивление оказывается совершенно бесполезно. Один за другим он приносит домой трофеи: серебряную сахарницу, две чаши для причастия, оконный витраж, супницу и памятный медальон. Он скрывает от Анны-Катрин кражи в Швейцарии. Она, кажется, не замечает, что он перестал добавлять в их альбом вырезки газетных статей.
В один из своих выходных в ресторане он в одиночку заходит в музей и сметает десять экспонатов разом – его рекорд, – набив в рюкзак, складки пальто и брюки чайник, две сервировочные ложки, шесть серебряных чашек и деревянный ящичек со столовыми приборами. В феврале 2001 года он, на сей раз один, возвращается в замок Грюйер в швейцарских Альпах, где они с Анной-Катрин шестью годами раньше украли свою первую картину по дороге на лыжный курорт. Более дюжины музеев он грабил больше одного раза, так и из замка Грюйер он выносил добычу четырежды: трижды с помощью Анны-Катрин, забрав в итоге две картины и каминные инструменты.