– Я в бизнесе столько лет, что даже уже сам не помню. Одним словом, есть возможности. Не огромные, но большие. Эту проблему решить можно.
– Прямо чудеса!
– Никаких чудес. Обычные знакомства. Жду вас.
Через десять минут Ольга красила глаза и извинялась перед псом:
– Слушай, ну извини. Не права была. Так получилось. Больше не буду.
Собака упрямо смотрела в угол.
– Ну, что ты дуешься? – громко сказала Ольга, когда закончила краситься и одеваться. – Я уже все тебе сказала. Могу даже в нос поцеловать!
Пес повернул к ней голову, встал, подошел и уткнулся в колени. Ольга присела на корточки и обняла его.
– Хороший ты мой, я больше не буду на тебя кричать. Никогда! – и чмокнула его в нос.
Пес чихнул, лизнул Ольгу и помчался к двери. «Ромадин в обморок упадет. Опять с собакой. Но, похоже, вариантов нет», – подумала Ольга, открывая дверцу машины.
Так и получилось. Как только Ольга вышла из машины, вслед за ней выпрыгнул пес.
– Слушайте, мой нотариус – дама пожилая, пугливая, с сердечными перебоями психосоматического характера. К тому же не любит собак. Можно вашего питомца оставить в машине?
– Пожалуйста, подожди меня. Это очень важный разговор. А потом мы пойдем с тобой гулять. Потом, – обратилась Ольга к псу, сделав ударение на последнем слове.
Пес постоял в нерешительности, потом понуро пошел к машине.
– Ты молодец. Очень хорошая собака.
Ромадин посмотрел на эту сцену и улыбнулся:
– Похоже, он действительно все понимает.
– Даже больше, чем мы с вами можем представить.
Нотариус Жанна Матвеевна была похожа на старую театральную билетершу. Крутой завиток седой прически, белая блузка с палехской брошкой, темный пиджак, похожий на форменный китель. Голос ее был скрипуч. При виде Ромадина она расцвела:
– Как я рада видеть вас без вашего самоуправляемого фаэтона! Как колено? Вижу, еще сильно хромаете! А чего же пешком ходите?
Ответа она слушать не стала, поскольку тут же углубилась в рассказ о своем плече, которое «вот уже сорок лет не дает спать».
– Понимаете, все дело в нехватке магния.
– Почему магния? – попалась на «удочку» Ольга.
– Жанна Матвеевна, прошу вас, давайте быстренько оформим все. Вот девушка очень торопится – у нее там какие-то дела в банке. Ей нужен договор позарез, как можно быстрее.
– Юрочка Петрович, – восторженно посмотрела на него нотариус, – вы же знаете мои возможности.
– Знаю, потому и хожу к вам уже без малого двадцать лет.
– То-то. Приступим, – скомандовала Жанна Матвеевна, и работа закипела.
Через час все было готово. Пошлина заплачена, договор подписан, проштампован, прошит и заверен.
– Когда зарегистрируете? – спросил Ромадин.
Жанна Матвеевна улыбнулась:
– В кратчайшие сроки. Даже не переживайте. Я вам сразу же позвоню. Третий экземпляр пошлем в управу.
– Да, спасибо, там уже все знают.
– Очень рада была вас видеть! – с чувством произнесла Жанна Матвеевна.
– Взаимно, – галантно раскланялся Ромадин.
– Сколько я вам должна денег? Оформление же за мой счет? – спросила Ольга, когда они шли к машине. – Я понимаю, что услуги такого нотариуса, как Жанна Матвеевна, стоят дорого.
– Я вам скажу, когда получим свидетельство о переуступке. Вы понимаете?
– О, да. – Ольга деликатно не стала уточнять детали. «Ну, теперь это уже не важно. И не думаю, что там безумные деньги. Ромадин не похож на транжиру».
– Выпускайте своего обормота, он извелся там. – Ромадин указал на собаку, которая выглядывала из машины в предусмотрительно приоткрытое окно.
– Мы с ним немного погуляем, и домой. Когда вы позвонили, я пыталась сделать генеральную уборку. Но вот теперь надо ее закончить. Спасибо вам. Вы даже не представляете, как важен был сегодня ваш звонок. Даже и представить не можете!
– Не благодарите. Главное, вы там эту вашу школу сделайте. А то все напрасно будет.
– Я буду очень стараться, – улыбнулась Ольга.
Ромадин махнул рукой и сел в машину.
Ольга вернулась в дом, где ее же стараниями царил ужасный беспорядок. «Может, это и к лучшему! Сейчас все уберу и заживу новой жизнью. – Ольга обвела взглядом дом. – Все, можно считать, дело сделано. Да, еще банк, но теперь у меня есть все основания для кредита. У меня есть такой знакомый, как Ромадин. Он сегодня ясно дал понять, что советом уж точно поможет. Все нормально». Она налила собаке свежей воды, поднялась в спальню, где на полу была разбросана одежда. Подняла пиджак мужа, встряхнула его и на пол выпала какая-то бумажка. «А я не буду смотреть, что это. Вот не буду, и все!» – сказала она себе, но уже в следующее мгновение читала едва различимый текст. «Так, получается, что это не командировка? Это вовсе не командировка. Это отпуск. Это каникулы. Это отдых вдвоем», – подумала она и подчеркнуто аккуратно расправила на плечиках костюм мужа.
Самолет уже делал третий круг. Земля не давала разрешение на посадку.
– Так всегда в это время суток. В это время очень много рейсов, – прокомментировал сзади кто-то бывалый.
Хитров смотрел на огни под крылом самолета, и на душе у него было так пакостно, что никакими словами не передать.
Эта неделя, которая в мечтах казалась райским временем, превратилась в кромешный ад. Что больше всего ужасало, от чего больше всего становилось противнее? От того, что Мезенцев, этот близкий, почти родной человек придумал такое? Или оттого, что влюбиться в Вику оказалось просто. Изменить Ольге – тяжело, а потерять обеих разом – катастрофа. Именно потерять, потому что ни одна, ни другая женщина не согласится на продолжение отношений. И еще потому, что Вика теперь в его глазах только лишь орудие властного Мезенцева. А Ольга – жертва. Как любить чье-то орудие? И как любить жертву собственных проступков? Сложно, почти невозможно. Во всяком случае, сейчас. Потому что сейчас он испытывает только злость, граничащую с яростью. Обе женщины отдалились. О них думать не хотелось. Они превратились во что-то неясное, вторичное. Но Мезенцев! Мезенцев был огромен – не масштабом личности, он был огромен совершенным им злом и каким-то особым вероломством. Леонид все это время пытался понять тестя – что крылось за этим странным, мерзким, совсем не родственным поступком. «Я смешон, рассуждая о родственных отношениях! Это же просто издевательство!» – говорил он сам себе, но опять и опять возвращался к тем временам, когда Мезенцев был его опорой. Его лучшим советчиком, союзником и, наконец, примером. «Я вообще ничего не понимаю! Ничего!» – твердил Хитров и боялся подумать о том, как он вернется домой.
Вика сидела рядом. Она всю дорогу молчала. Только уже перед самой посадкой взяла его за руку.
– Послушай! Ну погано все вышло. И я даже жалею, что все тебе открыла. Надо было просто не встречаться с тобой. А про Мезенцева ничего не рассказывать. Проку в том, что ты все знаешь? Никакого. Только поссоришься с ним.
– А так? Что было бы, если бы я не узнал?
– Мы бы с тобой не встречались. Я бы сменила телефон и квартиру. Или просто бы запретила тебе звонить. Со временем все бы успокоилось. Ты понял, что у нас ничего не может быть, помирился бы с женой. Мезенцев оставил свои попытки всем управлять. А сейчас из-за меня все враги.
– Только не говори, что ты еще и виновата.
– Конечно, виновата. Не надо было идти на поводу у Мезенцева, надо было сразу отказаться.
– Но он-то тебя заставил.
– Леня, не будь ребенком. Как он мог заставить? Ну, что он мог сделать? Это я решила, что мне проще так будет поступить! Не отказаться от всяких приятных радостей, не зажать себя в комок, собирая нужную сумму, а «развести» на отношения чужого мужа. Зря я так. Вернула бы я ему эти деньги. Не сразу. А потихоньку. Но мне казалось, что он просит о пустяке. Ну, подумаешь, разыграть комедию. Я и разыграла. Дура.
– Ты не дура.
– Дура. К тому же ты мне действительно очень нравишься. Но у нас с тобой ничего не получится. Уже хотя бы потому, что я тебе все рассказала. Это вечная история. Она никуда от нас не делась бы. Как мина. Хранилась бы в памяти.
– Никто ничего знать не может, – вздохнул Хитров.
Он был так растерян, что даже не мог сообразить, как сейчас дома будет изображать возвращение из командировки.
– Ладно, пока. Держись. Самое тяжелое еще впереди. – Уже на выходе из аэропорта Вика улыбнулась ему и направилась к такси.
Леонид забросил чемодан в машину, которую выслала за ним Майя Михайловна, и плюхнулся на заднее сиденье. Ему очень хотелось, чтобы дорога домой оказалась долгой.
Как жаль, что редко кому приходит в голову взглянуть на оборотную сторону своей победы. Как жаль, что торжество собственных желаний, даже самых невинных, не вызывает тревоги и не заставляет задуматься. Как жаль, что при слове «ценности» человек чаще всего представляет себе прилавок ювелирного магазина. Как жаль, что он отказывается признать справедливость банальной мысли, о том, что ценности – это то, что в сейф спрятать невозможно. И только когда случается беда, у человека наконец «доходят руки» до таких прописных истин.
Хитров уже подъезжал к дому, когда вдруг понял, что сейчас ему нужна Ольга. Как это ни странно, как ни удивительно, именно ей он мог бы рассказать всю эту историю. Именно она, задавая вопросы, вытягивая из него подробности, смогла облегчить ему эту ношу. Только она могла бы произнести самые верные слова. А главное, она попыталась бы хоть что-нибудь объяснить про Мезенцева. Именно по ее реакции Хитров бы понял, что делать с тем, что случилось, – жить с этой обидой и злостью или навсегда задвинуть в самый угол памяти и никогда оттуда не вытаскивать. Именно Ольга стала бы той точкой опоры, которая заставила бы устоять и двигаться дальше. «Но это невозможно! Невозможно! Во-первых, я виноват перед ней, а, во-вторых, я не смогу ей рассказать такое об отце. Это было бы ужасно для нее. И хотя это хоть как-то меня оправдывает, хоть как-то, – Леонид старался быть честным, – я ни за что не расскажу ей. Главное, чтобы она сейчас была дома и… хоть немного меня простила!»