— Почти полдень, товарищ комендант. Женщина готова?
— Пока еще нет, — ответил Кареев.
— Конечно, товарищ комендант, вы можете не сомневаться в нашей преданности. Об этом никто и никогда не узнает. Но я просто подумал о том, что вдруг один из членов партии решит поплыть с нами и сообщит ГПУ о сбежавшей аристократке…
— Аварийный катер к услугам того, кто захочет отправиться первым, — сказал Кареев. — Спросите меня, если вам понадобится ключ.
По склону к коменданту бежал часовой, на ходу отдавая честь и пытаясь отдышаться.
— Гражданка Волконцева хочет вас видеть, товарищ комендант.
Кареев помчался к монастырю через сугробы, перескакивая расстояние в два шага. Охранник посмотрел ему вслед удивленно. Товарищ Федоссич кивнул медленно.
Чемодан Джоан был закрыт.
— Я думаю, время, — сказала она тихо, когда Кареев вошел. — У тебя найдется человек спустить мой чемодан?
— Тебе следует немного подождать, — отвечал он отчаянно. — Лодка еще не готова.
Затем он вошел в свою комнату и захлопнул дверь. Она прислушивалась за стеной своей камеры, но не могла услышать ни звука.
Затем она вновь услышала его шаги. Она открыла свою дверь.
Он упал к ее ногам, как будто все силы покинули его тело и дух.
— Ты не можешь идти своим путем… ты не можешь идти… — все, что он мог прошептать.
Она погладила его по голове, улыбаясь, целуя его волосы. Прошептала:
— Дорогой… мы будем так счастливы… так счастливы…
Он молча прятал лицо в складках ее платья. Его руки оцепили ее ноги, удерживая, в панике от страха, что она исчезнет из его пальцев, казалось, навсегда. Она прошептала:
— Это будет легко… Сегодня ночью. Мы возьмем катер. Мы, втроем.
— Ты не покинешь меня… ты никогда не покинешь меня.
— Нет, дорогой, никогда… Скажи, чтобы капитан шел.
— И они будут играть «Песню танцующих огней»… только для двоих из нас…
— Держи катер наготове.
— Я куплю тебе маленькие сатиновые тапочки. Украшенные мягкими розовыми перьями. Я сам надену их на твои босые ноги…
— Уничтожь беспроводной, чтобы они не могли дать сигнал.
Ветер преследовал тучи. Красная дрожащая линия задыхалась беззвучно над морем, в котором тонуло солнце. Красные пятна медленно умирали на снегу куполов.
Осужденные заканчивали ужин. Комендант Кареев мог слышать звон посуды на кухне. Но среди них не было звука голосов. Он знал, что они все думали… Когда он проходил сквозь коридор, то видел глаза, обращенные на него с преувеличенным безразличием, и он почувствовал эти взгляды за своей спиной.
Миновав помещение для охраны, он услышал товарища Федоссича. Товарищ Федоссич разговоривал со своим другом, начальником охраны. Заметив Кареева, он не стал понижать голос:
— …серебро, ковры, вино… вот к чему ведет буржуазная роскошь. Я никогда не поддерживал идею привести сюда суку. Я знаю, она «белая».
Комендант Кареев не стал входить. Пошел дальше.
Товарищ Федоссич последовал за ним.
— Товарищ комендант инспектировал катер сегодня, — заметил он. — С ним что-то не так?
— Нет. Но мы собираемся его использовать.
— А… когда?
— Завтра. Гражданка Волконцева под арестом. Ее отвезут в ГПУ утром.
— Одну?
— Нет. С надежным сопровождением. Возможно — с вами.
Он развернулся уходить.
— Если гражданка Волконцева под арестом, — товарищ Федоссич сгорбился заискивающе, больше, чем когда бы то ни было, — не хотите ли поставить меня охранником у ее двери?
Когда стемнело, комендант Кареев подошел к ступеням башни, хранившей беспроводную связь. На лестнице не было свечей. Не было стекол в окнах. Снег лежал на ступенях, занесенный ветром. Он мог различить окна по мерцающим звездам, стены башни сливались с небом.
Он поднимался медленно, осторожно, стараясь не скрипеть снегом под ногами. На первом пролете он увидел тень. Тень хрипло кашлянула, вздымая плоскую грудь.
— Добрый вечер, товарищ Федоссич, — сказал комендант. — Что вы здесь делаете?
— Всего лишь прогуливаюсь, как и вы, товарищ комендант.
— Хотите сигарету?
Кареев чиркнул спичкой. Его глаза ослепило на секунду небольшое дрожащее пламя. Ветер задул его. Две красные точки оставались в темноте перед глазами.
— Сегодня ночью сильный ветер, — сказал товарищ Федоссич, — и море неспокойно. Опасно для плавания.
— Холод не для ваших легких, товарищ Федоссич. Вы должны быть осторожны, что касается того, что нехорошо для вас.
— Я никогда не забываю об этом в рамках моих обязанностей. Хороший коммунист не позволяет ничему встать на пути выполнения свих обязанностей. Хороший коммунист, как вы и я.
— Немного поздно для выполнения каких бы то ни было обязанностей, которые вы можете исполнять.
— Ваша правда, товарищ комендант. У меня нет стольких обязанностей, каку вас. И, говоря об обязанностях, вам никогда не приходило в голову, что это несколько небрежно, то, что мы оставляем беспроводной доступ в пустой башне, где любой человек может добраться до него?
Комендант Кареев сделал шаг назад и приказал медленно:
— Возвращайтесь в свою комнату. И оставайтесь там.
Товарищ Федоссич заслонил лестницу своим телом, упершись руками в стены.
— Ты не пройдешь! — прошипел он.
— Прочь с моего пути! — прошептал комендант Кареев.
— Вы не получите беспроводную, вы — предатель!
Комендант Кареев схватил рукой длинное жилистое горло, другой рукой вытащил пистолет из кобуры товарища Федоссича. Пнул его, и товарищ пролетел вниз несколько ступенек. Когда он пришел в себя, то почувствовал пистолет коменданта Кареева, приставленный к его спине.
— Спускайся, крыса! Если ты откроешь рот — застрелю.
Товарищ Федоссич не проронил ни звука. Комендант Кареев повел его вниз, на двор. Он дунул в свисток.
— Гражданин Федоссич под арестом, — сказал он охране спокойно, — за нарушение субординации. Поместите его в яму.
Товарищ Федоссич не сказал ни слова. Он поперхнулся, закашлялся, его плечи конвульсивно задергались. Охрана увела его, и комендант Кареев последовал за ними.
В темной, влажной, с низким сводчатым потолком комнате охранники открыли тяжелый, как камень, люк со старым медным кольцом. Они обвязали канат вокруг талии товарища Федоссича. В свете чадящего фонаря, пламя которого покачивалось в проеме, его лицо приобрело цвет раковины с влажными, зеленоватыми жемчужинами на лбу. Охранники развернули веревку, опустив его в яму. Они слышали его кашель, доносящийся все слабее по мере того, как он опускался вниз. Комендант Кареев стоял, наблюдая.
Комната беспроводной связи находилась на верху башни. Никто не мог слышать во дворе внизу, когда радиоприбор стал трещать, разбиваемый сильными руками коменданта Кареева. Он убедился, что части больше не собрать. Он должен был разглядывать поломанные детали в свете звезд, чтобы понять это. Он не стал зажигать спичек. Ветер отбросил его волосы назад с мокрого лба.
Комендант Кареев открыл дверь в комнату Джоан бесшумно, без стука.
— Пойдем, — прошептал он. — Все готово.
Она ожидала, одетая в теплое пальто, меховой воротник плотно под подбородком, меховая шапка на светлых кудрях.
— Не шуми, — приказал он. — Мы спустимся и заберем Волконцева.
Она потянулась поцеловать его. улыбаясь. Он поцеловал ее спокойно, нежно. В его действиях не было колебаний, в его глазах не было сомнения. Он был коммунистом Кареевым, который был одним из победителей в гражданской войне.
Мишель сидел в пальто, когда дверь его камеры распахнулась. Он подпрыгнул от неожиданности. Джоан вошла первой. Следом комендант Кареев. Мишель стоял, его черные глаза молчаливо вопрошали. Кареев бросил ему подбитый мехом жакет.
— Наденьте это. — приказал он, — и не производите никакого шума. И за мной.
— Куда? — спросил Мишель.
— Вы бежите. И я тоже. Мы втроем…
Мишель не сводил широко раскрытых глаз с Джоан.
— Я полагаю, вы понимаете суть сделки, — сказал Кареев. — Ваша жизнь в обмен на вашу женщину.
— Предположим, — задал вопрос Мишель, — я не согласен на сделку?
Джоан стояла лицом к нему и спиной к Карееву. Ее голос был спокойным, безразличным, но ее глаза пытались безмолвно, отчаянно внушить нечто Мишелю.
— Есть вещи, которые ты не понимаешь, Мишель. И кое-что, что ты забыл.
— Мы втроем, — сказал Кареев, — установим договор, Волконцев. И мы сможем сделать это лучше на свободе. Ты боишься идти?
Мишель пожал плечами и медленно надел меховой жакет.
— А вы не боитесь заключать соглашение, комендант? — спросил он.
— Идемте, — сказала Джоан. — У нас нет времени на разговоры.
— Тебе лучше взять это, — сказал Кареев, вкладывая пистолет в руку Мишеля. — Он нам понабится.
Мишель смотрел на него секунду, безмолвно укрепляясь в своем доверии, затем взял пистолет.
Начальник охраны проводил ночную проверку персонала на заднем дворе монастыря в соответствии с приказом коменданта Кареева. Там не было красных фонарей, движущихся по стенам.
Сквозь грохот волн никто не мог слышать катера, как он взревел в темноте.
Волны поднимались высоко, подобно судорожно вздымающейся груди. Луна дробила длинные пятна холодного, серебряного огня в воде, и море рвало их на мерцающие тряпки. Звезды тонули в воде и бешено колотились друг о друга, волны спешили отбросить их назад в белых сверкающих брызгах.
Волны поднимались медленно и висели над лодкой неподвижно, как стена черного, отполированного стекла. Затем белая пена взрывалась на гребне, словно лопнувшая пробка, и срывалась вниз по черной стене, лодку бросало вверх, из воды, на кипящую вершину другой горы.
Комендант Кареев склонился над рулем. Его надбровья слились в одну прямую линию, и его глаза чертили одну прямую линию впереди себя в темноте. Он чувствовал каждый мускул, напрягшийся по желанию его пальцев, которые вцепились в руль, как когти. Согнутые в локтях руки, слившись с рулем, работали, как крылья, как нервы катера. Он потерял шапку. Его волосы развевались прямо по ветру, как вымпел.