Я ни на секунду не отрывала глаз от двери.
— Осторожнее, миссис Стеффорд! — будто во сне услышала я голос мистера Грея.
Я заметила, что держу в руках стакан с водой, которая уже лилась мне на платье. Я взяла маленький кусочек льда из стакана и проглотила его. Мистер Грей изумленно посмотрел на меня.
Девять двадцать пять… Мои колени уже сводила судорога. Мне казалось, что я больше никогда не смогу ходить. Я посмотрела на Клэр через прорезь в занавесе. Она тоже ждала, не сводя глаз с двери. Нервно крошила стебелек какого-то цветка в руках.
Девять тридцать… Я уже не могла понять, играет ли джазовая группа до сих пор, или же этот шум просто возникает в моих висках сам по себе… Я ухватила себя рукой за горло — в зале почти нечем было дышать, и этот странный тяжелый гул душил меня.
В девять сорок пять он пришел. Дверь открылась, и я увидела Генри. На секунду мне почудилось, что он стоит в воздухе — вокруг я не видела ничего. Затем я увидела дверь, но не увидела его, хоть он там и стоял — лишь черную дыру вместо этого. Затем я снова могла его видеть, и он сдвинулся с места. А вокруг была тишина, я не слышала ни единого звука.
Затем я откинула голову назад и воскликнула:
— Давайте же веселиться, мистер Грей!
Я обвила его шею руками и уткнулась лицом ему в плечо, судорожно сжав зубами ворот его пиджака. Одну вещь я знала наверняка: я не должна кричать.
Мистер Грей был поражен, он сидел спиной к двери и не видел, как вошел Генри. Но вскоре идеально вежливое самообладание вернулось к нему, он остался спокоен и даже осторожно провел рукой по моим волосам.
Я подняла голову, и он уже ничего не мог прочесть на моем лице. Меня выдавали жуткие глаза, он смотрел в них, и ему становилось неловко. Я бешеным взором окинула все стаканы на столе и громко потребовала:
— Где же вино, мистер Грей? Не вижу! Я хочу вина!
Решив не сопротивляться, мистер Грей подозвал официанта, шепнул ему пару фраз, на что тот в ответ ему подмигнул.
Я снова кинула взгляд сквозь прорезь в занавесе. Генри подошел к Клэр. Она вскочила с сиденья и улыбнулась, наверное, куда более счастливо и облегченно, чем хотела бы. Должно быть, она очень переживала, потому что ни словом не обмолвилась о его задержке. Эта задержка для меня говорила о многом: он боролся, отчаянно боролся и проиграл… Он сел с ней за столик. Я видела, как сияли его глаза, в радости, которую никто бы не смог отнять, какая искренняя улыбка озаряла его губы… Он был так прекрасен.
Официант принес две бутылки вина. Мистер Грей хотел разлить его по бокалам, но свой я наполнила сама, да так, что вино выплеснулось мне на платье. Затем я подняла бокал высоко над головой и уронила его, наслаждаясь резким, звенящим звуком, с которым он разбился. Я разразилась громким, пронзительным, вызывающим смехом.
Мистер фей был просто шокирован.
— Смейтесь! — шепнула я ему угрожающим тоном. — Я хочу, чтобы вы смеялись! Смейтесь громко!
Он засмеялся. Я кинула взгляд в прорезь, откуда множество людей за столиками смотрело на нас, пытаясь понять, кто там так беспардонно шумит. Этого я и ждала.
Я ладонями растрепала волосы, так что заколки полетели во все стороны. Затем схватила бутылку вина и с ужасающим дребезгом разбила ее о пол. Затем снова рассмеялась и вскрикнула:
— О, Джерри!
Опрокинула свой стул и прыгнула к мистеру фею на колени, обнимая его и прижимаясь лицом к его лицу так, будто хотела поцеловать. Он не мог заметить, что в тот же момент я с силой толкнула ногой занавес, и тот все же рухнул, открывая всем присутствующим меня, сидящую на коленях «Джерри».
Многие привстали со своих мест, чтобы как следует разглядеть происходящее, и когда я сама встала, стараясь казаться раздосадованной и пристыженной, то оказалась лицом к лицу с Генри.
Я никогда не забуду его глаза… Они были безмолвны…
— Ирэн… Ирэн… — невнятно повторял он.
В первые несколько мгновений я притворялась напуганной, не ожидавшей такого поворота событий. Но затем дерзко вздернула подбородок и нахально кинула ему:
— Ну что?
Он сделал шаг назад. Вздрогнул, прикрыл глаза ладонью и наконец сказал:
— Не буду тебя тревожить.
Он развернулся и пошел к мисс ван Дален.
— Давай пойдем в другое место… Клэр, — сказал он ей, и они вместе ушли.
Я провожала их взглядом до тех пор, пока они не вышли за дверь. Вот и все.
Теперь мной правило бесконечное спокойствие. Я повернулась к мистеру фею, который к тому моменту уже закрепил занавес на место.
— Не печальтесь, миссис Стеффорд, — сказал он. — Мне кажется, это к лучшему.
— Да, мистер фей, к лучшему, — ответила я.
Мы вернулись за стол и закончили наш ужин в тишине и спокойствии. Сознание мое прояснилось, и я разговаривала с ним, улыбалась ему и флиртовала по-настоящему изящно и без тени иронии. Он был очарован и вскоре предпочел забыть о той сцене, что я устроила. В половине одиннадцатого я попросила его проводить меня до дому. Он был без сомнений расстроен, что наша встреча окончилась так скоро, но ничего не сказал и с достоинством подвез меня на своем автомобиле до двери.
— Скоро ли мы встретимся снова? — спросил он, взяв меня за руку.
— Скоро, очень скоро… и будем видеться часто, — ответила я, и он уехал абсолютно счастливым.
Я вошла в квартиру и замерла, простояв так некоторое время… не могу даже вспомнить, как именно долго. Дело было сделано…
Я вошла в кабинет Генри, увидела валяющиеся на полу бумаги, подняла их и положила обратно на стол. Стул был отодвинут на середину комнаты, и я придвинула его обратно. Разложила по местам подушки на его диване, сложила в одну стопку все его графики и чертежи, разбросанные на столе. Его линейки, циркули и другие принадлежности были разбросаны по всей комнате. Их тоже сложила ему на стол. Развела огонь в камине… В последний раз я могла сделать для него что-то из того, что делает жена для мужа…
Когда все вещи в конечном счете были разложены по своим местам, я подошла к камину и села возле него на пол. Кресло, в котором обычно сидел Генри, стояло неподалеку, и там же лежала подушка, на которую он обычно клал ноги. Я не осмелилась сесть в кресло, а просто легла на пол и положила голову на подушку. Поленья потрескивали в камине, освещая пол в темноте мягким красноватым цветом, и слегка потрескивая в ночной тишине. Я лежала неподвижно, прижавшись губами к подушке…
Я мигом вскочила, когда услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине входной двери. Я вышла в гостиную и встретила Генри, который был невообразимо бледен. Он даже не посмотрел в мою сторону, снял свою шляпу и пальто и повесил их на вешалку. Затем направился в свой кабинет и, поравнявшись со мной, кинул на меня многозначительный взгляд. Он вошел в комнату первым, я за ним.
Некоторое время мы молчали. Затем он заговорил, сурово и холодно:
— Ты мне что-нибудь собираешься объяснить?
— Мне нечего объяснять, Генри, — ответила я, — ты сам видел.
— Да, видел, — сказал он.
Он прошелся по комнате туда и обратно, затем остановился. Улыбнулся с отвращением и ненавистью.
— О, это было потрясающе! — вскричал он, но я не отреагировала. Он был вне себя от ярости. — Ты… ты… — кричал он, ударяя ладонью о ладонь, — как ты могла? — Но я по-прежнему молчала. — И я четыре года называл своей женой такую, как ты? — Он сжал свою голову руками. — Ты меня с ума сводишь! Это же просто бессмыслица! Не может быть, чтобы это была ты! Ты не такая! Не можешь быть такой!
Я ничего не ответила. Он схватил меня за руки и поднял на ноги:
— Говори, черт тебя дери! Отвечай! Зачем ты так поступила?
Я смотрела на него, смотрела ему прямо в глаза и лгала. Это была самая отвратительная ложь на свете и единственная, которую он мог понять и в которую мог поверить:
— Я скрыла это от тебя потому, что не хотела сделать тебя несчастным. Я долго сопротивлялась этому чувству, но больше у меня уже нет сил, — сказала я.
И он понял. Отпустил мои руки и отошел от меня. Затем рассмеялся:
— Что ж, тогда я могу осчастливить тебя! — воскликнул он. — Я тебя совсем не люблю, и я вовсе не несчастен! Я люблю другую! И с ней я счастлив!
— Ты счастлив, Генри?
— Да, не описать как! Вижу, ты расстроилась?
— Нет, Генри, не расстроилась. Все хорошо.
— Все хорошо?.. Чего ты тут разлеглась на полу? Поднимайся! Все хорошо? У тебя хватает наглости такое говорить?
Он блуждал взад-вперед по комнате.
— Не смотри на меня! — крикнул он. — У тебя больше нет права даже смотреть на меня! Я запрещаю тебе!
— Не буду, Генри, — ответила я и опустила голову.
— Нет, будешь! Будешь смотреть на себя! — снова вскрикнул он и схватил меня за руку, потащил к зеркалу. — Посмотри на свое платье! — кричал он. На нем красовалось большое темное пятно от пролитого вина. — Ты любила его, ты с ним встречалась, да бог с этим! Но вино! Поцелуи! Такое поведение на людях!
Мой план шел как по маслу. Я ничего не ответила.
Некоторое время он также молчал, а затем сказал более спокойно и холодно:
— Ты же понимаешь, что теперь между нами все кончено. Хотел бы я забыть и то, что это вообще было… И я хочу, чтобы ты забыла, что я был твоим мужем. Я хочу, чтобы ты отдала мне все, что у тебя есть от меня, что может напоминать тебе обо мне.
— Хорошо, Генри, я могу сделать это прямо сейчас, — ответила я.
Я удалилась в свою комнату и забрала оттуда все его фотографии, подарки, письма, все, что у меня было от него. И он выкинул все это в огонь камина.
— Можно… можно я оставлю у себя вот эту, Генри? — спросила я, протягивая ему лучшую его в фотографию с подписью. У меня дрожали пальцы. Он взял ее, посмотрел и кинул мне обратно с пренебрежением. Она упала на пол, и мне пришлось ее поднять.
— Я прослежу за тем, чтобы мы развелись как можно скорее, — сказал он и сел в кресло. — А теперь оставь меня.
Я пошла к двери, но у выхода остановилась, посмотрела на него и сказала очень спокойным и уверенным голосом: