— Он предоставил информацию о Манохине, попросив защиты для своей наследницы, — кивает Авдотьев. — Мы не имели понятия, что работаем в связке с ФСБ. Они не знали о нашем участии. Он побоялся открыть всю информацию одному источнику, потому что слишком много высших чинов было нечисто на руку. Но, сообща, нам удалось раскрыть всю преступную сеть и задержать всех причастных в очень короткий срок.
— Пока мы вели расследование изнутри, — хмыкает Миронов, — подполковник Авдотьев работал на месте, внедрившись в руководящий состав компании.
— Разрабатывая Манохина, мы не учли, что он также может быть связан с кем-то из управления Федеральной службы безопасности. — С досадой говорит Авдотьев. — Грёбанное недоразумение!
— Капитан Гордина находилась на практике в то время, когда Манохин проходил освидетельствование по одному из дел. Там они и познакомились. Между ними завязались отношения. — Недовольно цедит Метлицкий. — Когда у капитана Тихомирова произошла личная драма, именно Гордина свела их с Манохиным. Тихомиров подсел на препарат. Он считал Манохина спасителем, освободителем. И на всё был готов ради этой приближённости.
— Тем временем, ваш отец скончался, и мы привели план в действие, — добавляет Миронов. — Майор Акманов, разработавший максимально безопасный для вас план, включился в работу. Вы получили наследство. Всё шло удачно, пока Вероника Цемская под давлением замдиректора не решила перехватить руководство компанией.
— Нам пришлось вносить коррективы, чтобы обезопасить вас, Лукерья Лукьяновна, — замечает Метлицкий. — Но это вы знаете. Собственно, таким образом мы задержали всех причастных к незаконным грузоперевозкам, а так же покушавшихся на вашу жизнь Цемских и Олега Шувалова.
— А он-то тут каким боком? — Выдыхаю я от неожиданности.
— Он альфонс и брачный аферист, — цедит Акманов. — Специально сошёлся с тобой, чтобы иметь доступ к акциям. Когда они поняли, что этот способ не сработает, преступники искали возможность подловить тебя. И им это удалось…
— Хорошо, что всё обошлось, — улыбается Авдотьев.
— Меня спас Денис, — говорю в никуда.
— Можно сказать, — подводит итог Миронов, — что на протяжении всего времени майор Акманов выступал в роли вашего ангела-хранителя.
— Мой личный фсбшник, — горько усмехаюсь я, вспоминая шутку Лины.
Метлицкий хмурится, а Миронов смеётся.
— Можно сказать и так, — бросает он и закашливается, натыкаясь взглядом на самого Акманова.
49. Он
Лукерья слишком спокойна. По своему большому опыту я могу судить — это плохо. Слишком. Человеку тяжело принимать такие новости. Сдержанность — не есть норма. Истерика более предпочтительна.
— А моя квартира? — Безразлично спрашивает она.
— Ваша квартира всё ещё ваша, — заверяет Метлицкий.
— Но… Как же ремонт… и те люди… — Лукерья растеряна.
— Мы задействовали некоторых гражданских при проведении операции. — Объясняет Альберт Станиславович. — Ваш сосед вышел в нужный момент. В квартире ждали наши сотрудники. Мы перенесли мебель в соседнюю квартиру, установили подготовленные панели на стены, заменили некоторую мебель на новую… Обтянули дверь. Это не занимает много времени при должном уровне сноровки и подготовки. Ваши личные вещи доставили в дом майора Акманова…
— А фотографии? — Глухо спрашивает Лукерья.
— Фотошоп. — Пожимает плечами Миронов. — Мы следили за вами почти два года. Подготовка была на высшем уровне.
Как-то незаметно уходит Авдотьев. И все прочие молчавшие мужчины. В кабинете нас остаётся четверо.
— Значит, это всё неправда? — Уточняет Лукерья.
— Что именно? — Усмехается Миронов. — Если касаемо вашей квартиры, то, конечно, все права принадлежат вам. Как и компания. Как и часть счетов. Те, что не будут арестованы в результате проверки.
— Ясно. — Кивает она. — А… мои документы?
— Сумку с ключами и документами подменили в ресторане, пока вы выясняли отношения с Шуваловым.
— Понятно. — В голосе Лукерьи нет абсолютно никаких эмоций. — То есть, вы вернёте мне мои документы?
— Тут немного сложнее, — говорит Метлицкий. — Видите ли, в данный момент времени, начиная с пятнадцатого июня прошлого года, вы, скорее, Акманова, чем Голавлёва. Но не переживайте, ваш брак будет аннулирован, все записи — уничтожены, и вы сможете вернуться к прежней жизни. Словно ничего не было.
Я физически истощён. Вынужденно опускаюсь в кресло рядом с ней. Боль за грудиной превозмогает ноющую боль в руке.
Лукерья мельком смотрит на меня.
Миронов достаёт из ящика стола два конверта. Это документы Лукерьи. Все. На обе фамилии. Действительные.
Останутся у неё на руках только те, что она сама решит оставить.
— Вот ваши документы, — говорит он ей.
Она не берёт их в руки. Качает головой.
— Значит, это всё неправда? — Снова спрашивает она.
А потом смотрит на меня. В упор. Сканирует взглядом.
У меня поднимается жар. Другого объяснения нет. Иначе почему я так остро воспринимаю всё происходящее?
— Нет. — Говорю ей.
Она смотрит недоверчиво. Почему бы просто не оставить нас наедине, товарищи полковники? Но это финал какой-то другой истории. Не этой. Потому что она ждёт объяснений, а друзья моего отца не стремятся к пониманию тонкости данной ситуации.
— Ты всегда врал мне? Всё это время? — Её голос взлетает на несколько октав.
— Нет, — снова говорю ей.
И как же хочется сказать многим больше!
— Ты… — Она мнётся. — У тебя есть кто-то? На самом деле? Ты женат?
— Да, Лукерья. — Сдержанно киваю ей. — У меня есть жена. На самом деле. И я люблю её.
— Ясно. — Выдыхает она. — И что теперь?
Я с недовольством смотрю на Миронова. И на Метлицкого. Весело им! И они, конечно, ни разу не планируют предоставить нам немного уединения.
— У тебя? — Аккуратно спрашиваю у неё. — Или у меня?
Она молчит, предлагая мне решать самому.
— Я планирую взять долгожданный отпуск, чтобы провести его со своей женой. — Говорю ей. — Сесть в машину и поехать, куда глаза глядят. — Доверительно склоняю голову. — Просто я невыездной, поэтому придётся ограничиться путешествиями по стране. Но я уверен, что она не будет против.
Лукерья сжимается и часто дышит. Неужели не понимает?
— А я? — Спрашивает еле слышно. — Что мне теперь делать?
Она бросает взгляд на конверты. И резко выдыхает.
Больше не смотрит на меня.
— Могу я уйти? — Обращается она к кому-то из полковников.
— Идёмте, я вас провожу, — отвечает Метлицкий.
И она уходит из моей жизни.
Я всеми силами заставляю себя не смотреть ей вслед.
Миронов хмыкает.
— Эх, ты! Соколик, а документы гражданка Акманова так и не забрала.
— Что? — Непонимающе смотрю на него.
— Куда она пойдёт без документов?
Я хватаю оба конверта и бросаюсь догонять её. По пути встречаю Метлицкого. Уже бодро вышагивающего в одиночестве. Проводил до выхода, значит. И отпустил в свободное плавание.
Я нахожу Лукерью сидящей на лавочке. И устраиваюсь рядом.
— Ты забыла документы, — говорю ей.
— Нет, не забыла. — Она качает головой. — Я знала, что ты их заберёшь.
— И куда ты собралась в таком случае?
— Домой.
Смотрю на неё, и она нерешительно улыбается.
— Хотела взять ключи у Риммы Германовны. — Она скромно пожимает плечами. — Тебе, наверно, нужно остаться на работе?
— Уверен, мне простят, если я уеду прямо сейчас. — Позволяю себе улыбнуться. — Всё-таки меня ранили.
— Как ты себя чувствуешь? — В её голосе звучит беспокойство.
— Уже лучше. — Отмахиваюсь я. — Главное, что ты не пострадала.
— Было бы лучше, чтобы вообще никто не пострадал.
Она тяжело вздыхает и придвигается ближе. Обнимаю её плечи здоровой рукой.
— Это всё, что ты хочешь обсудить? — Спрашиваю у неё осторожно.
— Мне же не придётся самой возглавлять компанию?
— Нет, это не обязательно. Как я и говорил, можно нанять управляющего.
— Хорошо. А когда я смогу вернуться на учёбу?
— Как будешь к этому готова.
— Хорошо. А квартира? Я не хочу её продавать.
— Можно сдать. Тебе будет дополнительный доход. И квартира под присмотром. — Она хмурится, размышляя над моими словами. — Или… ты хочешь…
С чего я вообще решил, что она остаётся?!
— А ты хочешь, чтобы я съехала? — Напряжённо спрашивает она.
— Нет, конечно. — Заверяю я. — Не сомневайся.
— Аннулировать брак обязательно?
— Если это то, чего ты хочешь, — всеми силами удерживаю беззаботный, даже безразличный тон.
— То есть… — Она тщательно подбирает слова. — Ты правда мой муж? Это настоящие документы? Не подделка?
— Нет, конечно, Луковка. Документы настоящие. Я — твой муж, а ты — моя жена. На самом деле. — Я вынужден сказать ей, — мы можем аннулировать все записи, тогда документы на фамилию Акманова будут недействительны, так как такого человека не будет существовать. Ты останешься Голавлёвой. Либо ты можешь остаться Акмановой… Нас сможет развести любой загс… При необходимости. Потому что брак настоящий.
Она медленно кивает.
— Ясно. — Она молчит с минуту. — Продукты дома есть?
— Что?
— Меня не было дома больше месяца, — я прекрасно помню каждый этот долбанный день! — Когда ты был в магазине последний раз?
— Я не понимаю… — Хмурюсь я.
Мне не нравится её состояние. Вероятно, она в шоке и пока не осознаёт в полной мере, что происходит. И меня пугает, что она молчит и не засыпает меня вопросами.
— Сейчас тебе нужно хорошее питание, чтобы скорее восстановиться. — Она вздыхает. — Возможно, тебе не стоило отказываться от госпитализации. Я не уверена, что у меня получится обеспечить тебе должный уход. Я ничего не знаю о пулевых ранениях.
— На руке просто царапина. — Она смотрит на меня недовольно. — Глубокая. Ладно. Очень глубокая. От этого не умирают. Перевязка дважды в день — вот и весь уход. А синяк сам рассосётся. В магазин придётся заехать, Луковка. Дома нет абсолютно никаких продуктов.