Я снова улыбнулся.
Семейная идиллия.
Ленивая беседа о завтрашнем дне, обсуждение планов с шутками и невинным фехтованием остротами: “Вам опять нужен новый гардероб, тэя!” — “Ваша светлость, клянусь, что не менее половины платьев буду зелеными, но можно, вторую половину заказать разноцветную?”.
Возня и поптыки уйти в ванную комнату, а оттуда к себе, обреченные на провал изначально. И ванную комнату тэя идет, но возвращаемся мы оттуда в мою же постель.
Ворчание о том, что ей нужна камеристка, и мои уверения, что я справлюсь не хуже — после которых супруга заливается краской.
Сонная возня, когда моя жена укладывается долго и решительно устраивается поудобнее, а потом незаметно для самой себя проваливается в сон.
Я поглаживаю ее поверх плеча и чувствую, что улыбаюсь.
Ничего, ребенок, я тебя еще приучу. Приручу.
Рано или поздно, но ты привыкнешь мне доверять, и в ответ на мой вопрос сама будешь интересоваться моими планами. А потом и вовсе делиться всем без вопроса.
Глава 12
А утром я вдруг поняла: ревизия, о которой я говорила накануне ночью мужу, на которую возлагала такие большие надежды, это — всё. Конец моей семейной жизни.
Я найду артефакт, и… Всё. Дальше — развод и возвращение к отцу.
Я сидела в герцогской постели в полном одиночестве, (его светлость изволили отбыть еще раньше), и пыталась представить, как это будет.
Через пару дней мы с эссой Линед закончим подбивать учетные книги, и назначим дату. Одним днем не управимся, конечно — Страж велик.
В замке уже сейчас все шуршат, зная, что час проверки грядет, а в тот день и вовсе начнется форменное безумие. И я, безусловно, в процессе сверки найду артефакт Лунь — потому что мы обойдём весь замок от крыши до подвалов.
И если есть момент, когда благородной тэе не зазорно заглянуть в самый отдаленный угол, в самый дальний закоулок, то это он.
Я представила, как нашла артефакт Лунь. Как позволила обнаружить свой дар — в строгом соответствии с инструкциями его светлости батюшки.
И вот я в карете зимой покидаю Вейлерон. За мной трясется на телегах три десятка сундуков. Сопровождает этот караван позорного возвращения отряд охраны: муж мой, человек чести, и, безусловно, сопровождение тэе выделит, хоть это теперь совершенно чужая ему тэя.
Посторонняя.
На глаза навернулись слезы.
И пока я, ненужная и нежеланная, буду сквозь мглу и непогоду (воображение услужливо дорисовало снежный буран) добираться к отчему дому, Вейлерон станет думать, как будет судиться с батюшкой за Воловьи Лужки. А первое, что сделает — вернет своих ведьм. И не надо мне напоминать, что они магини, а не ведьмы, я знаю о чем говорю!
Я прямо увидела, как это будет: они войдут противно, с фальшивым смирением, и самой мерзкой, конечно, будет эсса Мириам.
На лицах у них будет написано “Я же говорила!”, но они кротко опустят взгляды, и герцогу они ничего не скажут — нет-нет, не сразу же!
Они будут сидеть за семейным столом, бедные страдалицы, и всем сразу будет понятно, что они — несчастные жертвы моего произвола.
Лис будет молчать какое-то время, потому что он же мужчина, и он упрямый, но потом он им скажет, что они, конечно, были правы, во всём по поводу меня правы, а они, конечно, ответят ему “Мы же говорил!”
У меня задрожали губы.
А эсса Мириам, нечего и думать, в первую же ночь заявится к нему в спальню! Утешать! И, конечно, утешит! Что уж тут сомневаться — ей же не впервой! И будет говорить ему, как он, бедненький, со мной мучился!
Я представила, как эта… эта… ЭТА тянется к моему мужу, как Лис ее обнимает, и говорит ей, что скучал, и какая она красивая, и…
И пламя, гудевшее в камине уже некоторое время свирепо и зло, яростно ухнуло, лизнуло языками экран, выплеснулось на ковер, и тут же схлынуло, не успев заняться.
Слезы катились градом по щекам, стекали по шее за ворот ночной сорочки.
Как он мог? Как он мог?!
Только я за порог, а он! А он тут же притащил эту… эту девку гулящую!
— Хозяйка! Хозяйка! — верещал шорк, свалившись с потолка мне почти на голову, — Что случилось, хозяйка?
Я сгребла инородца в объятия, и самозабвенно рыдала в черную бархатистую шерстку.
Шорк сначала немного подергался, пытаясь спастись в ужасе, а потом обмяк и смирился.
Было больно и обидно осознать, как легко мне найдут замену.
Никто (и я имею в виду Алиссандра Вейлерона!) не будет жалеть, что меня у него больше нет. Просто выдернет былую любовницу из отставки — он ведь этой ночью ее вспоминал, будто шутил, а если не шутил?
И будет её греть магической дымкой, а меня и не вспомнит. И хорошо, если не вспомнит. Могут ведь с прекрасной Мириам и пройтись по гадкой ведьме!
Я инстинктивно сжала в объятиях звереныша, стараясь защититься от тех слов, что они скажут за моей спиной.
Боги, кто угодно, только не она!
— Шорк, шоршенька! — нос заложило от слез, и голос вышел гнусавый. — Ты можешь, если вдруг Лис в свою постель эссу Мириам приведет, устроить ей... ой-ой-ёй? Чтобы... ну… чтобы сбежала!
В надежде, что станет легче, попробовала представить вместо Мириам другую девицу, но она получилась до боли похожей на Сириль. Легче не стало.
— Или если другую женщину!
Шорк растерянно почесал за ухом когтистой лапой:
— Так ведь это… Хозяин не велел!
Разочарование кольнуло сердце тупой иглой: а что ты хотела, девочка? Инородец верен в первую очередь своему хозяину. А ты здесь кто? А ты здесь подсыльная ведьма — вот и молчи!
Со стены упал замковый пейзаж, а с прикроватной тумбочки Лиса дождем хлынули письма. Я честно старалась взять себя в руки, но обида грызла, и сила, которой в последнее время пользоваться не было ни времени, ни возможности, лезла из меня, как перестоявшая опара из кадушки на кухне.
— Но и не запрещал, — заключил шорк. — Один раз — смогу. Потом запретит.
Проводил взглядом статуэтки, плавно воспаряющие с каминной полки, и, задумчиво почесав другое ухо, добавил:
— Пока не запретит — много раз смогу! — и, смерив меня суровым красным взглядом, суровым шоркинским голосом вопросил, — Ты, хозяйка, чего сырость развела?
Говорить шорку, что я планирую предать его хозяина, за что он меня, конечно, выгонит, и я расстраиваюсь, что от этого у него будут водиться любовницы, я не стала: умом я, конечно, не блещу, но не настолько же.
Во-первых, даже я сама понимаю, что рыдать из-за того, что сама и придумала — редкостная дикость. Во-вторых, шоршенька Вейлерона любит, шоршенька предательнице за такие придумки быстро падение с лестницы через неустановленное препятствие устроит.
Вместо ответа я сползла с кровати, и принялась уничтожать следы недавнего буйства. Потому что я ведь нынче герцогиня. Нехорошо, когда целую герцогиню собственная камеристка отчитывает, как дитя…
Еще никому из Алассов не удавалось повергнуть замок Страж в дрожь и трепет. Я стала первой.
Из оружия у меня были ревизия и эсса Линед, куда там пушкам и боевым магам.
Эта добрая, деятельная женщина считала, что большая ревизия — прекрасный повод для большой уборки, и раз уж мы все равно влезли в кладовые и подвалы, чтобы пересчитать, то следует сразу перетряхнуть, проветрить, почистить… а заодно — вымыть до блеска сами кладовки, и только тогда уже складывать обратно вытряхнутое, проветренное и почищенное.
Разделяли ли ее мнение слуги, не известно, главное — подчинялись беспрекословно.
Уже неделю мы методично обследовали Страж крыло за крылом, этаж за этажом, вооруженные списками, окруженные слугами, и сличали, сверяли, считали… И всё это время замок трясло и лихорадило, и можно с уверенностью сказать, что я одна нанесла ущерба ему больше, чем все мои предки за годы противостояния.
Нашли много интересного — недостачу постельного белья из тонкого флоберского полотна, и гарнитура из двенадцати стульев, и еще кучу мелочей. Но именно мелочей — тэя Керолайн, а под ее руководством и эсса Линед, замковое хозяйство содержало в строгом порядке.
Зато обнаружилась коллекция фарфоровых статуэток, не внесенная ни в одну книгу учета, зато имеющаяся в наличии — я, в общем-то, предполагала, откуда она могла взяться, но выбросить фарфор на помойку не приказала, лишь распорядилась связаться с эссой Мириам и уточнить, куда ей вернуть ее имущество.
Всплыло собрание курительных трубок прадеда Алиссандра, потерянное при предыдущей ревизии — почему-то, в одной из детских комнат, ныне пустых, и потому запертых.
На скотном дворе выявили излишек поросят полосатых поросят— плутоватый скотник утаил часть приплода, намереваясь потом удачно продать их на весенней ярмарке.
В подвалах, традиционно, не хватало то сырной головы, то копченого окорока, и, совершенно неожиданно, обнаружилась лишняя бочка дрянного вина — невесть кем и для чего туда притащенная.
Много, много интересного и нового мы нашли за время ревизии.
Только артефакта Лунь в этом перечне не было.
Я… растерялась.
Еще недавно я ходила по замку вместе с магом-флористом из Антра, наблюдая, как его помощники упаковывают, готовя к транспортировке в столицу, к вдовствующей герцогине, ее любимые растения, и мучилась угрызениями совести — ведь совсем скоро их придется тревожить снова, чтобы вернуть обратно, а растениям это отнюдь не на пользу, ну они-то в чем виноваты?!
Я даже, честное слово, хотела отсрочить отправку на время после ревизии, под предлогом занятости (а после нее и отправлять ничего не понадобится), но вспомнила, как гадюшник тэи Керолайн меня изводил, и как они будут ликовать после моего отъезда, и передумала из чистой вредности! И гардероб решила им назло заказать, просто огромнейший — пусть Вейлероны оплатят эти ненужные тряпки!
А теперь… Теперь тряпки из гардероба могут вполне стать нужными.
Ну, где, где может быть этот пройдохов камень?!
Не так уж много мест в Страже, куда не дотянулась ревизия, но их-то я изучила, как только Алиссандр предоставил мне доступ, потому что, на мой взгляд, это были самые перспективные места!