Тему я тоже мог угадать тему заранее, и злился. На себя в основном: Меч, мать его, Предгорий. Герой! Гроза инородцев. С женскими склоками в собственном доме разобраться не может.
— Милый, — начала матушка, когда все обязательные ритуалы хорошего тона были соблюдены. — Я хочу поговорить о… — она запнулась, но продолжила, — О твоей жене.
Жаль, я не азартен. Мог бы сделать ставку сам с собой.
— Я понимаю, что в твоем представлении она кроткий агнец, — продолжила матушка. — Невинное дитя, обиженное мной. Но прошу тебя, прислушайся. Она не такая, какой тебе кажется, сын мой. Твоя жена хитрая, очень умная, злопамятная др…
Она осеклась и примирительно подняла руку, увидев, что я собираюсь её одернуть. Встала, аккуратно расправив юбки — ухоженная женщина в годах, несущая свой возраст с достоинством — и позвала меня:
— Пойдем. Я покажу тебе кое-что.
Оранжерея в здесь была немногим хуже, чем в Страже — собственно, это и стало одной из причин, почему матушкин выбор пал именно на этот особняк.
Правда, растений здесь пока находилось куда меньше, и, хотя матушка уже успела пополнить коллекцию, те, что она пожелала забрать из замка, все же пока что составляли основную массу.
К стыду своему, узнал я их только по знакомым горшкам — к увлечению матери и сестры я относился без должного сыновнего и братского интереса, и, в отличии от них, не способен был различать их “питомцев” “в лицо”.
— Полюбуйся, — тихо и жестко сказала мать. — Уверена, эта аласская змея отлично знала, что я готовлюсь к выставке. Что она проходит под патронажем принцессы, и что я возлагаю на эту выставку большие надежды. И позаботилась… позаботилась о том, чтобы уничтожить плоды моего многолетнего труда. Все мои достижения!
Я послушно полюбовался: зеленое буйство выглядело сочным, здоровым и вполне довольным жизнью.
Матушка же, напротив, пребывала в бешенстве — просто изо всех сил старалась держать себя в руках.
— Видишь? Видишь что она наделала? — она на секунду прикрыла глаза и стиснула зубы, а затем продолжила, — О, вы, мужчины, видите лишь то, что женщина вам показывает, и верите тому, что видите, но… Подумай! Эта мерзавка избавилась от Сириль. Опозорила Мириам. Я же покинула Страж быстрее, чем она успела отомстить — и у нее не дрогнула рука ударить по тем, кто не может за себя постоять.
Я стоял в некоторой растерянности. И, пожалуй, мог бы ответить, что Сириль сама от себя избавилась, да и Мириам опозорила, если уж быть честным, никак не моя жена, а я и она сама — но, во-первых, матушка действительно искренне страдала, а во-вторых, я никак не мог взять в толк, почему.
— Возможно, я действительно была к ней пристрастна, но они-то перед ней чем провинились? — тихо, с болью выдохнула мама.
Шагнув ко мне, она положила ладони мне на грудь и попросила:
— Я понимаю, ты сейчас очарован... Но ты же видишь, на какую она способна подлость! Просто имей это в виду, умоляю!
Я вздохнул, накрыл ее руки сверху своими, и, чувствуя под ладонями привычное тепло, спросил:
— Матушка. Объясни. Что случилось?
Оранжерея замка Страж была тиха и пустынна.
Я задумчиво изучал что-то вьющееся, похожее на обычный уличный плющ, но с бело-голубыми листьями: междоузлия на растущей части побегов длиннее, чем на старой, стебли утонечены, а сами листья, над изменением цвета которых явно поработала матушка или сестра, неправильной формы.
После того, как матушка указала, на что следует смотреть, стало казаться, что деформация бросается в глаза. Её светлость, правда, упомянула еще целый ворох последствий, но большая часть вылетела из моей головы еще до конца нашей беседы.
Матушка, поджимая, губы, признала:
— Я так и не смогла понять, как она это сделала: следов постороннего магического воздействия на растениях нет. Я было подумала, что это подкормка, но анализ грунта эту версию тоже не подтвердил…
— То есть, у тебя нет никаких оснований утверждать, что это сделала Нисайем, — постарался я вернуть матушку в реальность, но она будто воды в кипящее масло плеснул.
— Кто еще это мог быть? Опомнись, милый! Она меня ненавидит! Кто еще в твоем замке мог невозбранно провести любого специалиста, чтобы изуродовать растения, а потом издевательски сделать щедрый жест, и вернуть их мне?!
Я тогда хмыкнул, пообещал матушке разобраться в произошедшем, и отбыл домой. Сорок минут пути от ее особняка до портала из столицы в Антр, еще двадцать — из Антра в замок, и вот дома, созерцаю имеющую место аномалию.
Ну и что это такое, Бес его побери?
Я вызвал лакея, и когда бесшумная тень в зеленой ливрее возникла рядом, поинтересовался:
— Родерик, ты не знаешь, где сейчас моя жена?
— Её светлость прогуливается по портретной галерее, ваша светлость.
— Будь любезен, пригласи ее в оранжерею, — со вздохом попросил я.
Не думаю, что она имеет отношение к произошедшему, но, в конце концов, это ее зона ответственности. Не стоит прыгать через её голову с разбирательством.
А разобраться всё же придется: как бы я не относился к увлечению матери и Оленны, отнестись неуважительно к их труду было бы чересчур.
Как будто других неприятностей мало!
Нисайем явилась быстро, и я в очередной раз с удовлетворением отметил, что зеленый ей к лицу больше, чем алый. Как и улыбка, и выбившаяся из пучка рыжеватая прядь.
— Вы желали меня видеть, ваша светлость?
— Да, тэя. — А вот если бы не присевшая в реверансе камеристка, приветствие можно было бы и углубить… Но придется сразу к делу. — Вы знаете, что это?
Он с любопытством изучила путаницу ветвей перед нами, и легко призналась:
— Знаю. — И пока я молчал от неожиданности, продолжила. — Это фиольский плющ, подвергнутый изменению Терлианы в авторской модификации.
И пояснила:
— В базовой модификации цвет куда бледнее. Тэя Керолайн необычайно искусна, ваша светлость.
— Благодарю вас, тэя Нисйем, уверен, матушке будет приятно узнать, сколь высоко вы цените её мастерство, — не моргнув глазом заверил я жену, и по блеснувшим смешинкам, понял, что попытка не удалась. — Но я имел в виду не совсем это. Меня интересуют изменения, которым массово подверглись растения в оранжерее замка Страж. Как вы полагаете, маг-флорист из Антра достаточно квалифицированный специалист, чтобы установить причину, или стоит поискать кого-то толкового в столице?
Втягивая жену в это обсуждение, я вовсе не ожидал услышать:
— Простите, ваша светлость. Это было сделано мной не намеренно.
Камеристка моей супруги мертвенно побледнела и судорожно сцепила руки, но голос ее, пусть и тихий, был тверд.
Я молчал. Жена смотрела на свою подругу перепуганно. А рихтим продолжила:
— Я… я приношу свои глубочайшие извинения вам и тэе Керолайн, — она не поднимала взгляда от пола, — Я не хотела… Не думала… В замке Лунь было достаточно не заходить в оранжерею, чтобы избежать подобного рода… казусов. Но я не учла, что я жила там с рождения, и, видимо, тамошние растения привыкли к моему фону, а здешние обитатели оказались гораздо чувствительнее…
— Рихтим Дроут, поясните-ка, что вы имеете в виду?
“Пройдоха вас побери!” — последнюю часть я добавил сугубо мысленно.
— Я ведьма, ваша светлость, — призналась Нита Дроут, камеристка моей жены.
“Да Пройдоха, собственно, и побрал”.
Первым порывом было перехватить где-нибудь подальше от королевского ока дорогого тестя, и от души начистить ему рыло. Бесов Аласс, даже родной дочери не пожалел, лишь бы подсунуть мне это! Его не остановило даже то, что Нисайем тоже будет рядом с ней, и случись что, может пострадать!
И лишь потом до меня дошло: Ниса знала.
Нисайем сама назвала ее имя среди прочих, когда добивалась права привезти своих служанок из замка Лунь. А эта девка сама призналась, что жила в там с рождения, и... и сейчас Нисайем выглядит испуганной, но не удивленной.
Она знала, и притащила в Страж ведьму. Знала — и ни слова не сказала мне.
Стоп. Потом. Этот разговор нужно отложить на потом. И уж точно не стоит вести его в присутствии прислуги.
— Что ж, рихтим, — решил я, с отстраненным спокойствием разглядывая темноволосую, — Вы можете идти собирать ваши вещи. После вас сопроводят в герцогство Аласское.
Рихтим Дроут почтительно присела в реверансе, выпрямилась и повернулась к выходу из оранжереи.
— Нита останется в Страже! — раздался звенящий голос жены. — Она служит не вам, а мне, и останется со мной!
Я устало поглядел на нее: бледное лицо в красных пятнах, в глазах дикая смесь из страха и кошачьей ярости…
У моей жены есть характер. Это было понятно еще по печальной участи эссы Мириам Клэвлин. Когда к нему добавится жизненный опыт — с ней будет очень сложно не считаться. В делах герцогини Вейлеронской эти свойства сослужат ей неплохую службу.
Её камеристка замерла у выхода с отчаянной надеждой в глазах.
— Вы можете остаться, рихтим Дроут, — согласился я. — Я приглашу королевского мага-дознавателя, с тем чтобы он установил, действительно ли воздействие на оранжерейные растения было не намеренным, определил сумму ущерба, нанесенного моей собственности и назначил меру пресечения. Дожидаться его прибытия вы будете под замком.
Нисайем вздернула подбородок с отчаянным упрямством человека, готового стоять до конца, но рихтим Дроут ее опередила:
— Не стоит, ваша светлость. Я покину Страж в течение часа.
Она вежливо склонила голову, и вышла из оранжереи.
— Задержитесь, тэя Нисайем, — попросил я жену, которая собралась последовать за ней.
Ниса замерла, глядя куда-то поверх моего плеча. Ярости ее хватило не надолго.
Ну и что ей сказать? Как с ней вообще говорить, когда она сейчас думает только о том, что злой Вейлерон отобрал у нее подружку, а вовсе не о своей провинности? И, Бес их всех там в замке Лунь дери, но и не говорить — тоже нельзя. Дело ведь даже не в треклятых цветах — чтоб им пусто было. Дело в том, что такие выходки подрывают моё доверие. Супружеские отношения. Безопасность, мать вашу за ногу, моего замка!