Я думала о том, что за весь разговор матушка ни разу не назвала меня по имени.
Ужин прошел сложно: мне кусок в горло не лез, и я разделывала ножом и вилкой поданные блюда на мелкие кусочки, не видя толком, что это, и абсолютно не ощущая вкус. Обеспокоенный взгляд отца и строгая холодность матери спокойствия мне не добавляли. Лис, сидевший рядом, тоже смотрел на меня куда чаще, чем того требовала беседа. Он провел с отцом весь день (в какой-то момент я даже заволновалась, не решил ли папенька потерять родового врага в каких-нибудь катакомбах) и мы едва ли перекинулись парой слов, пока собирались к ужину. Присутствие Анабель и герцогского камердинера не располагало к беседам.
Но я все равно была рада его видеть, хоть и по-прежнему не имела ни малейшего представления, как себя с ним вести. И сейчас я то и дело ощущала на себе его взгляд, но ни разу не подняла глаза в ответ.
Братья старательно делали вид, что всё хорошо, и им не привыкать ужинать за одним столом с Вейлероном. Только Виторик смотрел на меня испытывающе.
Из-за стола я сбежала, как только это стало прилично. Прямо объявила, что желаю походить по дому детства, испросила у мужа дозволения и ушла. Алиссандр оное дозволение дал без восторга, и мою руку в своей задержал при поцелуе так, что пришлось почти вырывать, но… мне нужно!
Правда, долго ходить по замку не стала, только погладила по пути старые камни, утешая — я тебя люблю и помню, и мы еще весело проведем время, но потом, потом…
Тройка коридоров, неприметная дверь, и привет, свобода!
Зима-зимой, но до избушки Рискин у самой замковой стены проскочу, не замерзну!
Ричард, перехвативший меня у самой заветной цели, стал досадной неожиданностью.
— Ваша светлость. — Он склонился в предусмотренном этикетом поклоне, и меня кольнуло обидой.
Вот от Ричи, от человека, который напару с Виториком знал о доброй половине моих проделок, и треть из них утаил от грозного родительского ока, от того самого Ричи, который однажды каялся, что не уследил за мной, и все то время, пока ее светлость распекала нерадивого бастарда своего мужа, загораживал широкой спиной портьеру, за которой я пряталась, от Ричи, учившего меня таскать щенков на псарне так, чтобы им было не больно — от него я такого не ожидала.
— Нисайем, — единокровный брат, поняв мою реакцию, поправился, едва заметно улыбнувшись. — Отец просил сказать тебе без лишних глаз и ушей, что хотел бы завтра до обеда прогуляться с тобой по Соколинной Галерее, — и снова его губы дрогнули в быстрой улыбке. — Если у вас, тэя, нет других планов!
Я вздохом обозначила своё согласие.
Значит, поговорить с отцом без свидетелей раньше не удастся…
Ричи шагнул вперед, и мне на плечи опустился его теплый сюртук, и пока я растерянно хлопала глазами, брат поклонился и отступил, растворившись в тенях — глава разведки Алассов уже на протяжении добрых пяти лет явно не испытывал сложности с маскировочными заклинаниями.
Погладив плотную ткань, я нырнула за дверь.
Путь был привычный и давно знакомый — вот только в этот раз он окончилася ничем. Рискин не оказалось дома.
Это стало последней каплей.
Я так хотела её увидеть, так надеялась на встречу! А матушка Рискин даже не сочла нужным быть в замке на время моего приезда.
Долгую минуту, я стояла перед закрытой дверью вдыхая через нос, выдыхая через рот, пытаясь, стараяясь не…
А потом, круто повернувшись на каблуках, не думая ни о чем и ни чуя под собой ног, припустила к русалочьему озеру.
Это озеро не замерзало зимой. Зимы для него не существовало, а берега поросли зеленой травой и цветами.
Кусочек лета.
Они почувствовали мое приближение и показались из воды раньше, чем я дошла до берега.
— Что случилось с тобой, девочка? — спросила меня старшая.
Я с присвистом вдохнула воздух и просто разрыдалась.
Не знаю, как так вышло, что я не услышала шаги и не почувствовала чужого приближения. Удивленно моргнула, когда молчаливо присутствующие владычица озера и ее свита вдруг без плеска ушли под воду, будто их и не было, и тут же за спиной прозвучало облегченное:
— Нашел.
Я зажмурилась и, не оборачиваясь, торопливо вытерла щеки, понимая, что это совершенно бесполезно. Глаза зареванные, нос опухший…
В груди ныло — болезненно, тянуще — а при его появлении еще и кольнуло.
— Простите, если заставила вас искать меня, ваша светлость, — произнесла я, по-прежнему не оборачиваясь. — Я… я сейчас вернусь. Мне… мне нужно…
Я еще судорожно подбирала слова и оправдания, которые заставили бы мужа вернуться в замок и оставить меня дальше оплакивать свою несправедливую судьбу, превращая озеро в море на радость русалкам, когда мне на плечи легли твердые ладони.
Сжали, развернули меня и, прежде, чем я успела возмутиться, отстраниться или хотя бы отвернуться — вот еще, демонстрировать ему лицо все в красных пятнах! — прижали к широкой груди.
На груди было тепло, уютно и удобно прятаться.
Но я все же уперлась ладонями в попытке отодвинуться.
И не надо меня жалеть! И обнимать не надо!
Пожалеть я и сама себя могу, чем и занимаюсь! А от объятий только хуже. Это сейчас ты обнимаешься. А потом будет как с Нитой: “Вы можете идти собирать ваши вещи. После вас сопроводят в герцогство Аласское”.
А Лис неожиданно выпустил, не стал удерживать силой.
Я покачнулась, сделав шаг назад, и против воли встретилась с ним взглядом. И почему-то не смогла отвести глаза.
— Хочешь, мы уедем? Хочешь — прямо сейчас?
Мой муж смотрел на меня без осуждения и без обиды. Спокойно. Тепло. Так тепло, что у меня от этой теплоты снова щипало глаза.
— Так нельзя, — только и смогла шевельнуть губами я. Нельзя. Неприлично. Возмутительно. Оскорбительно. Нельзя взять, и укатить среди ночи из замка, который я считала домом, но который больше им не является. Нельзя взять и махнуть рукой на приличия и правила. Нельзя...
— Можно, — уверенно отозвался Алиссандр. — Скажи, что ты этого хочешь, и я отдам распоряжение. Ты хочешь?
— Я… — холодный воздух застревал в горле, слова терялись. — Я не знаю… Нет, не хочу.
Мысли наконец вынырнули из зыбкого болота самокопания и нащупали твердую почву — нельзя, я так еще и не поговорила с отцом.
— А чего ты хочешь? — Муж сделал шаг вперед, снова сокращая дистанцию между нами.
Чего я хочу? Перестать ежеминутно бояться разоблачения. Перестать чувствовать себя виноватой за то, что родилась такой. Я ведь не виновата! Я этого не хотела, не просила! Я не должна была такой родиться! Я должна была родиться обыкновенной тэйрим, родовитой магиней. Удачно выйти замуж и жить долго и счастливо.
Например, с тобой. Ведь у нас могло бы получиться долго и счастливо. Ты хороший, Лис, ты добрый и чуткий. Строгий, но справедливый. Такой взрослый, в отличие от меня, но умеющий быть мальчишкой…
Если бы только не...
Губы снова задрожали, слезы градом покатились по щекам.
— Боги, Ниса… — Лис выдохнул это, уже сгребая меня в охапку, на этот раз не терпя возражений, впрочем, на этот раз я и не возражала. — Ты мне сейчас душу наизнанку выворачиваешь своими несчастными глазами. Я поклялся перед богами, что я буду защищать тебя, и я буду, слышишь? Даже от твоих треклятых родственников. И если ты не перестанешь из-за них рыдать, мы уедем.
Он обхватил ладонями мое лицо, поднял его и принялся целовать, не только губы — а все лицо, глаза щеки, лоб. Он осушал соленые капли, ловил их губами, и потом я ощущала вкус собственных слез на языке.
Голова закружилась. Я цеплялась за него и ловила, пила эти поцелуи, пьянея от них, как от вина.
Что будет, если я скажу ему сейчас?
Посмотрю в глаза и скажу: “Я ведьма, Лис”.
Да-да, та самая угроза благополучию твоего замка и его обитателей.
Повторишь ли ты сказанные только что слова?
Я отстранилась, посмотрела ему в глаза…
И не смогла.
Опустила ресницы, потянулась всем телом к нему за новыми объятиями и поцелуями.
Пройдоха со всей это правдой!
Он спросил, чего я хочу — я хочу вот этого. Пока еще могу — хочу.
— Остановись, — опомнилась я, когда за спиной оказался шершавый ствол дерева, а поцелуи перетекли с лица на шею и ниже, а руки и вовсе поползли под одежду.
— Зачем? — хрипло выдохнул мужчина и чувственно прихватил губами полушарие груди, от чего я едва не застонала в голос. — Не бойся, тут никого нет.
На самом деле этот вопрос меня занимал, как ни странно, меньше всего! На самом деле, мне просто очень хотелось его раздеть, но беса с два я в этом признаюсь!
— Тут есть русалки, — возразила я.
— И что? — удивился Лис.
— Они смотрят!
— Ниса, ты не поверишь сколько нечисти вокруг подглядывает за людьми.
— Да, мы никому не расскажем, — вмешался в разговор тоненький хрустальный голосок из-под воды.
— Только позавидуем немножко, — другой голосок.
— Ниса, может поделишься потом? — включился третий, томный и игривый. — Обещаем, вернем в сохранности!
— Ну, почти… — усомнился первый.
— Ну, живым! — поправил второй.
— Скорее всего, — вздохнул третий.
Я зло зыркнула на водную гладь и от воды повалил легкий парок, к счастью, незамеченный герцогом, а хихиканье стало чуть дальше.
— Все, я понял, почему русалки — это проблема, — вздохнул Алиссандр, но вместо того, чтобы шугануть наглую нечисть, схватил меня за руку и повел за собой в замок.
Мы крались в собственные покои, как провинившиеся дети, прячась от любых случайных взглядов. Хихикая, что те русалки, и жарко тискаясь при любой удобной и не очень возможности.
А за закрытыми дверями мы обдирали друг с друга одежду, не считаясь с застежками и пуговицами.
И мне не было стыдно.
Я не краснела и не стеснялась. Я смотрела и позволяла на себя смотреть. Я целовала и позволяла себя целовать.
У меня всегда было сплошное “нельзя”. Мир, сотканный из правил и ограничений. А потом в нем появился Лис и сказал: “Можно”.