— Её светлость видели в библиотеке, — вторгся в мои раздумья ответ управляющего.
И я, благодарно кивнув, отправился на поиски, чувствуя, как отступает усталость, и на её место накатывает предвкушение встречи.
В библиотеке меня встретила тишина.
Я задумчиво оглядел шкафы и стеллажи, уходящие под потолок. Поднялся на любимую её светлостью галерею — стол, уютное кресло, лампа в скромном абажуре. На столе — небрежно сложенные в несколько стопок книги, из некоторых торчат закладки. Удобное, обжитое рабочее место.
Я потянул с ближайшей стопки верхний том.
“Магия, ея происхождение, разновидность и различные приемы”. Неопределенно хмыкнул — старый трактат, и, по совести, на редкость бестолковый. Мало того, что написан не удобоваримым архаичным языком, так еще и приемы, рекомендуемые им, восходят ко временам седой древности, когда магия толком не отделилась от ведьмовства…
Хм… Нита, что ли, воспользовалась благосклонностью своей госпожи и замковой библиотекой?
Следующий том оказался еще старше. “Советы молодым магикам от великомудрого магистра Совера Богурского”. То же самое. Советы эти — ни туда, ни сюда. Еще не магия, уже не ведьмовство.
“Сила. Слово. Дело”. Если не ошибаюсь, один из немногих трудов, где пытались исследовать и систематизировать ведьмовские способности и возможности.
Какого беса?
Нисайем же в этой библиотеке часами торчит! А читает, выходит, ее камеристка?
Ниса что, её прикрывает?
Как будто я зверь какой и стал бы запрещать…
Я стягивал тома один за одним, сам не зная, зачем я это делаю, и видел лишь, что они все объединены одной тематикой.
Когда тяжеленный фолиант в деревянном переплете и с металлическими накладками по углам вывернулся у меня из рук, и шлепнулся на стол.
Когда я поднял исписанную заметками закладку, выпорхнувшую из него.
Когда округлые буквы сложились в почерк Нисы.
Тогда отрицать очевидное дальше стало невозможно.
Всплыли в памяти многие пустяки: её испуг после истории с матушкиными цветами, отнесенный мной на счет беспокойства за камеристку — и сегодняшний ее страх перед тэйром Соулом. А ведь казалось бы, чего в этой ситуации может бояться герцогиня, спасшая замок?
Высказанное Нисой в замке Лунь желание первым ребенком родить девочку, теперь предстало в ином свете — а тогда вызвало только умиление. Как же, жены обычно желают первенцем видеть мальчика, ведь рождение сына, наследника упрочит их положение, а этой, ну надо же, дочь подавай…
Я устало опустился в кресло, откинул голову на спинку.
Как цветные стекла в трубе калейдоскопа, смещались события нашей короткой семейной жизни, и складывались в новый узор.
И стало до очевидного, до рези в глазах, понятно упрямство Аласса, не желавшего заключать этот брак, и осторожность русалки, в ее ответах о госпоже и семье госпожи тогда, у меня в кабинете.
Решительность камеристки, взявшей на себя ответственность за оранжерею — и как моментально она отказалась от всяких попыток Нисайем оправдать её, стоило мне упомянуть дознавателя.
От воспоминаний было физически больно где-то внутри, а они всё накатывали и накатывали.
Испуганные зеленые глаза в ответ на моё признание в любви.
Бедная моя девочка, как же она всё время всего боится…
Как ни странно, я не злился на жену. Ни за молчание, ни за то, что оказалась ведьмой — ну не выбирала же она, кем ей родиться, в самом-то деле.
Вот только это не отменяло того, что с этим знанием мне придется что-то решать.
И одно дело — принять ведьму в своем замке, а другое — принять ее своей женой. И, сделав матерью своих детей, ввести эту кровь в наследную линию древнего рода.
Я мучительно потер лицо ладонями.
Любовь — любовью, но это то решение, которое отразится на будущем всего моего рода на много поколений вперед. На положении, статусе и позициях герцогов Вейлеронских во многих сферах, от брачных предложений до военных и политических союзов.
Я мужчина, и я знаю что такое ответственность.
И я приму правильное решение, каким бы тяжелым лично для меня оно ни было.
При условии, конечно, что моя догадка верна.
В конце концов, мои умозаключения не подтверждены ни единым фактом, которому нельзя было бы подобрать невинное объяснение...
Вот только в вероятность ошибки, на которую отчаянно надеялся наивный дурак внутри меня, разум категорически не верил.
Я встал, аккуратно положив съехавший том на место, спустился с галереи и повертел головой, вспоминая нужный шкаф.
Так, вот этот.
Когда герцогом Вейлеронским был еще мой отец, матушка активно не одобряла герцогской привычки пропустить порой под настроение рюмку-другую, и здесь, в библиотеке, отец устроил тайник.
Я потянул обшарпанный старинный том, судя по переплету — ветхий настолько, что развалится, попытайся кто-то взять его в руки, и просунул руку в образовавшуюся в книжном ряду щель.
Так и есть — пальцы коснулись гладкого стекла бутылки. Выудив свою добычу, пошарил еще, и нащупал резной бок стакана.
Где бы устроиться? Не хотелось бы, чтобы слуги, заглянув по какой-либо надобности в библиотеку, застукали целеустремленно надирающегося герцога.
А пожалуй, галерея, столь любимая моей супругой, подойдёт.
Заклинание очистило заросший пылью стакан, и янтарная крепкая жидкость забулькала, расплескиваясь по прозрачным стенкам.
Глоток, стук хрустального донышка о полировку стола — и по пищеводу покатился огненный ком.
Я снова откинулся на спинку кресла, отслеживая, как от желудка по организму разливается приятное тепло.
Что же мне делать?
Ну, для начала, наверное, убедиться все же в верности своего предположения. И пусть я в нем уверен почти на сто процентов, до тех пор, пока догадки не подтверждены фактами, они остаются догадками.
И проверить-то, на самом деле, ничего не стоит, вот только… Болезненно не хочется этого делать.
Нисайем-Нисайем… Что ж ты так быстро проросла в меня?
И как теперь тебя из себя выдирать?
Я повторно наполнил стакан, снова залпом, без всякого почтения, выпил благородный напиток.
Ладно, тяни-не тяни, а сделать это придется.
— Шорк! — позвал я.
Перехватил бутыль за горлышко, и набулькал в стакан анестезии.
Инородец, изрядно притихший в последнее время, возник поодаль, на полке книжного шкафа, а не свалился мне на голову, как за ним это водилось.
— Ну и давно ты знаешь? — я небрежно качнул стаканом в направлении книжного развала на столе.
Красный взгляд виновато стрельнул в указанном направлении, и черные уши прижались к круглой башке.
Чешуехвостый прошелыга даже попытки не сделал “не понять” о чем вопрос.
— Предатель, — пробормотал я, без труда расшифровав эту пантомиму.
И сделал щедрый глоток.
Вот пройдоховы бесы, и коньяка в бутылке осталось на дне!
— Давно ты знаешь, что Нисайем — ведьма? — повторил я вопрос.
— Давно, — обреченно подтвердил все мои догадки и подозрения Шорк.
Слава богам, хоть не полез защищать и оправдывать!
Чувствует, поганец, мое настроение.
— Почему мне не сказал?
Шорк потупился с виноватым видом, а я прикинул — что могло заставить инородца молчать?
Что ж, учитывая, что моя жена — ведьма…
— Приказ? — наугад выстрелил я.
— Договор, — с обреченным вздохом признал Шорк.
До-го-вор…
— Ну и за что ты меня продал?
Как ни странно, на это несчастье я тоже не злился. Хотя на шорка — следовало бы. Все же, нарушил моё распоряжение…
Кинув короткий взгляд на меня с полки, казавшейся ему достаточно безопасным убежищем от хозяйского гнева, шорк верно определил мое настроение, и исчез. Чтобы возникнуть у меня на груди.
— Случайно, — доверительно заглянул мне в глаза, сообщил он. — Шорк упал на хозяйку. А хозяин велел — тайно. Обещала не выдавать…
Понятно. Лопух ты, Шорк.
Да и я не лучше.
Мы два лопуха.
Я почесал нечистику загривок, и он блаженно прикрыл глаза, млея от этой ласки. А потом решился, и поведал:
— Хозяйка хорошая.
Ну вот, этого следовало ожидать!
И я, продолжая начесывать холку (которую стоило бы намять, но я уже пьян, и мне откровенно лень делать такие резкие воспитательные движения), согласился:
— Хорошая.
— Маленькая просто, — развил свою мысль мой нынешний собеседник. — Но она вырастет!
Приятель мой, по простоте своей, не понимавший деталей и нюансов устройства человеческого общества, проблемы просто не видел, наивная душа.
Вернее, видел, но не там, где она была…
Нисайем-Нисайем… Что же мне с тобой делать?
Если смотреть правде в глаза. Если отринуть глупости и мелочи вроде чувств. То вариант у меня и был-то всего один.
Развод.
Вот только… что после развода будет с Нисой?
— Слушай, — я потянул черную бархатную шкуру на загривке. — Будь другом, стащи мне из подвала во-о-от такую же бутыль?
Я развернул коньяк этикеткой к шорку, тот всмотрелся, дрогнул ноздрями, и сгинул.
А я качнул в бутылке остатками спиртного, чувствуя, что так же качается внутри меня гнев на Аласса.
Сволочь. Старая, хитрая, подлая сволочь!
Упирался он, как я теперь понимаю, исключительно показательно.
А сам не пожалел дочери, чтобы испортить Вейлеронам кровь…
Потому что, если бы он действительно пожелал не допустить её брака — ему достаточно было бы сказать правду о ведьмовском даре, стребовав с пристутсвующих магическую клятву молчать. А не использовать ту же самую клятву, как гарантию безопасности Нисайем, чтобы хоть как-то успокоить свою гнилую совесть!
Ниса-Ниса, Нисайем. Что ж мне делать, чтобы как можно меньше тебе навредить?
Шорк возник на столе, среди книг.
Всплывшая провинность сделала инородца на диво сообразительным: где-то в продуктовых подвалах он добыл корзину, в которой помощники кухарки таскают наверх снедь, и в нее сунул сразу две бутылки коньяка, а помимо них — целую сырную голову из не самых крупных, а значит, самых дорогих, и целую вереницу мелких копченых колбасок.