– Извини, – сказала я. – Просто… просто я беспокоюсь о том, что должны чувствовать сейчас мои муж и сестра.
– Знаете, – внезапно сказала Симми, – я ни разу не ела опоссума до того, как здесь поселился Тулли.
Эта неуклюжая попытка сменить тему глубоко тронула меня. Мне стало неловко перед Симми за то напряжение, которое воцарилось на кухне по моей вине.
– В самом деле? – спросила я и с облегчением заметила, что Тулли вновь взялся за вилку.
Сейчас Симми уверенно шла впереди меня по тропинке. В руке у нее была корзинка с копченым кроликом и лепешкой, которую она испекла этим утром на углях из воды и муки. Часом раньше, когда мы уже собирались отправиться к Леди Элис, Симми позвала меня в свою спальню. В комнате, как и во всем доме, царил идеальный порядок. У стены стояли два разномастных шкафа. Напротив размещалась двуспальная кровать, а в углу примостилось плетеное кресло-качалка. Симми стояла перед зеркалом, которое было встроено в дверцу шкафа. Платье она приподняла до груди, и между скомканным подолом и трусиками выпирал ее огромный живот.
– Только посмотрите, как он разрезвился, – заметила она, с улыбкой глядя на свое отражение.
Я шагнула ближе, с опаской протянув руку к туго натянутой коже. Симми взяла мою ладонь и прижала ее к своему животу. Внезапно я ощутила движение – что-то острое перекатилось у меня под рукой. Может, локоть, а может, коленка. Это ощутимое присутствие жизни принесло мне явное облегчение. Что ни говори, женщины вынашивали и рожали детей задолго до появления врачей, больниц и витаминов для беременных. Я уже представляла себе этого ребенка. Наверняка он родится с десяткой по шкале Апгар – маленький крепыш, готовый наполнить криком весь дом. Кожа у него будет светлой, как у Симми, а глаза, как у Тулли, голубыми.
– Чудесный будет малыш, – промолвила я.
Симми кивнула и повернулась к зеркалу боком.
– Я уже люблю его – или ее – так сильно. Пожалуй что слишком сильно.
– Нельзя любить слишком сильно, – возразила я.
Но как же хорошо я ее понимала! Беда только в том, что сильная любовь делает вас уязвимым.
Симми вновь опустила платье на живот, после чего присела на кровать, чтобы завязать кроссовки.
– Как получилось, что у вас нет детей, мисс Майя? – спросила она, затягивая шнурки.
Я молча наблюдала за ней, размышляя, как лучше ответить. Сказать, что я еще не готова? Может, когда-нибудь позже. Так я обычно отмахивалась от чужаков. Или сказать правду, которую я приберегала только для близких?
– Тулли говорит, это потому, что вы – доктор, – заметила Симми. – У вас просто нет времени на детей.
Я присела на старенькое кресло.
– Мне трудно забеременеть, – ответила я. – А когда это происходит, у меня случаются выкидыши.
Симми глянула на меня, в изумлении приоткрыв рот.
– Это когда дети выходят слишком рано? – спросила она.
– Именно. Они выходят слишком рано, и я их теряю.
Симми поиграла шнурком на ботинке.
– А вы очень хотите ребенка, – промолвила она. – Я слышу это по вашему тону.
– Мы с мужем оба хотим, – ответила я. – Это как раз одна из тех вещей, которые соединили нас. Мы хотим большую семью.
Что же теперь будет соединять нас, подумала я, если семьи не получилось?
– Простите, что я заставила вас прикоснуться к моему ребенку, – сказала Симми.
– Все в порядке, солнышко. Я очень за тебя рада.
– Может, вам кого-нибудь усыновить? – глянула она на меня с надеждой, и вновь я задумалась над тем, как ответить. Внезапно до меня дошла простая истина, которую я так долго скрывала от себя: мне не нужна еще одна беременность. Больше я этого не выдержу. Да и не должна. При этой мысли я почувствовала внезапное облегчение, смешанное с внезапным и неожиданным гневом на Адама, который и слышать не хотел об усыновлении. Я бы взяла любого ребенка – взрослого, больного, чужого. Словом, любого. Я бы наполнила его жизнь любовью, и моя собственная жизнь тоже заиграла бы красками.
Я вдруг поняла, что судорожно сжимаю подлокотники кресла, а Симми внимательно смотрит на меня. Я не могла очернить Адама – ни в своих глазах, ни перед Симми.
– Ты права, мы можем усыновить ребенка.
Симми откинулась на спинку кровати.
– Ваш муж, какой он? – спросила она.
Казалось, прошли не дни, а месяцы с тех пор, как я в последний раз видела Адама.
– Он красивый, как твой Тулли, – приступила я к описанию. – То есть внешне они совсем разные, но оба очень привлекательные. У него каштановые волосы и большие карие глаза.
– Должно быть, он очень умный.
– Ты права. И он из тех, с чьим приходом сразу становится светлее, – напомнила я себе, стряхивая недавнее раздражение. – Таких, как он, все любят.
– А к вам он хорошо относится? – спросила Симми.
Я отогнала от себя мысли о том, как холодно держался со мной муж после того, как узнал об аборте. В воображении всплыл тот чудесный парень, за которого я выходила замуж.
– Замечательно, – ответила я. – Терпит все мои причуды и неврозы.
– Что такое невроз?
– Ну, – пожала я плечами, – что-то вроде тревоги… беспокойства.
– У меня тоже есть неврозы, – серьезно кивнула Симми.
– Они у всех есть, – утешила я ее.
– Этот ребенок – мой самый большой невроз.
Я с удивлением глянула на девушку.
– Почему ты так говоришь?
– Просто так, – она погладила свой тугой живот. – Я сильно беспокоюсь из-за него. Или из-за нее.
– Это нормально для неопытной мамы, – с улыбкой заверила я ее. – Всякая мать беспокоится за своего малыша.
Симми вновь глянула на свой живот.
– Вы можете сказать по внешнему виду, как скоро ребенок появится на свет? – спросила она.
Я покачала головой.
– Чтобы это понять, нужно быть специалистом. Но вообще-то мне кажется, что месяц ты еще походишь.
– Вот и я так думаю, – откликнулась Симми. – Хотя мне и помыслить трудно, что я стану еще больше. Леди Элис говорит, нужно считать не месяцы, а недели. Я сначала помнила, а потом сбилась со счета. – Внезапно она встала. – Нам пора, – сказала Симми. – Вы уверены, что сможете идти? Это недалеко, но нога у вас еще не зажила.
В ответ я заявила, что все в порядке и я готова к такой прогулке. Но вот сейчас, на тропинке, я невольно начала жалеть о своей непредусмотрительности. Впрочем, мысль о том, чтобы остаться дома наедине с Тулли, тоже не приносила облегчения. Вот и толкуйте тут о неврозах.
Дом Леди Элис оказался лачугой. По-другому это и назвать было трудно. Передо мной стояла одноэтажная постройка, наполовину крытая жестью, а наполовину – бог знает чем. Белая краска на стенах облезла, обнажив старые доски. Краска на ставнях тоже успела выгореть, превратившись из бордовой в бледно-розовую. Но больше всего поразила меня маленькая веранда, в крыше которой зияла огромная дыра, будто пробитая чьим-то гигантским кулаком. Дверной проем густо заплели виноградные лозы.
Я схватила Симми за руку.
– Это вот тут живет Леди Элис?
– Да, мэм, – ответила та. – Такое чувство, что дом пострадал во время шторма, хотя Леди Элис ничего нам об этом не сказала.
Интересно, какую часть этого безобразия можно было списать на счет шторма? Мне было и грустно, и досадно. Грустно, что эта женщина, вырастившая восьмерых детей, оказалась брошена ими на старости лет. И досадно, что этот самый Ларри-из-Раскина не сделал ничего, чтобы привести дом хотя бы в относительный порядок.
Мы поднялись на веранду, отпихивая ногами виноградные лозы.
– Бог ты мой, – вымолвила Симми, и тут я поняла, что она имела в виду, когда говорила про шторм. В деревянном полу торчал огромный сук. Пробив дыру в крыше, он вонзился сюда, как гигантское копье. От такого удара, наверно, содрогнулся весь дом!
– Хорошо еще, удар пришелся по веранде, а не по дому, – с содроганием заметила Симми. – Надо будет сказать Тулли, чтобы он убрал это отсюда, а заодно обрезал лозы. Он уже занимался ими недавно, но они опять все заплели.
Она сказала что-то еще, но я ее уже не слышала. На полу возле двери примостился железный скребок для обуви, на который я воззрилась с немым ужасом. Он был точь-в-точь таким, какой стоял когда-то у нас в доме. Стоит ли говорить, что воспоминания тут же услужливо перенесли меня в детство, лишив остатков самообладания.
Симми постучала в незапертую дверь.
– Леди Элис!
Дверь заскрипела, вырвав меня из прошлого.
– Здравствуйте, здравствуйте! – воскликнула Леди Элис, глаза у которой радостно засияли при виде Симми. А может, и при виде меня. На пожилой женщине вновь красовался черный наряд.
– Почему вы ничего не сказали нам об этом, Леди Элис? – спросила Симми, указывая на огромный сук, заполнивший едва ли не всю веранду.
– Ну, это всего лишь веранда, – ответила Леди Элис. – Кому есть дело до веранды?
Очевидно, что никому, подумала я.
– Я скажу Тулли, – продолжила Симми. – Он уберет отсюда этот сук и залатает крышу.
– К чему такая спешка? – возразила Леди Элис. – Ларри, как приедет, сам все починит.
Внезапно в отдалении прозвучал выстрел, заставив меня нервно вздрогнуть.
– Что такое? – спросила Симми, с недоумением глянув на меня.
– Бедняжка выглядит так, будто это в нее стреляли, – рассмеялась Леди Элис. – Все в порядке. Это Тулли только что застрелил ваш ужин.
Я с трудом выдавила из себя улыбку.
– Кстати об ужине, – я махнула рукой в сторону корзинки. – Мы принесли вам часть кроличьей тушки, которую прокоптил Тулли.
Голос у меня сорвался, что не ускользнуло от внимания моих собеседниц.
– Не обращайте на нее внимания, – сказала Симми. – Это все ее неврозы.
– Ты страдаешь от нервов, детка? – с удивлением спросила Леди Элис.
– Нет-нет, все в порядке, – ответила я. – Просто Симми меня поддразнивает.
– Да уж, это она умеет, – кивнула Леди Элис, после чего махнула рукой на дверь. – Входите. Внутри намного уютнее, чем снаружи.