Гусев-Оренбургский Сергей Иванович
Муж совета
Сергей Гусев-Оренбургский
Муж совета
I.
О. Флавиан только что сел за вечерний чай, как мимо окон прозвучал колокольчик и умолк у ворот.
-- Не благочинный ли? -- подумал о. Флавиан. Он поспешил надеть малиновый подрясник, причесаться, -- потом, заглянув в темную спальню, где пахло пеленками, позвал:
-- Надя!..
Там кто-то слегка всхрапывал, но не отзывался.
-- Надюша!.. -- звал о. Флавиан: -- Надюша!..
-- Ну? -- спросил сонный голос.
-- Встань-ка, пожалуйста... Приехал кто-то... Не благочинный ли?..
-- Носит их! О, Господи... жисть!!. Отдохнуть не дадут!.. -- говорил женский голос сквозь зевоту.
В тот же момент стал кричать ребенок.
Он кричал затяжным, болезненным криком.
-- Замолчишь ли ты хоть на минуту!.. -- раздраженно говорил голос в спальне: -- Гос-поди... Замолчи!.. Вот я тебя... Баю, ббаю... баю-ббаю!..
Между тем о. Флавиан встречал на крыльце духовного высокого роста, черного, как грек, с грудью в косую сажень и поступью, которая не уступала бы протодьяконской.
-- Куму и благодетелю! -- говорил духовный густым басом с трескучими раскатами, как у трубы: -- украшению духовного чина и мужу совета!.. Сколько лет, сколько зим... Привет и почтение от иерея Евгения!.. Почеломкаемся, брате!
Они обнялись на крыльце и облобызались.
-- Давненько, давненько, отче Евгение! -- говорил, посмеиваясь, о. Флавиан, -- в то время как о. Евгений сохранял веселую серьезность -- давненько не заглядывал в наши края... Стыдно, стыдно забывать... А еще ку-м!
-- Суета мира сего отвлекала, брат... Суета сует, -- а тут еще следствие! Я ведь под судом, отец... Привел Господь на старости лет... Слыхал поди?.. Как кумушка поживает?
-- Слава Богу... бегает... Да как это ты?.. За что?
-- А крестник?
-- Пи-щит! Как тебя угораздило-то?.. А?
-- Все расскажу, не утаю... Ведь я к тебе за советом! Тайна моя будет явная перед очима твоима, отче богомудре... Только сначала чаем напои... Жажду!..
-- Самовар на столе. Грядем в храмину...
-- А подношение... на благое усмотрение?..
-- Для милого дружка раскупорим петушка!
-- Ха-хха-хха!.. -- раскатился о. Евгений с треском: -- цел?
-- Цел!
-- Не захлебнулся еще?..
-- Я его каждый день к вечеру на свежий воздух выпускаю.
-- Ха-хха!.. Вельми приятно!.. Ну да будет лясы-то точит... Я вижу, -- ты все такой же затейник... Муж совета!.. Ха-хха!.. Веди меня к попадье сначала, а потом и с петушком поздороваемся...
Они вошли в зальцу, уже повитую вечерней мглой, где на столе перед диваном на всем просторе шумел самовар. Из спальни доносился не стихающий плач ребенка и раздраженное баюканье.
-- По-па-дья -- загремел о. Евгений, наполнив зальцу такими ужасающими раскатами своего могучего баса, что дрогнули на окнах кисейные занавески и на минуту смолк ребенок: -- ку-ма!.. Выдь-ка! Покажись-ка! Давно не видал, соскучился...
Попадья вышла заспанная, растрепанная.
-- Уж простите, батюшка!.. -- сказала она. -- Не одета я! Уйму нет на вашего крестника... Такой ревун, -- такой плакса...
Ребенок перестал плакать и смотрел во все глазенки на своего черного крестного... Лицо у него было измазано манной кашей, а во рту торчал грязный рожок с кислыми молочными осадками.
-- Почеломкаемся, кума! -- бросил о. Евгений... -- Вот так... По обычаю христианскому... Ну, как здоровье?.. Все спишь?
-- Досуг тут, куманек...
-- Знаю тебя! Ну крестничку любезному... Вашу драгоценную лучку.
Ребенок покуксился и заплакал.
-- У-род! -- сказала попадья: -- вот все так-то... Целые дни... Что же это матушка-то не приехала? Все дела? Ох, уж эти дела... Го-рдится...
-- Спит, кума, -- скажи лучше...
-- Батюшка... Присаживайтесь к столу... Фланя! Разливай уж ты сам чай-то, видишь, мне нельзя. Да вели Марье закуски принести... Марья!.. Ма-рья!! Куманек, присаживайтесь...
-- Сажусь, сажусь, кума! У меня правило: угощают, -- сиди, попрекают, -- беги!.. Ха-хха!.. Я уж на диван сяду... А то у тебя стулья-то... Я что попрочнее выбираю...
Все сели за стол.
II.
О. Флавиан отличался от своего гостя тем, -- что был приземистого роста и обладал густой рыжей бородой, напоминавшей японский веер. Вместе с тем, он был лыс. Маленькие глазки его были всегда прищурены. Во время разговора он постоянно похохатывал, но никогда не смеялся громко, во всю грудь, -- как о. Евгений.
-- С дорожки-то, куманек! -- говорил он, доставая из шкафа графин с петушком на дне и ставя его на стол: -- выпить посошок приглашает петушок... Освободи-ка его, задыхается...
-- Пользительно!..
-- Стомаха ради. -- Марья!.. Ма-рья!!. Скоро ли закуска-то?..
-- Несу!.. -- отозвалась из кухни Марья и внесла на тарелке две сельди, облитые уксусом и обложенные луком, который был нарезан кружочками.
-- Дерзнем, отче!.. -- налил рюмки о. Флавиан: -- со свиданьем!..
-- Это я люблю!.. -- прогудел о. Евгений: --
Посмотришь и... вздохнешь:
Эх, рюмочка -- злодейка!..
А выпьешь, -- запоешь:
Еще, отец, налей-ка!..
Он смеялся, держа в руке рюмку и смотря на нее любезным взором...
-- Ха-хха-хха!.. Упо-и-тельная!.. Кума!.. А ты что же с нами?..
-- Что вы, куманек... Я не пью!..
-- Для радости свидания и сил поддержания!.. Соблазнительного вида, сверхъестественного вкуса!.. Ну, не хочешь, -- так нам больше останется... Хахха!.. А мы... с отцем-то Флавианом... того... Любители утопи Господи нашу душу...
-- Кушайте, батюшка, на здоровье... Фланя!.. Наливай чаю-то...
-- Так-то, куманек!.. -- говорил о. Евгений, утирая усы красным платком: -- судбище у меня с дьяконом завелось такое, -- что не приведи Бог... Вряд ли цел останусь...
О. Флавиан потягивал с блюдечка чай и спрашивал:
-- Из-за чего же собственно?..
-- Целая история!.. Ты ведь моего дьякона знаешь?..
-- Как не знать!..
-- Вышибало, каких мало!.. Происхождения не Бог знает какого генеральского: мужлан!. Из деревни Загребихи, волости Грабиловской... Дедушка лапти плел, бабушка, на бобах ворожила, -- сам же в Козьмодемьянском монастыре игумену калоши надевал да сапоги чистил... Однако же, -- фанаберии этой в нем, -- ужасть одна!.. Я, -- говорит, собственным умом в люди вышел и во диаконы посвящен... Захочу, -- завтра же попом буду, -- потому, -- я, говорит, обедню без требника отслужу и все минеи наизусть знаю!.. Вот какой гвоздь!..
-- Гво-здь!.. -- сказал о. Флавиан, потягивая с блюдца чай...
-- Я ему говорю: -- "дьякон! -- Мало минеи да требник наизусть знать, -- надо в них понятие иметь"!.. А он этак голову кверху закинет... Вы ведь его знаете?.. Маленький, тощенький, словно спичка, подрясничек коротенький, руки всегда в карманах и пальцы там растопырены, отчего подрясник в разные стороны топырится, словно кринолин; -- волосы на голове, как у ежа, -- борода клинышком и глаза ближе к носу, чем следует... Закинет голову важно так и говорит: -- "по-ня-тие!.. Настоящее-то понятие только люди простые, необразованные и имеют, ибо сказано в законе: -- "сокрыл еси от премудрых и разумных и открыл еси младенцам!.." А я смеюсь: -- "ты разве, -- дьякон, -- младенец?.." Хохочем с попадьей, -- а у дьякона волосы поднимаются от злости, потому, -- го-рд! Однако, все бы ничего, плохо ли, хорошо ли, -- жили..." Но вышла раз у меня с ним история, -- после которой он меня окончательно возненавидел...
Из-за пустяков дело вышло... Из-за петуха!..
-- Возвышенная причина! -- засмеялся о. Флавиан: не из-за такого ли, что у меня в графине сидит?..
-- Ха-хха!.. Точка в точку!.. Только ростом повыше да поет звончей!..
-- Этот запоет, святых выноси... хе-хе... Попробуй-ка!.. Приложись-ка!..
-- Можно!.. -- сказал о. Евгений, выпивая: -- за общее здоровье, а также и за мое!.. Кума!.. Сто лет здравствовать... да детей наплодить дюжины полторы, яко же Сарра древле... вкупе с Агарию... Ха-хха...
-- Ну!.. -- сказал о. Флавиан; скосив глаза в блюдечко: прежде надо воспитывать научиться... А то... соски грязные, пузырьки прокисли.
-- Уж ты... воспита-тель!!.. -- рассердилась попадья, -- сделав злые глаза: -- сидел бы около графина...
-- Ну, ну!.. -- сказал о. Евгений: -- не ругаться!.. Цыц!..
-- Да, пра-во, батюшка!.. -- начала была попадья: -- терпишь, терпишь, да и скажешь... Но о. Евгений зажал уши.
-- Не слушаю не слушаю!.. -- мотал он головой: все вы попадьи, на одну колодку сделаны... Нового ничего не скажешь, -- моя попадья сама все эти речи наизусть знает... Вот я лучше выпью еще рюмочку, да про петушка вам сказочку расскажу... По-у-чительную...
Он потянулся к графину, -- налил рюмку -- и, держа ее в руке, запел густою октавой:
В земном житейском море
Страдая без конца, --
За-будем труд и го-ре
За... рюмочкой вин-ца!..
-- Поучительная песенка, -- не правда ли?.. Ха-хха!.. За общее здоровье... а также и за архерейское!.. Много лет здравствовать!.. Сто лет прожить, умереть не -- сгнить!.. Так вот... на чем это я остановился-то?..
-- О петухе речь шла...
-- Ага!.. Это был за-ме-ча-тельный петух!.. Если бы его в архиерейский хор регентом пригласили, -- я бы первый сказал: аксиос!!. Ей-ей!.. Первое дело: бас у него, как у протодьякона...
-- У петуха-то бас -- засмеялся о. Флавиан.
-- Ба-ас!!. То и удивительно... Говорю, -- замечательный петух!.. Ночью нарочно я вставал, -- чтобы его пение послушать... Попадье надоело, что я встаю чуть не каждую ночь, ругается: отдохнуть, говорит не дадут с петухом этим... А чего уж... По целым дням только и занятия, что спать...
Хе-хе!.. -- засмеялся о. Флавиан: все верно попадьи-то на одних дрожжах замешаны...