Она шарахается от меня, когда я медленно надвигаюсь на неё, сокращая расстояние до минимума.
— Мне кажется, ты немного забылась. Ты будешь! Будешь делать то, о чём я тебя попрошу! — цежу слова через паузы для лучшего усваивания. — Как ты уже успела заметить, в твоём ребёнке течёт и моя кровь. Если ты хочешь быть её матерью, если ты хочешь видеть, как она растёт, то выбора у тебя немного. Его вообще нет, дорогая моя София.
— Как ты не понимаешь? — прокричав, она хватается за голову, как если бы её пронзила боль. — У меня теперь есть своя жизнь. Я не желаю впускать в неё твою Диану, чтоб она сдохла уже наконец!
Я жёстко хватаю её за руку. Дёргаю в разные стороны, как тряпичную куклу под противные возгласы, а потом в угол загоняю. София притихает, съёжившись, словно от холода, на меня затравленно смотрит своим мерцающим взглядом мокрых глаз. Отводит их в сторону, не выдержав давления, оказанного на неё.
— Мне глубоко наплевать на то, чего хочешь ты! Ты лишилась права голоса, когда высасывала из меня своего будущего выродка. Ты подписалась под всем этим, когда загоняла его себе шприцом, — кое-как держу себя в уезде, но при этом тон мой крайне сдержан. Я поворачиваю её голову, заставляю смотреть только на меня и никуда больше. — Знаешь, в Штатах я частенько сталкивался с девушками, зарабатывающими себе подобным методом на роскошную жизнь, а ты же стерва ещё и с задатком мозга, о чём я совсем забыл. Ты решила пойти по-крупному, — я деланно надуваю свои губы, наматывая её локон на свой палец, — но, вот незадача, я оказался таким же аморальным ублюдком, как и ты сама. Мне ребёнок твой не нужен, но если ты пойдёшь против меня, то, могу поклясться, ты лишишься её! Раз и навсегда! Ты больше никогда её не увидишь! — неожиданно даже для самого себя мой кулак впечатывается в стену прямо возле её головы. Зажмурившись, София накрывает лицо ладонями. — Ты этого хочешь? Я спрашиваю, ты этого ждёшь от меня?!
Я убираю руку Софии с её же лица, сжимаю с силой и слышу болезненный стон, слетающий с губ стервы. Нащупав под пальцами тонкую кость, я понимаю, что утерял контроль над собой, как вдруг меня останавливает звонкий плач, доносящийся из соседней комнаты.
— Ты совсем с катушек слетел! Эмир, тебе лечиться надо! — произносит София измученно.
Чуть ли не рыдая, она вырывается и скрывается в детской.
В те моменты, когда кто-то упоминает Диану… когда её нет рядом, когда у меня нет возможности убедиться, что с ней всё хорошо, у меня зачастую срывает планку. Туман плотной дымкой застилает сознание, я перестаю быть похожим на себя, я становлюсь неуравновешенным. Порой мне кажется, что я могу сделать всё, что угодно, и кому угодно, но я забываю о главном — прежде всего начать мне нужно с самого себя.
Мои мысли постепенно разбавляет детский плач, который со временем стихает, а затем в доме воцаряется звенящая тишина, от которой тошно становится.
Я уже планирую бежать отсюда прочь, пока не натворил глупостей, но невидимые силы буквально толкают меня туда, где сейчас находится София.
Я ни разу не видел её дочь. Не знаю, когда она родилась. Даже имени её не удосужился спросить. Здорова она или нуждается в чём-то? До всего этого мне не было дела.
Бесшумно я вхожу в залитую тусклым светом комнату, где в нос сразу же ударяет сладковатый аромат, лёгкие заполняются тёплым чистейшим воздухом, подающимся из увлажнителя.
Стоя у борта детской кроватки, София склонилась нам младенцем. Она напевает вполголоса несвязные между собой фразы, ласково глядя на дочь, а кроха в ответ смотрит на неё так, будто всё понимает, как будто сейчас запоёт в унисон со своей матерью.
София вычисляет меня сразу же, тем не менее никак не препятствует мне. Поравнявшись с ней, я встаю у изголовья кровати и заглядываю сквозь прозрачный балдахин, нависающий над связкой разноцветных погремушек.
Малышка совсем крохотная, размером с две мои ладони. Она куксится, из её рта вываливается соска.
Ноги мои врастают в пол. С замиранием сердца я наблюдаю за тем, как она распахивает свои глаза-бусины, устремив взгляд чётко на меня. Она улыбается мне и тогда в груди что-то надрывается и распадается на мельчайшие части.
— Как… как ты назвала её? — охрипши спрашиваю, не сводя одурманенного взгляда с малышки.
— Её зовут Элиф, — отвечает вполголоса, намораживая внутри меня лёд. — Я назвала её в честь твоей матери, — на губах Софии расползается улыбка, но тут же стирается, стоит ей встретиться с моим нескрываемым неодобрением. — Ты разве не рад?
Не рад — слишком мало сказано. Я в бешенстве. Её слова служат загнанным в грудину ржавым клинком, ядом, вспрыснувшим в кровь. Это не память. София сколько угодно может утверждать, что назвала девочку в честь моей матери из-за какой-то там памяти, но это далеко не так. Она назвала её именем моей матери, думая, что тем самым сможет повлиять на меня, изменить моё отношение к ней. Но она и представить себе не может, что сделала тем самым только хуже.
Ещё раз глянув на младенца, только теперь уже вскользь, я самоустраняюсь.
— В пятницу я заеду за тобой! Будь готова! И без фокусов!
Ребёнок нисколько невиноват, что в семье, где ей пришлось родиться, творится настоящий хаос. Мне искренне жаль, что ей придётся расти не в самых лучших условиях, но я ничем не могу помочь. Вряд ли я когда-нибудь смогу назвать её своей дочерью. А теперь София ещё и отняла у меня право называть её по имени.
Имя матери я не произносил с тех самым пор, как она умерла. Оно с трудом забылось, рассеялось в моей памяти, и вспоминать его я, увы, не имею никакого желания.
13. Не одно, так другое, или Привет! Не ждали?
Диана
Слышатся неспешные шаги. Через мгновение в гардеробной появляется Рифат.
Строгий костюм сидит на нём безупречно, лицо идеально выбрито, и даже проседь, серебрящаяся на висках, ничуть не портит его приятную наружность.
С нутром этот трюк уже не работает. Гнусность не скрыть за дорогими вещами и привлекательной внешностью. А жаль. Где-то в параллельной вселенной он мог быть эталоном мужчины.
Рифат с нескрываемым восторгом любуется мной, привалившись боком к косяку, и не догадываясь даже, о чём я только что думала.
— Моя прекрасная Диана, — мелодично произносит Рифат, намереваясь рассыпаться в комплиментах. — В этом белом платье ты выглядишь просто невероятно. Ты стала похожа на нежный бутон жасмина, — он становится позади меня, обвивает руки на моей талии и наши взгляды пересекаются в отражении зеркала. — Но мне кажется, тебе больше подошло бы красное платье. То, которое я лично подбирал для ужина.
— Спасибо, мне очень приятно! Но вообще-то оно не белое, — поправив прямые волосы, я накрываю его ладони своими, изображая из себя примерную жёнушку, только бы он не начал навязывать мне свой выбор.
— А какое же оно тогда, если не белое? — сводит брови Рифат.
— По мне, так оно жемчужное. Это платье покорило моё сердце, как только я увидела его. То, которое ты выбрал, тоже красивое, но мне хотелось бы самостоятельно подходить к своему образу, — я поворачиваюсь к нему, силой мысли желая повлиять на него. — Ты же не возражаешь?
— Нет. Нисколько не возражаю. И знаешь, ты права. Это платье идеально подчёркивает твою красоту, к тому же оно хорошо гармонирует с моим костюмом, — он оставляет мокрый след от своих губ на моей щеке, по которому тут же хочется пройтись грубой мочалкой, но приходится притворяться и скрывать от него истинные чувства. — Как будешь полностью готова, спускайся. Машина уже подана.
— Хорошо, дай мне буквально пару минут, — фальшиво улыбаюсь ему.
Рифат выходит из гардеробной, и на губах вместо улыбки появляется плотная тонкая линия.
Я нервничаю. Нервничаю так, что никакой макияж не сможет скрыть мою бледность на лице и тревогу в дико уставших глазах.
Сегодня настал день «икс». Сегодня тот самый день, когда всё должно закончиться. Я так думаю. А на деле это никакой не конец. Скорее, начало чего-то нового и не факт, что мне там будет гораздо легче. Плевать. Главное — я избавлюсь от Рифата.
Наношу завершающий штрих моего образа, предназначенного для побега — продеваю в уши гвоздики, надеваю удобные лодочки и вынимаю из клатча всё ненужное, оставив там только мятную жвачку на случай приступа тошноты.
«Диана, осталось совсем чуть-чуть! Больше ты сюда никогда не вернёшься. Всё пройдёт по плану. Не стоит так переживать», — говорю про себя, ещё раз глянув на своё отражение, а затем спускаюсь вниз, стараясь унять дрожь в коленках.
Дверь машины мне открывает Тургай, а это значит, что Рифат уже находится внутри. Снова натянув на лицо маску спокойствия и безмятежности, я присаживаюсь как раз напротив него, а рядом со мной в детском кресле устроился Арслан, одетый в твидовый костюм, с повязанной бабочкой на шее. Встретившись с его лучистым взглядом, я начинаю переживать ещё больше, поскольку закрадывается мысль, что присутствие Арслана на ужине может негативно сказаться на Эмире.
Зря я ему рассказала о сыне.
— Есть догадки, где мы проведём этот вечер? — спрашивает у меня Рифат, вальяжно рассевшись на кожаном сиденье.
В «Дорогом Стамбуле», — чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусываю язык.
Рифат не делился со мной о месте проведения ужина, поэтому я вынуждена делать вид, что ничего не знаю.
— Понятия не имею. Но, уверена, мне там понравится.
— Понравится. «Изобилие» славится отличным выбором блюд из морепродуктов, — произносит он, будоража моё сознание и нагоняя чёрные тучи на него. — Да и Арслану нравится их кухня, так ведь?
— Наверное, — отстранённо проговаривает Арслан, высматривая что-то в окне.
Пульс мой подскакивает до небывалой отметки, ладони потеют. Вцепившись в клатч, я не могу найти себе места. Я теряю прежнее самообладание, разрываясь от чувства жестокой безысходности.
Лихорадочно нажимаю на кнопку стеклоподъёмника и опускаю стекло. Слегка высунувшись в окно, я удерживаю внутри себя отчаянный крик о помощи и вместе с тем свыкаюсь с той мыслью, что план Эмира только что рухнул, прям как чёртов карточный домик.