Рухнув на кафельный пол, я наконец прихожу в себя.
Что это было?
Под натиском нахлынувших ощущений я чуть было не предложила себя человеку, лишившего меня всего: прошлого, будущего, даже имени родного.
Это был какой-то гипноз. Странный, неподдающийся никаким объяснениям. И с этим чувством неудовлетворённого возбуждения, окутывающим мой разум словно коконом, я просидела бы ещё долгое время, если бы Эмир снова не показался в ванной комнате.
Держа какую-то зелёную тряпку в руках, он поднимает меня с пола.
— У нас нет времени. Тебе нужно одеться, — прикладывает платье ко мне, хмыкает. — Не твой фасон, но тебе должно подойти.
Как чётко Эмир подметил, говоря, что это не мой фасон. Да и платьем эту необъятную вещь сложно назвать. Оно в пол, совершенно не подчёркивает фигуру, делая из меня бесформенное непонятно что.
Как оказалось, ужин проходит на свежем воздухе под звёздным небом. Эмир крепко держит меня за руку, когда мы выходим из особняка на террасу, откуда слышатся голоса, преимущественно женские.
— Не переживай. Мы не станем задерживаться. Отужинаем и вернёмся в спальню, — шепчет он на ухо успокаивающе. И его слова странным образом вселяют в меня уверенность и смелость.
Я слышу командный тон женщины, произнесённый на турецком. Голос мне кажется знакомым, и только когда мы подходим к столу, я понимаю, что этот голос принадлежал Гюнь.
Я врастаю в землю, стоит увидеть скольких человек мы тут задерживали. По меньшей мере больше дюжины. Глаза мои в растерянности разбегаются, поэтому я не могу сказать с точностью.
Среди них только двое мужчин. Каплан, что сидит во главе стола и зорко бдит за каждым присутствующим за столом, и ещё один мужчина, который теперь с интересом разглядывает меня, заставив спрятаться за спиной Эмира и не дышать.
Неприятно. Ощущаю себя экспонатом на аукционе.
Остальные за столом тоже оценивающе таращатся на нас, среди них также есть те, кто смотрит на меня покровительственно, но есть, к моему удивлению, и исключение в виде одной взрослой женщины, в чьих глазах я не наблюдаю ни толики неприязни. Эта милая с виду женщина отличается от всех присутствующих тем, что она искренне улыбается, глядя на наши с Эмиром сцепленные в замок пальцы.
Мысленно благодарю её за то, что не дала моей душе окончательно забиться в угол…
— Ну же, присаживайтесь за стол, дорогие. Вы как раз вовремя, — произносит эта женщина. У неё приятный голос, а взгляд тёплый и нежный.
Не обращая внимания на судороги в конечностях, я подхожу к столу, который буквально ломится от различный традиционных закусок. Эмир помогает мне присесть, а потом присаживается рядом со мной, на противоположный край от Каплана.
София едко бросает что-то на своём родном языке, метнув на меня сердитый взор. После сказанных ею слов, половина стола заливается ядовитым смехом. Нетрудно догадаться, что речь шла как раз обо мне. Я здесь вызываю у всех смех.
Что говорить? Мне самой смешно оттого, как жалко я сейчас выгляжу…
Склонив голову к груди под тяжелейшим гнётом, я начинаю задыхаться от нарастающего кома обиды, как вдруг чувствую ладонь Эмира, ложащуюся на мои колени. Поднимаю голову, взгляд Эмира обращён на Софию, челюсть его сведена плотно. Кажется, он тоже готов стерпеть все эти издевательства своих родственничков, как и я, лишь бы этот вечер поскорее закончился, но тут я ошибаюсь.
Эмир своим мощным кулаком шарахает по столу, заставив каждого немедленно заткнуться.
— У меня было единственное требование! Единственное, чёрт бы вас всех побрал! Но даже его вы не в силах выполнить! Тогда чего вы все ждёте от меня? — орёт он с пеной у рта, кулак сжимает так, что кожа на костяшках натягивается и белеет.
— Что такое, Эмир? — как ни в чём не бывало произносит София, надменно растягивая свои накрашенные губы.
— Я попросил вас в моём присутствии изъясняться на том языке, к которому я привык! На том языке, который понимает Диана! Разве я многого вас прошу?
— София, Эмир прав, — сдержанно проговаривает Каплан. — За этим столом находится человек, непонимающий нашу речь. Не стоит стеснять этим Диану. И не нужно омрачать такой чудесный день ненужными размолвками.
— Этот день не такой чудесный, как кажется, дедушка! Да кто она такая вообще, чтобы всякий раз, когда мне захочется вставить своё слово, прогибаться под эту уличную девку? — дерзко хмыкает София, пальцем указывая на меня. Мне больно это слышать, мне больно просто дышать тем же воздухом, каким дышат эти люди, ненавидящие меня. — Это неправильно! Тем самым Эмир оскорбляет нашу веру!
— Дочка, с этого дня Диана стала твоей сестрой, — вступается за меня женщина. Она переводит всё тот же тёплый взгляд на меня, но теперь мне от него нисколько не легче. — Диана, меня зовут Марионелла, но можешь называть меня Марией. Ты не представляешь, как я рада, что ты стала частью нашей большой семьи.
— Сестрой? — фыркает Гюнь, швырнув в мою сторону кусок лепёшки. — Какой сестрой? Что ты несёшь, Мари? Свадьба ведь была ненастоящей!
16. Сон, ставший реальностью
Если до этого я старалась лишний раз не двигаться, чтобы не обращать на себя внимания, то сейчас я не просто не желаю двигаться. Я была бы не прочь стать безликим призраком, которому не нашлось бы места на этой грешной земле рядом с этими грешными людьми.
— Что? Свадьба была ненастоящей? Разве? — высокий голосок Софии противно режет слух. Она разевает рот, вопросительно взирая на Эмира.
Сам Эмир переглядывается со мной, явно мечтая оказаться сейчас подальше от этих людей. От всех них, включая меня. В данный момент я для него стала бременем.
А мне до того тошно по причине того, что все без исключения меня держат здесь за идиотку. Всё, в том числе и сам Эмир, поскольку он неожиданно пренебрегает своим же требованиям и произносит что-то на родном языке.
Громогласно. Грубо. Сотрясая воздух.
Его пренебрежительный тон вынуждает меня сгорбиться под тяжестью собственной никчёмности. Пальцы скрючивает от любопытства. От той мысли, что я так и не пойму, о чём велась речь.
София показательно закатывает глаза и резво встаёт из-за стола, швырнув на землю столовые приборы.
— Больше я не сяду за один стол с человеком, считающего здесь нас всех дураками!
— Не утруждай себя, София! Мы с Дианой избавим тебя от этого!
Эмир подхватывает меня под локоть и резко дёргает. От неожиданности я чуть было не заваливаюсь на землю, благо я нахожусь в крепких руках.
— Ты не посмеешь, Эмир! Вернитесь за стол, сейчас же! — летит в спину. Каплан разгневан, мы испортили всем ужин.
— И не подумаю даже! Отныне вы будете ужинать без моего участия! — сурово бросает Эмир, буквально сбегая прочь, что я едва успеваю перебирать ногами, запутываюсь в подоле своего платья.
Я вношу раздор в эту семью, но чего они ожидали?
В рекордные сроки мы добираемся до спальни. Эмир впускает меня в комнату.
Он в ярости. Он до такой степени обозлён, что над ним теперь нависает размытое сизое облако.
— Куда ты? — выкрикиваю я, когда понимаю, что он планирует отказаться от ранее данного обещания, и оставить меня здесь одну.
— Мы так и не поужинали, — меня успокаивает хотя бы тот факт, что Эмир не срывает свою злость на мне. Он сдержан со мной, хотя ничто ему не мешает обвинить меня во всём. — Схожу в столовую, принесу нам чего-нибудь поесть.
— Не нужно, Эмир. Я не голодна, — выпаливаю.
— Так не пойдёт! Ты за целый день и хлебной крошки не видела! — произносит он суровым тоном, но поникшие плечи выдают в нём нежелание выходить за пределы этой спальни.
— Останься, пожалуйста. Чувство голода — это последнее, что может меня сейчас заботить.
— Хорошо, — он почти незаметно кивает, запирает дверь на ключ, кладёт его на комод и просто плашмя валится на кровать. Он обездвижен, лишь грудь плавно вздымается и опадает, да ресницы на прикрытых веках подрагивают. — В этом доме я перестаю быть человеком. Все потребности, присущие людям… Они становятся не важными здесь. Я думал, только со мной так.
Я подсаживаюсь на свободный краешек кровати, стараясь не касаться Эмира.
— В этой комнате ты можешь быть собой. Мы можем вообще не выходить отсюда, если пожелаешь, — произношу вслух своё желание, появившееся не так давно, но успевшее за это время стать самым сокровенным. — Лично я не хочу и шагу ступать за пределы этой спальни.
— Что ж мы будем делать тут сутками напролёт?
Я обвожу оценивающим взглядом комнату. Сравнивая её с номером трёхзвёздночного отеля, я немного переборщила. Две звезды максимум.
— А почему здесь нет телевизора? — задаюсь вопросом.
Эмир многозначительно пожимает плечами.
— Исторически так сложилось…
Мечтательно вздохнув, я опрокидываюсь на спину, пытаясь как-то вычеркнуть из памяти самый ужасный ужин в своей жизни.
— Значит, будем смотреть в потолок.
И мы действительно долгое время молча изучаем витиеватые узоры на потолке. Постепенно я забываюсь и начинаю углубляться в приятные воспоминания прошлого. Сознание дурит, оно отправляет меня настолько далеко, что в итоге я вспоминаю ещё одну забаву из детства.
Помню, как будучи маленькой, я гостила у бабушки. Тогда приходилось спать с ней, а спать мне совсем не хотелось. И пока сон не морил меня, я занималась тщательным разглядыванием настенного ковра. Пальцем водила по мохнатой поверхности, искала на нём знакомые изображения зверушек и сказочных персонажей, сравнивала их с собой.
Наверное, с каждым такое бывало.
Так вот сейчас я так же ищу на потолке то изображение, тот узор, который я могла бы сравнить с собой, но прихожу к выводу, что здесь мне подходит только прерывистая линия. Моя жизнь стала похожа на линию, которая может оборваться в любой момент. А Эмир напоминает мне круг. Он ходит по кругу, ищет выход, но нет его, и что-то подсказывает, все его попытки останутся безуспешными. Ему никогда не отыскать заветный выход, пока он находится среди своей семьи.