Впрочем, отчасти мне все сыграло только на руку. Вряд ли бы я долго продержалась в клубе, если бы не умела молчать и терпеливо сносит все закидоны клиентов, оставаясь при этом доброжелательно улыбающимся китайским болванчиком.
Но я ошиблась. Антарес не собирался обманывать или отделываться от меня, он словно невидимую нить с бусинами перебирал.
Мужчина просто задумался.
— Когда я вошел в пору, когда юноша начинает интересоваться девушками, — начал он, — я вовсю пользовался своим положением наследника и той силой, которой обладал.
Я помрачнела, вот только не говорите, что он силой принуждал…
— Дана, мне не нравится выражение твоего лица. Я никогда никого не насиловал, если ты подумала об этом. Даже, когда был сопливым мальчишкой. Нет, я пользовался тем, что дворец подчинялся мне и…подглядывал.
— Что?
— Подглядывал за тем, как фрейлины матери переодеваются. Да и не только фрейлины… — мне почудилось, или Ант действительно покраснел. До сих пор стыдился того, что делал? — И в один из дней, меня поймал отец.
— И?
— Чтобы ты полнее понимала гамму моих чувств, — Ант отпил вина, — мой отец никогда на меня не кричал, никогда не поднимал на меня руку. Исключения составляют тренировки на плацу, но там — он учил меня драться и защищаться. А тогда…
Я понимающе усмехнулась, кажется, Ант решил поделиться позором.
— Он впервые выпорол меня так, что я еще неделю сидеть не мог. Он кричал так, что я думал, стекла из окон повылетают. И поставил условие, что не станет со мной ни разговаривать, ни видеться, пока я не исправлю, то, что сделал.
— Исправить, — удивилась я. — Ты же вроде не можешь перемещаться во времени.
— Я тоже об этом подумал тогда. Как было бы здорово вернуться в прошлое и не подсматривать за той девушкой.
— То есть, ты думал о том, как избежать разоблачения?
— Верно, сначала я думал об этом, но потом…— Хмыкнул Ант. — У меня было много времени подумать — целая неделя, которую я провел лежа на животе, так как отец запретил матери вмешиваться и не разрешил целителю ко мне подходить, а мою магию и вовсе заблокировал. Тогда он это еще мог…
— И что же ты придумал?
— Я решил, что должен извиниться. Перед отцом.
— Перед отцом? — переспросила я.
— Да, но довольно быстро отмел эту мысль. Потом решил, что извиняться надо перед девушками, но они меня не видели, и если бы я рассказал им, чем занимался… Знаешь, я тогда совсем не стыда боялся, я думал о том, что им просто придется смириться и простить шкодника, потому что я наследник. И отцу это вряд ли понравится. Да и заставит чувствовать моих подданых себя незащищенными. В моем-то дворце!
Мысленно я с ним соглашалась. Такое себе знание для юных леди, которые рассчитывают на поддержку и защиту своего монарха. Наследник там, не наследник, а вдруг он разрешит своим друзьям подглядывать, а может и чего похуже?
— Тогда впервые меня посетила мысль, что я в ответе за девушек. Абстрактное «подданные» обретало смысл. И какой! Я же, получается, не просто дурно поступил, я подставил под сомнения титул повелителя. Ведь если в моем дворце я позволяю себе так поступать, то любой может допустить, что так поступать будет и мой ближний круг, а я им это позволю.
Наши мысли были созвучны, и я удивленно посмотрела на мужчину. Надо же…
— Я не мог такого допустить, Дана. Мои подданные никогда не должны чувствовать себя в опасности в доме повелителя. Они всегда должны знать, что я не позволю никого обидеть и первым встану на их защиту. Будь то титулованный подданный или простой ремесленник. Каждого я обязан защищать, как и защищать их право на личную неприкосновенность, частную жизнь, кажется, так у вас говорят.
— Да, — согласилась с ним.
— Я составил список всех девушек, за которыми успел подсмотреть. Вообще всех, от простой служанки до дочерей герцогов… И поехал к их отцам, просить прощение.
— Что?
— Так как полностью магия мне была недоступна, я отправился в длительное путешествие стационарными порталами, верхом на коне, но… Я побывал в каждом доме, переговорил с каждым отцом, и попросил прощение за свое недостойное поведение. А также поклялся в том, что пока я жив, на вверенной мне территории, никто и никогда не посмеет поступить гнусно с их дочерями.
— За это стоит выпить, Ант, — произнесла я и подняла бокал вверх. — Ты поступил мудро для своих лет.
— Стоит, — мужчина вдруг улыбнулся, широко и хулигански, — Мой отец тогда сказал ровно тоже самое, что и ты сейчас. Я не горжусь тем, что сделал, однако тот урок был мне необходим.
— За тебя, Антарес.
Глава 13
— Знаешь, Дана, а с тобой легко, — после недолгого молчания, вдруг сообщил Антарес. — Раньше не тянуло рассказать о себе столь неприглядные подробности.
— Справедливости ради я сама тебя вынудила.
— Я мог бы не соглашаться, — он улыбнулся. — Еще вина?
Я и не заметила, что выпила за свой тост до дна. Надо же как впечатлилась.
Я задумалась, надо ли мне еще вина или уже достаточно? В голове вроде не шумело, да и в целом состояние было отличным. На подвиги точно не тянуло, да и хулиганить не хотелось.
— Пожалуй, еще один бокал не навредит, — решилась я.
Плавно поднявшись, Антарес принес бутылку и под моим пристальным взглядом наполнил мой бокал. Не доверху, чуть больше половины.
— Расскажешь что-нибудь еще? — попросил он.
И я кивнула. Расскажу, но вот что?
— Если честно, ничего в голову не приходит. Мне моя жизнь кажется скучной, неинтересной. Учеба, работа, работа… Опять работа.
— Ровно также, как и неинтересным, мне кажется, собственная жизнь, — заметил Ант. — Все привычно, чаще однообразно. Но я ведь не был с тобой знаком, не проживал с тобой твою жизнь там, на зеле, поэтому мне очень интересно.
Он прав. Я вздохнула и задумалась.
— Я всегда мечтала научиться рисовать. Меня всегда восхищали люди, которые из простого карандаша и клочка бумаги создавали такие вещи, от которых невозможно было оторвать взгляд. Но если таланта нет, то и рассчитывать нечего. Максимум, что я могу нарисовать — это человекоогуречик.
— Человекоогуречик?
— Ага, палка-палка, огуречик, получился человечек. [1]
Мы переглянулись и рассмеялись.
— Я умею рисовать, — вдруг сообщил Антарес, — но я больше рисую красками, на холсте…
— Серьёзно?
— Ты наелась? Или может положить еще мяса?
Я удивленно посмотрела на свою пустую тарелку. И когда умудрилась все съесть?
— Нет, не нужно, — с улыбкой ответила мужчине, поняв, что сыта.
— Тогда, ты позволишь показать мою мастерскую?
— Мастерскую?
— Да, я покажу, как создаю свои картины.
Я колебалась секунду, а потом подумала: почему бы и нет? Я не лгала, говоря, что люблю созерцать прекрасное.
И вложила свою руку в ладонь Анта, который успел избавить меня от столовых приборов.
Золотистая магия мягко обняла нас и укрыла своим покровом, а в следующий момент, я поняла, что мы находимся уже не в супружеской гостиной.
Мастерская Анта оказалась просторной и очень светлым помещением. И это при том, что высокие окна были плотно занавешены. Несмотря на то, что здесь присутствовали все инструменты для того, чтобы создавать картины, пахло чем-то свежим, легким… Никакого тяжелого запаха я не ощущала, хотя в свое время побывала в разных мастерских. Это меня приятно поразило.
— А где картины? — осматриваясь, спросила я.
— Часть находится здесь, часть по всему дворцу. — становясь позади меня, произнёс мужчина и легонечко подтолкнул в спину, вынуждая сделать шаг. И еще один, и еще…
Так мы дошагали до скрытой, от постороннего взгляда ниши, довольно просторной ниши, в стене которой обнаружилось три картины.
Не сразу я обратила внимание на то, что ниш в комнате, как минимум, пять штук.
Я не ожидала от Анта такого мастерства, и признаться, думала, что рисует он что-то более приземленное, любовниц своих, к примеру, но…
Первая же картина, которую я рассматривала, поразила меня в самое сердце. Я затаила дыхание, глядя на тонконогих жеребят со смоляными гривами, резвящихся среди золотистых колосьев, высоких сочных трав и полевых цветов.
Я словно сама побывала на том поле, слышала ржание молоденьких коней, теплый ветер трепал и мои волосы, а колосья щекотали кожу, заставляя громко и заливисто смеяться.
Не сразу я поняла, что смеюсь на самом деле. Не сразу оборвала свой смех, испытывая невероятную легкость и радость. Свободой дышала эта картина, неподдельным весельем и жизнью.
— Ничего не говори, пожалуйста, — попросила я Анта спустя пять минут. — Я хочу посмотреть все картины.
Повелитель выполнил мою просьбу, оставшись молчаливой тенью за моей спиной.
Вторая картина, открывшаяся моему взору, представляла собой простую, наверно, крестьянскую семью посреди всеобщего веселья и ликования.
Большой праздник, возможно ярмарка, много лавочников и их товаров, толпа людей… Но эти трое выделялись, взгляд постоянно возвращался к ним, и я вообще не сразу сообразила, что находится вокруг них.
Высокий мужчина с короткими волосами, в простой, но добротной одежде, натруженными руками, на шее и плечах которого сидела маленькая рыжеволосая девочка и заливисто смеялась. Ее глаз не было видно, она их зажмурила, и при этом крепко держалась за шею отца.
А рядом с ними, прижавшись к боку главы семейства стояла женщина с потрясающими ярко-огненными длинными косами, сброшенными вперед, на грудь. Но больше всего поразило не это! Взгляды, которыми обменивались мужчина и женщина! В них было столько нежности, трепета, любви и доверия, что у меня дух захватило. Как же они смотрели друг на друга!
С запозданием пришло смущение. Мне было совестно, что я подглядываю за чужим семейным счастьем, да что там, жадно разглядываю! Но зависти я не испытывала, наоборот, я почему-то радовалась их чувствам.
На третьей картине я поняла, что это особая магия, магия повелителя фэлроу. Иного способа просто не могло быть. Я стояла у картины и рыдала, как ненормальная. Все мое существо содрогалось от невольной боли, плечи дрожали, по щекам бежали слезы, а я никак не могла остановиться.