Я бежала, сумка хлопала меня по боку.
Открыла дверь своим ключом. В дезинфекционном боксе мне хотелось врезать ногой по стенам. Никто не вышел на писк зуммера. Никто не прижимался носом с другой стороны. Сердце уже прыгало как бешеное. Наконец двери с шипением открылись.
– Лео!
Я заглянула в спальню, в кухню. Уже зная, что квартира тиха. Пуста.
– Лео?!
Зашлепали шаги.
Слава богу! Сразу нахлынуло облегчение, стремительное и резкое. Будто окатили холодной водой. Я была готова убить Лео и обнять, зарыдать и заорать на него матом.
– Господи ты боже мой! – Я обернулась, чтобы спросить: какого черта он на уши поставил Руди, а Руди – меня?!
И остолбенела.
– Извините, они просто еще не поменяли фотографию в профиле и имя на двери, – смутился невысокий брюнет с тонкими чертами. – Вы – Ариадна, – кокетливо улыбнулся он. – Вы и две другие дамы пока прикреплены к моему клиентскому листу.
Протянул узкую изящную ладонь:
– Я – Саша. Вы можете воспользоваться тремя месяцами пробного периода. Ваша скидка составит тридцать процентов.
Волосы у Саши вились кольцами. Кожа была оливкового цвета. Пол подо мной качался.
– Если наши отношения не сложатся, вы поймете, что я не подхожу вам, а я пойму, что вы не подходите мне, что ж, бывает… то вам вернут депозит.
У него были пухлые губы и мягкая улыбка.
Он не сделал мне ничего плохого, этот Саша, напомнила я себе. Кашлянула в кулак:
– А где Лео?
Саша пожал плечами. Неширокими, но красиво и рельефно прорисованными.
– Он дисквалифицирован. Мне так жаль.
– За что? – изумилась я. – Где он?
– Не знаю. Вероятно, вам ответят в службе по работе с клиентами.
– Спасибо, Саша.
– Принести вам компьютер? На большом экране удобнее. – Саша был профессионально мил и услужлив. Какого черта я буду портить ему первый рабочий день?
– Вы правы. Большое спасибо.
Он похлопал меня по плечу:
– Садитесь в кресло. Так вам будет комфортнее. Принести вам воды? Чаю?
– Нет, спасибо.
Он кивнул с улыбкой.
Сайт конкубината предложил мне найти ответ среди «Часто задаваемых вопросов». Я его не нашла. Потом – заполнить форму. Я ее отправила. Все это время Саша деликатно наблюдал за мной на расстоянии. Время шло. Баллы капали. Он не возражал. В конце концов, кто знает: вдруг мы друг другу подойдем. Постоянные клиентки лучше, чем череда случайных. Мужчины ценят стабильность.
– Ничего? – сочувственно спросил.
– Какой-то бред.
– А номер телефона есть? Обычно в самом низу бывает, – посоветовал он.
Я прокрутила экран. Кивнула Саше. Он мягко улыбнулся:
– Выйду, чтобы вам не мешать? Или вы хотели бы, чтобы я был поблизости?
– Нет-нет. Ничего. Я поговорю сама. Еще раз спасибо за вашу помощь.
– Мне страшно неловко, что ситуация доставила вам неудобство.
Я выдавила улыбку. Саша ушел в кухню.
Соединилось на удивление быстро. Но не успела я порадоваться, как механический голос сказал:
– Чтобы пополнить баланс, нажмите «один». Чтобы войти в календарь, нажмите «два».
Закипая все сильнее, я дождалась «десяти» – «чтобы перевести баланс одного счета на другой», – и в конце концов робот произнес: «Или нажмите решетку и дождитесь ответа оператора».
Я нажала решетку. Вся подобралась в кресле, готовая к разговору.
Новый механический голос:
– В настоящее время все операторы заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии.
Как вдруг щелкнуло.
Я набрала воздуха, чтобы заговорить.
Но опять услышала механическую речь робота:
– На этой неделе мы знакомим наших клиенток с творчеством великого композитора двадцатого века Софьи Губайдуллиной.
– Да твою мать!.. Как достало все это…
В дверях мелькнуло и пропало встревоженное лицо Саши.
Я от души врезала несколько раз телефоном по мягкому подлокотнику. Все это время он булькал и свиристел какой-то сонатой. В груди моей рос тяжелый горячий шар. Мешал дышать. Кровь стучала в висках, в голове колотили стеклянные молоточки. Я ненавидела музыку этой Губайдуллиной. Покончить с шаром в груди можно было, только врезав телефоном о стену. Чтобы брызги полетели.
Я замахнулась со всей дури, когда услышала в воздухе: «Здравствуйте. Ева. Чем я могу вам помочь?» – и, тяжело дыша, вжала телефон в ухо:
– Здравствуйте, Ева.
И понимая, что совершаю ошибку, большую ошибку, что мне нипочем не доказать, будто все это в интересах дела, что это запросто может стоить увольнения мне самой, совершенно официальным голосом сообщила:
– Меня зовут Ариадна, я из Биологической безопасности.
Через час меня приняли в конкубинате.
– Спасибо, Кира, что ради меня задержались на работе. Извините, пожалуйста, за доставленное неудобство.
– Что вы! Запросам полиции – исключительный приоритет!
Большинству женщин никогда не случается попасть в это ведомство.
Мой взгляд плавал по бежевым стенам. По серой мебели. Приятно пахло хвоей из открытых окон. Эмоции улеглись. Я чувствовала усталость. Осела в ближайшее кресло.
Кира, невысокая женщина с мальчишеской фигурой, энергично прошла и села за свой стол.
– Я тоже сяду… Итак, чем мы можем вам помочь?
Я изложила дело, стараясь подать все так, будто оно целиком в профессиональной сфере. Вышло так себе.
Но Кира кивала:
– Так-так. Поняла. Свидетель. Конечно, найдем. Секундочку.
Застрекотали клавиши.
– У вас, конечно, есть его персональный номер, – сказала Кира, не отрываясь от экрана.
Я назвала.
– Так-так. – И Кира замолчала.
В окна доносился шум весенней Москвы. Шорох деревьев на ветру, звон птиц, шуршание велосипедов по мостовой.
Перед Кирой был профайл Лео. А стало быть, она увидела, что Лео и я… кх-м. Но деликатно сделала вид, что не увидела. Зато, как только я уйду, позвонит в Биологическую безопасность, прояснит ситуацию. В этом я не сомневалась. Но странное равнодушие сковало меня. Как будто все мои коллеги стали картонными фигурками, а не живыми людьми.
– Та-а-ак, – тон Киры был деловым. – Да, дисквалифицирован. Все верно.
– На каком основании?
– Жалоба клиентки.
– Могу я узнать, на что именно?
Кира поглядела на меня почти сочувственно. Она тоже понимала, что я сейчас своими руками заталкиваю свою профессиональную карьеру в унитаз. И нажимаю на слив.
Но на лице ее я заметила сочувствие.
– Ариадна, – мягко сказала она, – наша система несовершенна. Мы это сами понимаем. Мы стараемся ее улучшить. Но лучше такая система, чем никакой.
Я поняла, что вилять с ней бессмысленно. Оставалось уповать на человечность, на то, что Кира – не только винтик системы.
Голос ее был теплым.
– Мы понимаем, что главная ценность института конкубинов не физический, а эмоциональный комфорт и эмоциональное здоровье обеих сторон. Секс, каким его видят наши сотрудники – по крайней мере мы стараемся, чтобы они его так видели, – это не массаж внутренних оболочек. Это душевная близость, выраженная в физической форме.
– Да, – уронила я.
– Когда связь вынужденно прерывается, оба испытывают боль. Увы. Это так. Я понимаю, что боль толкнула вас наделать… м-м-м… э-э-э… ну, скажем, лишнего.
– Простите меня, – искренне выпалила я.
– Особенно когда связь, как ваша, длилась несколько лет. Мы допустили ошибку, не позаботившись о том, чтобы сделать этот разрыв менее чувствительным для вас. Поверьте, я обсужу это с сотрудницами, ответственными за процедуру, и мы постараемся принять меры на будущее.
Я почувствовала паузу.
– Но?
– Но, – кивнула Кира. – Лео, к сожалению, действительно утратил квалификацию.
– Меня он полностью устраивал. И если вы спросите другую его постоянную…
– Конечно, вы подружились. И это прекрасно, так и должно быть. Конкубины не проститутки.
– Но?
– Верно. Но. Все же конкубин – это профессия в сфере услуг. Профессия. Она подразумевает набор навыков. Опыт. Способность применять эти навыки и поддерживать их в рабочем состоянии. Боюсь, Лео утратил и то, и другое. Вы были к нему добры и слишком снисходительны. Я понимаю, вы стали друзьями. Но Лео не перестал быть конкубином. Едва к нему пришла новая клиентка, она обнаружила, что он…
– Новая клиентка… – Я осеклась.
– От него ушла постоянная клиентка. Вы и сами, наверное, это знаете.
– Тамара! Но она всем была довольна! Просто ее партнерша…
– Это Лео вам так говорил?
Я отвела взгляд. Это Лео мне так говорил.
– Как бы то ни было, новая клиентка подала жалобу. Не только на отсутствие навыков и выносливости. Но и на несоответствие форме. На несоответствие фотографии в профиле. Он перестал за собой следить. Перестал поддерживать внешний вид на требуемом профессиональном уровне.
Я ощутила укол вины. Своей вины. Бедный Лео. Такой стройный на фотографии. И такой… родной в жизни: нелепый, несовершенный, с трогательными жировыми валиками.
– Но разве нет временной дисквалификации? Он похудеет, он снова начнет тренироваться, он…
– Он нарушил профессиональную дисциплину, – перебила Кира. – И его возраст слишком близок к пенсионному, чтобы временная дисквалификация имела смысл. Года у него нехорошие… Вы же сами это знаете… Что за мужчина – после тридцати?
«Друг», – не ответила я.
– Я могу только повторить: система есть система, правила общие для всех.
Кира говорила участливо, мягко. И в конце концов эти ее «но» окружили меня, как частокол, за который не прорваться.
За которым не было надежды.
– Где он сейчас? – только и спросила я.
Кира ответила сразу:
– В транзитном интернате.
– А потом?
– Потом вы сможете возобновить с ним общение. В чате. Как только Лео поступит на постоянное место жительства в интернат для возрастных бывших сотрудников.
Ей не требовалось объяснять, что это значит. Унылая жизнь в одиночке, с возможностью двух часов чата в сутки, с прогулками, спортом в камере, вязанием, вышивкой. Место дожития. Лео всегда говорил, что повесится сразу, как только туда попадет.