Через двадцать минут Ника вернулась, держа в руке розу. Я помнила ее, у нас таких целый букет. Ника кропотливо делала каждый цветок из разноцветного шелка – на очередных занятиях по кустарным промыслам года четыре назад. Роза была зеленого цвета.
– Я красную просила, – сказала я осторожно.
Наверное, ей совсем плохо, раз она забыла, что именно ищет. И кто делает розы зеленого цвета? Только моя Ника – нелепая экстравагантная девочка.
– Ну да, – удивленно сказала Ника. – Красную. Я тебе вставлю в петлицу пальто, будет очень даже симпатично. Надо стебель подрезать только, а то слишком длинный.
– Не надо резать, жалко. Красивая роза.
Только цвет странный, хотела добавить я, но не стала. Не стоит огорчать Нику. Роза есть роза есть роза…
Трамвай летел почти бесшумно. Я привалилась к окну, глядела на проплывающие огни. В петлице моего пальто глупо торчала зеленая роза.
В салоне было битком набито. Женщины сидели, стояли, висели на поручнях. Интересный маршрут. Около полуночи в любом трамвае обычно один-два пассажира, не больше. А тут – целая толпа. Все веселые, разряженные. Глаза и губы у большинства пассажирок почти карикатурно подведены, прически взбитые, многие на высоких каблуках, в сетчатых колготках. Гогочут в голос, обнимаются, передают по кругу бутылку с каким-то напитком. Я отвела глаза: конечно же, маша-хуяша, судя по тому, как они глупо хихикают и перемигиваются после каждого глотка. И во всем трамвае – всполохи цвета: зеленые шарфы, зеленые пиджаки, зеленые шапочки. Болельщицы, наверно. У какой команды клубный цвет – зеленый?
Я потрогала свою зеленую розу. А ведь Руди говорил о красном… Мне вдруг безумно захотелось услышать голос Томми. Но что я ему скажу? Я держала в руках телефон, выжидала, пока меня не охватило веселое отчаяние. Написала эсэмэс: «Я тебя люблю». Занесла палец над стрелкой. Отправить. Сердце ухнуло. Уставилась на телефон, ожидая ответа. Ответа не было. Наверное, уже спит. А может, испугался. Или уже жалеет о том, что между нами произошло? Или вовсе не любит меня? Говорили же мне все подряд, что он себе на уме.
И вправду, как школьница! Как же я попала… Рядом загоготали девицы. Так бы и протянула к ним руку за бутылкой. Глотнула бы.
Трамвай покачивало. Напротив меня в ритм трамваю покачивалось широкое скуластое лицо соломенной блондинки с пышной прической и оранжевыми губами. У нее на плече прикорнула другая девушка – костлявая, вся в черном, с металлическими цацками, с кольцом в носу. А эта смотрела на меня странным остановившимся взглядом. «Наглоталась маши-хуяши и совсем ничего не соображает», – подумала я. У нас не принято так смотреть друг на друга, это нарушение личного пространства. Нужно взглянуть, приветливо улыбнуться, вежливо отвести глаза – или уж вступить в нормальный разговор. Но вот так уставиться? Чтобы избежать этого немигающего равнодушно-белесого взгляда, я закрыла глаза и притворилась, будто сплю. Через секунду поняла: сплю. Последняя мысль была: как бы остановку не проспать.
Глава пятая: Пятница
Разбудил меня кашель. Девица напротив прямо давилась им. Я спросила:
– Вам плохо?
Она в приступе кашля подалась вперед, харкнула, окатила меня зеленой слизью. Я ощутила вкус и запах крови. Ее блондинистая подруга трясла меня за колено.
И тут я проснулась уже по-настоящему. Задремала, должно быть, на несколько минут – или секунд.
– Эй, просыпайтесь, приехали, – сказала желтоволосая. Подмигнула, выпустила мое колено.
Я все же дотронулась до лица, никакой жижи на нем не было, разумеется. Огляделась. Трамвай подъезжал к остановке. Толпа весело теснилась к дверям. Крупная блондинка торопливо задрала платье, стала подтягивать сетчатые чулки… Господи! Я увидела волосатые ляжки, а между ними член. Мне стало страшно: но я же не под кайфом, нет? Неужели я сплю? Но я же знаю, что не сплю… Блондинка – вернее, блондин поглядел в мое обалдевшее лицо. Захохотал:
– А ты правда сразу не поняла? Круто как! – повернулся к подруге. – Эди, прикинь, она повелась! – Ободряюще кивнул мне: – Не напрягайся. Просто шутка. Я хороший мальчик.
Он встал, цепляясь за поручень, устремился за остальными. Я тоже поднялась. Глядела по сторонам. Ну конечно, как я могла сразу не заметить?! Не меньше половины выходящих из трамвая пассажиров оказались мужчинами в женских платьях. Они не выглядели смешно или неуклюже. Излучали уверенность – в том, что делают, в том, кто они. В их грации была сила. Веселые, самодостаточные, они все казались красавцами. Это поразило меня, как будто я впервые увидела мужчин как таковых. Черт возьми, подумала я, вот кто по-настоящему создан для того, чтобы носить платья. А вовсе не женщины с их гротескными булками вверху и внизу, с их вечным стремлением проверить: какова я в глазах других?
– Выходите или едете дальше? – насмешливо спросили у самого моего уха. – Конечная станция.
Я сошла с подножки. Изумление теперь трансформировалось в тревогу. Все мужчины были без защитных костюмов, без масок. Они же жизнью рискуют. И даже не особо маскируются. Желтоволосый парень явно специально показал мне свой член.
Ничего себе… Но зато мир встал на прежнее место: FHV-диссиденты. За нарушение противоинфекционных мер их наказывали штрафами, тюрьмой и преждевременными изоляторами. Но не могли остановить. Я столько о них слышала. Видела – впервые.
Толпа потащила меня к выходу. Я уже не понимала, кто тут женщина, а кто мужчина. И те, и другие выглядели совершенно безумно со своими зелеными губами.
На остановке все по очереди подходили к девушке в зеленой куртке, показывали ей то свои пальто, то свои шарфы, то сапоги. Та ставила печати им на запястья. Я не очень понимала, что мне делать.
– Ну, иди. Не стой, – подтолкнули меня в спину.
Я подошла.
– Руку давай, – нетерпеливо напомнила девушка в куртке.
Я протянула.
– Вы извините, что цветок зеленый, – промямлила я.
Она посмотрела удивленно и шлепнула мне печать.
Сзади кто-то засмеялся.
– Поосторожней надо с машей-хуяшей и прочими веществами, – упрекнула девушка. – Не начали еще даже… Ну проходи, проходи, не задерживай.
Я топталась на месте. Очередь кончилась. Всего нас было человек двадцать – те, кто топтался, поглядывали, смущенно хихикали.
– Новенькие, за мной.
Девушка велела всем отключить телефоны. Ей повиновались, не споря. Мы шли за ней минут двадцать, сначала по нормальной дороге, потом по полуразбитой. Поле сменилось перелеском. Мне хотелось спать и пить. Но голова была ясной – кровь гудела от адреналина.
В темноте я различила впереди ребристые скаты ангара.
Ступнями ощутила вибрацию. И грудной клеткой тоже. Умц-умц-умц. Остальные, видимо, тоже: начали переглядываться, улыбаться – на лицах предвкушение.
Опасности это место не излучало. Но здешние персонажи и полиция – по разные стороны Уголовного кодекса. Зачем такой риск? Риск заразиться – и умереть смертью, которую все совсем недавно наблюдали в прямом эфире, когда погиб Гастро-Марк. Последний глоток всегда слаще?
А женщины? Они-то зачем здесь? Их тоже немало, хотя не так легко разобрать, кто есть кто…
Если задержит полиция… Ведь не может быть, что полиция не в курсе. Даже если сойдет с рук один раз, рано или поздно их накроют. Или полиция знает и закрывает глаза? Безвредная шалость?
А если полицию сюда, прямо сейчас, веду за собой я сама?
Я старалась не показывать, что нервничаю. Не привлекать внимания к себе. И к тому, что постоянно поглядываю по сторонам. Хотелось обернуться. Проверить. Неприятное чувство в спине, когда кажется, что на тебя кто-то сзади смотрит. «Если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят», – невесело усмехнулась я про себя.
Чем ближе мы подходили, тем сильнее чувствовалась вибрация. Чем бы ни были проложены стены этого ангара, они надежно удерживали шум внутри. Небольшая заминка на самом входе. Платить пришлось биткоинами. Я уже не пыталась врубиться, много это или мало. Должна я платить или нет. Я даже забыла сказать, что собираюсь здесь встретиться с Руди: может, мне вообще бесплатно? Просто на минуту включила телефон, как и все вокруг, и перевела со своего счета. Хотелось скорее попасть внутрь, как овце, которой спокойнее в стаде. Хотелось тереться боками с себе подобными.
– Давай. Не задерживай.
Женщина в куртке протянула мне руку.
– Что давать? – я уже нервничала.
– Телефон.
Я не поняла. Замешкалась.
– С дуба рухнула? – не слишком приветливо поинтересовалась женщина. – Давай скорее.
– Она не врубается! – весело крикнул кто-то позади меня. И мне в ухо: – Телефон сдай.
Я обернулась. Девушка и парень нетерпеливо переминались. Позади и правда собиралась очередь. Я неуверенно вытащила телефон.
– Она селфи отсюда пилить собиралась, – заржали сзади.
Женщина в куртке фыркнула и закатила глаза.
Не нравилось мне все это. Да что там, я чувствовала себя так, будто мне предложили пройти по канату над пропастью и без страховки. Остаться без телефона? На час? На два? Вчера я рванулась к Вере и Маше посреди ночи: не смогла вынести разлуки с телефоном. А тут надо его сдать добровольно. Живот свело.
Женщина хапнула мой телефон. Щелкнула по нему пистолетом, которыми пользуются продавцы, чтобы маркировать товары. Наклеила ярко-оранжевую бумажку с кодом, бросила телефон в раскрытый рюкзак. Затем дернула меня за руку, щелкнула пистолетом по запястью:
– Не потеряй. А то телефон не отдам.
Я уставилась на оранжевый язычок с кодом. Мне все это страшно не понравилось. К такой уязвимости я не была готова.
– Но…
– Я здесь буду стоять. Когда валить будешь, просто подойди и получишь, – махнула женщина рукой на угол. Она уже не скрывала нетерпения: – Проходи, проходи давай.
Сзади напирали, и я прошла.
– Код не потеряй! Чучело!.. – крикнула в спину женщина.