Оксана дождалась, пока я замолчу. Послушала мое сопение.
– Так ты нашла кролика? – спокойно спросила она.
Теперь молчала я.
– Выяснила, что с ним случилось?
И опять мне нечего было ей сказать.
– Ничего так и не узнала?
– Его последние координаты указывают на пересечение Цветного и Садового, что невозможно, ареал активности кроликов не превышает сотни метров, если только… Я попросила дорожный патруль проверить камеры наблюдения в этом районе, я могу прямо сейчас…
Оксана отрезала:
– Прямо сейчас – в отпуск!
– Я…
– Сейчас же! А потом пройдешь квалификацию. Возможно, эта работа просто тебе не подходит.
– Ты не выкинешь меня…
Оксана поднесла телефон к уху:
– Привет. Оксана Маринина – из отдела личностей, не являющихся людьми. Сейчас к вам вниз спустится Ариадна. Она сдаст удостоверение. Ее отпуск – четыре недели.
Повернулась и тоже вышла.
Как ни странно, я сразу успокоилась.
Я поняла, что происходит.
Слишком уж настойчиво они все пытались представить меня выгоревшей истеричкой, чтобы я теперь в это поверила.
«Ну уж нет. Из меня делают козла отпущения. Из Лены – уже сделали. То есть козу». – Я прыснула, немного истерически, признаю. Но вместе с этим смешком ушли и остатки нервного напряжения.
Не выйдет, вы меня голыми руками не возьмете! Я вновь почувствовала себя на профессиональном поле. Пассивная агрессия, обесценивание, манипуляция, токсичный диалог – для нас в Министерстве биологической безопасности это привычные маркеры, которые указывают, что состав преступления налицо. Доведение до эмоционального кризиса. Иногда – до самоубийства. А в моем случае, конечно, до увольнения.
Они зашли в тупик с делом Кетеван, это же ясно. И растерялись, сообразив, что смерть Греты как-то неприятно последовала сразу за ним. Хуже не придумаешь. Две высокопоставленные женщины мертвы. Двойное внимание медиа, общественности – и начальства. Воображаю, как там топочет ногами Гаянэ, требует быстрых результатов. А ее трясет сама премьер-министр. Двойная петля. У Лены на горле. У Наташи на горле. А тут я. Всем мешаю. Со своим дурацким кроликом.
Чего ж не понять? Понятно.
А в дальнейшем, когда я уже не буду частью системы, они на меня повесят все свои ошибки. И останутся при своих должностях. Во всем виновата эта безумная Ариадна. Путалась у нас под ногами. Мы были неправы, слишком много ей позволяли. И запоют обычное в таких случаях: ведь Ариадна была безупречна, Ариадна была добросовестна, кто мог подумать, что она так подведет. И вишенкой на торте: Ариадне мы сочувствует, мы понимаем, что ей было непросто.
Я ухмыльнулась.
Посмотрим.
Лучший способ доказать свою правоту – это доказать свою правоту.
Я нашла в коридоре закуток потише.
– Д-а-а-а, – низко и томно ответил голос в трубке. Мне даже показалось, что я снова чувствую тяжелый сладкий запах парфюма.
– Белла, я встречусь с вами через пятнадцать минут.
– Я занята! Это кто?
– Конь в пальто. Подружка со вчерашней веселой вечеринки.
Она одарила меня впечатляющей паузой. Сейчас начнет придуриваться: с какой… я не понимаю…
– Вы чудесно получились на видео. Мне понравилось, – быстро сказала я. – Симпатичный парень, этот, из аквариума, очень одобряю ваш выбор.
Чтобы Белла не вздумала вилять.
Сперва она просто дышала в трубку. Соображала.
– Что вам надо?
– Поговорить.
– О чем?
– Соскучилась. Просто соскучилась.
Я быстро открыла в телефоне карту. В парламент мне без удостоверения не попасть. Место надо было выбрать людное, но не слишком. И чтобы Белла на своих копытах доковыляла сравнительно быстро.
– Жду в кафе «Чихуахуа».
– Терпеть не могу…
Что она там терпеть не может, мне было глубоко безразлично. Я нажала отбой. А внизу в пустом вестибюле сдала удостоверение бравой дежурной.
– В отпуск! Здорово. Куда-нибудь поедете? – дружелюбно поинтересовалась та.
– На велосипедах. В Тулу.
– Хорошая идея! – просияла она. – Очень приятный город. У нас девочка в Суздале была, тоже очень понравилось.
– Суздаль. Спасибо. Может, и туда заедем.
В дверях я обернулась. Дежурная уже докладывала кому-то в телефон. Я не сомневалась: Оксане.
Закрыто? Заперто по крайней мере.
Я задрала голову. Нет, вывеска на месте: «Чихуахуа». В окне машет плюшевым хвостом крошечный механический пес. Я ладонями заслонилась от солнца, заглянула через стеклянную дверь. Прихожая. Вешалки. Пустые. То ли оттого, что день теплый. То ли… Куда же тогда делась Белла? Не пришла еще, вероятно. Я подергала ручку.
В стекле отражались прохожие. Проносились велосипеды. Голубое небо в отражении казалось сизым.
Заметила кнопку звонка. Нажала. Внутри послышалось жужжание.
Вдруг меня накрыло облако знакомого парфюма.
Я обернулась. Белла чуть покачивалась на своих невероятных туфлях-копытцах. Проходящие мимо женщины поглядывали на них: ну и ну. Затем взгляды их прыгали вверх: кто в таких ходит?
Белла потряхивала локонами.
– Что? Мест нет?
Замок щелкнул. На пороге улыбалась женщина в сиреневой форме.
– Здравствуйте. Вы заказывали?
– Конечно, – капризно удивилась Белла.
– Нет, – одновременно сказала я.
Женщина поглядела на нее, на меня.
– Нет. Извините, – повторила я.
– Боюсь, что кабинеты для разовых посещений уже заняты.
– Но мы можем занять другой.
Она посмотрела на меня сочувственно:
– Собаки предпочитают постоянных посетителей. Как и все животные, они испытывают стресс при виде незнакомцев. Мы обязаны этот стресс контролировать в нормах, выработанных Комитетом прав личностей, не являющихся людьми… Простите. В следующий раз проверьте наличие мест через наш сайт. У вас есть наши контакты?
Ну и ну. В какое-то «Чихуахуа» попасть сложнее, чем в «Кибелу». Как же я сразу не сообразила. Это кафе не просто называлось «Чихуахуа», а и было кафе чихуахуа. В том смысле, что в нем жила стая собак. А люди могли прийти в гости. Получить свою дозу не столько калорий, сколько эндорфинов. Когда-то такие кафе были модны в Японии и других азиатских странах. Но там собаки всего лишь развлекали посетителей, как шлюхи в борделе. Выходили к ним по свистку, усаживались на колени, давали себя гладить и тискать, лизали руки. После Большого Поворота, когда проблема ментального здоровья вышла на первый план, собачьи, кошачьи, кроличьи и птичьи кафе вошли в моду. Было многократно доказано, что животные оказывают на нашу психику позитивное умиротворяющее воздействие. А поскольку получить разрешение на домашнюю собаку или кошку сложно и дорого, то люди часто ходят в такие кафе. Надо было сообразить, что они порой популярнее, чем лунные рестораны…
По лицу хозяйки было видно, что уговаривать ее бессмысленно. Мне встречались такие лица – у Беры, у Оксаны – мягкие и добрые, но неумолимые. Черта характера, которая вырабатывается, вероятно, когда человек больше общается с животными, чем с людьми.
– И у нас нет клубной карты, – поспешно сказала я. Виноватым тоном. Даже наморщила лоб.
– У меня – есть! – тоном оскорбленной добродетели заявила вдруг Белла. Стала копаться в сумочке, каждое ее движение рождало новую волну аромата. Женщина в форме почесала нос. Но улыбнулась: Белла оказалась своей.
Я примерно представляю, как это работает. У Ники есть клубная карточка «Кота в сапогах» – кафе с кошками без сапог. А у Веры карта кафе «Совы не то, чем кажутся», но, по ее рассказам, сова там одна. Днем она спит. А ночью ее выпускают летать в Александровском саду. Что за удовольствие ходить в это кафе, я не очень понимаю, но Вере нравится. Сова спит. На нее можно смотреть. Вблизи. Это волнует. Помогает концентрироваться. Наводит на мысли. Вере, конечно, видней.
– Вот. – И Белла сдула со лба длинный локон. Нас обдало мятным запахом.
– Минуту. – Женщина с карточкой ушла, заперев за собой дверь. Как будто иначе мы бы ворвались туда силой.
Я некстати ощутила гордость: «А здорово они нас боятся». Тишина отдела по борьбе с преступлениями против личностей, не являющихся людьми, вдруг показалась мне величественной. Не пустой и ленивой. А деятельной и угрожающей. Мы таки свели свою статистику к нулю. Почти к нулю.
Белла нервно переминалась на своих красных копытах. Тискала сумочку со стразами. Поглядывала по сторонам. Боялась, что нас увидят вместе, поняла я.
Слишком близко от парламента.
– Не знала, что вы сюда ходите, – заметила я, чтобы ее отвлечь.
Накрашенные губы фыркнули:
– Уверена, вы все выведали заранее.
– Нет, – призналась я. – Это совпадение.
Какая-то мысль неприятно кольнула, но растаяла быстрее, чем я успела к ней прислушаться.
Белла немного расслабилась.
– От работы близко, – пояснила Белла. – И я люблю животных.
– Как и мужчин? – поддела ее я. Чтобы не слишком расслаблялась.
Белла махнула на меня ресницами:
– А вы что – их не любите? А то я могу, между прочим, обвинить вас в пассивной дискриминации мужчин.
Но тут замок щелкнул. Дверь приветливо распахнулась.
– Прошу.
Я шагнула внутрь, так что презрительный взгляд Беллы не достиг цели.
Внутри все было сиреневым. И каким-то округлым, плюшевым. Так и подбивало присесть, прилечь. Вытянуться. Задрать кверху лапки. Показать живот. Больше всего интерьер напоминал старинный бордель из учебников по истории – иллюстрацию к главам о многовековой эксплуатации и объективации женщин.
– Вы хотите в гостиную? Или в отдельный кабинет?
– В отдельный! – выпалила Белла.
Нас провели примерно в такую же комнату, только маленькую. Дверей не было – открытый проем позволял кому угодно войти и выйти. Так в чем же принципиальная разница? Приватным этот кабинет точно не был. Белла уронила на пол сумочку. Подвинула подушку, впечатала в нее зад. Вытянула ноги. Глянула на меня.
Я сделала то же самое. Сидеть на полу было странно. Меняло перспективу.