Кто бы сюда ни вернулся, этот человек едва ли желает мне добра. Уж это для меня очевидно.
Я повертела головой. Голые стены. Окон нет. На потолке решетка вентиляции.
Подвинула колченогий стол. Поставила на него шаткий стул. Забралась, балансируя. Решетку вынула легко. Сунула в отверстие голову, готовая к смрадному запаху. Но труба оказалась на удивление чистой. Значит, ведет во вполне обычное здание.
Можно сидеть и ждать, что вернется Томми и все объяснит, как делал уже не раз.
Но зачем?
Что еще он может мне сказать?
Теперь мне казалось, что от его прикосновений на мне остались липкие следы. Как от проползшего по телу слизняка.
Я оттолкнулась обеими ногами от стула. И забросила тело в лаз вентиляции.
Клаустрофобией я не страдаю, не то в этих железных стенках, сдавливающих плечи, на меня бы непременно накатила истерика.
Быстро поползла вперед, опираясь на локти и колени.
Многие животные обладают системой ориентирования – они чувствуют электромагнитное поле Земли. Человек к таким животным, увы, не относится. Мне элементарно повезло.
Сквозь очередную решетку в потолке пробивался свет. Попробовала заглянуть, чтобы понять, куда она выводит, но ничего не увидела.
Толкнула решетку – и выползла на ламинированный казенный пол. От него пахло зеленым мылом. Учреждение, в котором моют пол. Прекрасно!
Выбралась из вентиляционной шахты – и откуда только взялись силы! Пошла по коридору, изображая, будто спешу по делу.
В государственном учреждении необязательно обладать магниторецепцией. Я двигалась по стрелкам указателей с надписью «дезинфекция». В любом учреждении висят такие.
Навстречу мне из коридора вывернули женщины. Я улыбнулась и кивнула.
Они, кивнув в ответ, с улыбкой прошли мимо.
Я бросилась в бокс.
Мужской костюм полной инфекционной защиты. Вот что мне было нужно. Влезла, извиваясь. Соображала на ходу, куда какой ремешок, куда какую резинку. Процесс облачения походил на неуклюжий танец: я – и резиновый кулек с трубами штанин и рукавов.
Никто из идущих по коридору женщин не обращал на меня внимания: я стала невидимой. Прошла мимо пункта проверки на входе, не остановив ничьего взгляда. У каждого мужчины есть желтый костюм. Кому мы интересны? Одинаковые желтые кульки.
Было странно идти в костюме. Я утратила ощущение своего тела. Шея и плечи напряглись. Сердце ошалело колотилось. По спине тек пот. Воздуха не хватало. Подступала легкая паника. Хотелось сорвать капюшон, снять маску, стащить перчатки с вспотевших рук. На перекрестке у Сретенских ворот я остановилась на светофоре, чтобы пропустить велосипедистов и трамвай. На столбе светофора – небольшой черный круг. Почти незаметный. Просто другая структура поверхности. На светофоре засветился силуэт идущей фигурки. Когда-то светофоры были цветными, с тремя фонарями. В школе я писала курсовую про то, как прошлая цивилизация по капле растрачивала огромные запасы электроэнергии. Наши светофоры загораются, когда можно идти. И не горят, когда надо стоять.
Дверь открыла Валентина. Черт! Я до последнего надеялась, что она взяла выходной или вышла погулять. Не мужчина же, чего ей сидеть, как привязанной. Но нет, вот она, тут как тут, в своем белом халате и с аккуратными ямочками на щеках.
Валентина так и замерла в дверях, пытаясь разглядеть мое лицо за стеклом скафандра. Я попыталась стянуть шлем. Сразу не получилось. Я задыхалась, голова кружилась. Господи, как они живут-то в этих костюмах? Дышать нечем. Я и дня бы не продержалась.
В конце концов сумела содрать шлем, жадно вдохнула воздух, поймала ошалелый взгляд Валентины, крикнула:
– Бабуля! Это я, Ариадна!
Из комнаты выплыла бабушка. На сей раз халат на ней был бархатный, темно-синий, с кистями на поясе. Как будто она нарядилась в старую театральную штору. И запах был соответствующий, нафталинный.
Бабушка посмотрела на меня – мужской защитный костюм, шлем в руке, слипшиеся грязные волосы, безумный взгляд – без особого удивления. Видимо, чем дольше живешь, тем меньше удивляешься.
– Бабуля, привет! Я тестирую мужской защитный костюм. По работе. Упражнение на эмпатию, так сказать. Оказалось, очень неудобная штука.
Я продолжала бодро трещать, снимая с себя костюм, сама удивляясь, откуда берутся силы на вполне убедительное (как мне казалось!) вранье.
– Сперва пойду в душ! – крикнула я. – Можно потом мне чаю и перекусить чего-нибудь?
Я остервенело терла себя под струями горячей воды, смывая запах подвала. Надеясь заодно смыть ощущение липких следов на теле.
Когда я вышла из душа, бабушка с чашкой в руках сидела на кухне перед тарелкой с булочками. Валентина хлопотала у плиты. Я шагнула в кухню и вздрогнула – стену напротив плиты украшал календарь с Мужчиной Апреля. Где он сейчас, мой прекрасный и лживый Томми? Направился еще куда-то в женском платье, в темных очках, с пробивающейся щетиной… Или отправлен в изолятор? Или его уже допрашивают в полиции?
А что, если он запер меня, чтобы спасти… Нет, любой хороший сценарий кажется натяжкой.
Я потянулась за булочкой.
– Не забудьте отсканировать, – бросила Валентина через плечо.
Сканировать было нечем. Бабушка внимательно поглядела мне в глаза. Встала из-за стола:
– Вот что, Ариадна, бери-ка чашку и пойдем в спальню: пора как следует посплетничать.
Валентина чуть заметно вскинула брови.
В спальне мне стало легче. Голод отступил, я закуталась в один из уютных бабушкиных халатов. Мне даже показалось, что весь ад позади, что я в безопасности и все будет хорошо.
– Бабуля, какой приятный халат. Похож на твой розовый.
Халат был не просто похож – точно такой же, только салатового цвета. Бабушка уставилась на меня:
– Ариадна, а этот, по-твоему, какого цвета?
– Бабуля, не до халата мне! Я потом все объясню, ладно? Можешь дать мне компьютер? У меня совсем мало времени. Всего на несколько минут, а потом я уйду, обещаю.
Бабушка молча открыла свой лэптоп, вздохнула и вышла на кухню. Как она там будет объясняться с Валентиной, что ей еще наплетет?
Я нашла сайт МЕМО, открыла. Никаких паролей, вся информация открытая. Страница загрузилась, вот меню фильтров для статистики. Пожалуйста – входи, изучай, сколько хочешь. Никаких секретов. Проект важный, политически корректный, но никому особо не нужный. Бедные мужчины. Видимо, МЕМО никого, кроме Греты, особенно не интересовал.
«Что же такого может быть в этом МЕМО? – в который раз спросила я себя. – Посмотрим, какие параметры есть в фильтрах поиска».
Профессия. Дата рождения, социального рейтинга. Место проживания. Дата поступления в школу и ее окончания.
Я помедлила.
Дата смерти.
Кетеван возглавляла фармацевтический концерн и спонсировала ультраправую партию. Пусть и не состояла в ней. Значит ли это, что идея финальной чистки вовсе не была пропагандистской клоунадой? Может ли такое быть? В современном обществе? В нашем обществе?
Посмотрим по датам смерти. Другой зацепки все равно нет.
Высветились столбики. Они не говорили ничего. Случайный набор данных. У меня отлегло от сердца.
Я так устала. Я гонюсь за… сама не знаю за чем… Существует ли оно на самом деле? И стоит ли оно того? Ведь можно просто пойти в полицию. Еще не поздно. Но Томми… Я по-прежнему лелеяла надежду, что он в этой истории – положительный герой.
Какие параметры я не учла? Может, нужно искать по причине смерти?
Я уставилась в компьютер.
Меня вдруг пронзила страшная мысль: экстремистки настаивали на финальной чистке. Но ведь за этой обтекаемой формулой волочится шлейф других понятий: селекция, евгеника, унтерменш, стерилизация неполноценных, низшие расы…
В комнату вошла бабушка:
– Ариадна, все в порядке? Тебе нужна помощь? Чего ты зависла?
– Бабуля, как определить, кто из мужчин – полноценный, а кто – уже нет?
– По длине носа.
– Очень смешно.
– Вот ты и этого не знаешь. А по длине и форме носа можно многое заранее сказать о длине и форме члена.
– Бабушка, я этого не слышала. Смотри, при Валентине не сболтни!
Она надулась.
Ну да. Элементарно. Мы давно признали равенство рас, сексуальных ориентаций, возрастов. Мы не судим людей по внешности. Или по выговору. Нам не нужно знать человека много лет, чтобы составить о нем мнение.
За нас все это делает ИСР: индивидуальный социальный рейтинг.
Я быстро повела курсор вниз: социальный рейтинг. И нажала «ввод».
На экране крутилась эмблема, она напомнила мне змею в погоне за собственным хвостом.
А потом я наконец поняла. Увидела то, что сумела увидеть в МЕМО Грета. Что мог увидеть, зайдя на сайт, кто угодно. Но никто видеть не хотел… Никто не настроил нужную оптику.
Мужчины с самым низким социальным рейтингом умирали в течение полугода после того, как этот самый рейтинг падал.
– Полгода – это срок от вакцинации до вакцинации, – сказала я сама себе.
Едва цифры рейтинга моего Лео резко упали, его выдернули из общества – как ослабевшее, безнадежное животное. Из общества? Или из стаи? Разве может нормальное общество такое проделывать?
В криминалистике до сих пор используется старый латинский термин modus operandi, то есть образ действия. Он обозначает привычный для человека способ выполнения определенной задачи и в некоторых случаях выдает преступника быстрее, чем отпечатки пальцев. И вот он передо мной, ровно такой случай. Один и тот же образ действия – добей упавшего, толкни ослабевшего. Модус операнди стаи. Стая диагностировала слабых. Обнаруживала, что этот конкретный член общества больше ей не нужен. И в следующую вакцинацию он, как и все, получал вызов к участковому врачу, послушно являлся, уверенный, что идет за защитой и помощью. Получал инъекцию. А потом умирал.
Выходил из системы, которой перестал приносить пользу.
Чисто, делово, опрятно. Как весенняя подрезка отмирающих веток у дерева.