А вид метросексуала у большинства людей ассоциируется с пассивным гомосексуализмом.
Низкая самооценка, выращенная на ниве подчинения, требований всем нравиться, а также взаимоисключающих установок, которые устраивали в мозгу нехилую сшибку, не- вротизируя и накручивая меня. Именно она-то и являлась причиной того, что мне в детстве и подростковом периоде (лет до 15- 16) было трудно подойти и познакомиться с любым человеком. Я мог вести себя шумно, весело, смеяться и выглядеть заводилой со
36
знакомыми людьми, но подойти к незнакомому мне мешала низкая самооценка. Я сразу же думал о том, насколько он круче меня (не зная этого на самом деле) и как он меня отошьёт. То же самое касалось и отношений с девушками. В итоге со стороны я выглядел зажатым, молчаливым, социально пассивным интровертом, хотя на самом деле таковым не был. Впрочем, об этом, особенно о девушках, будет отдельная, большая и обстоятельная глава.
Патологическое улучшательство, или болезненный перфекционизм. Известно, что патологическое улучшательство есть невроз и тесно связано с низкой самооценкой и неуверенностью в себе. А также с боязнью принимать решения и активно действовать. патологический улучшатель всё время думает, что его решение или программа действий недостаточно хороша и её надо улучшить. Улучшает — опять «понимает», что можно ещё улучшить. А потом ещё. И так до бесконечности. Семьсот семьдесят семь раз отмерь и ни одного не отрежь.
Причина этого заключается в том, что патологический улучшатель просто неуверен в себе. Он боится действий. Его психике выгодно прятаться за «улучшениями» и «отмериваниями». А чтобы не признаваться самому себе в собственных страхах, он успокаивает себя тем, что «ещё одно улучшение — и всё, тогда будет идеально, и я сразу же начну действовать».
Чушь. Враньё. Пустые отмазки. Патологический улучшатель никогда не начнёт действовать по собственной воле. В лучшем случае — под кнутом внешних угроз или любых других пинков извне. Он будет десятки раз переписывать первую главу романа, «оттачивая» её, но никогда не закончит роман. Если закончит, то будет так же переделывать, улучшать его до бесконечности и никогда не понесёт в издательство. Он так и будет отмерять, отмерять, отмерять, отмерять, отмерять, отмерять, и никогда не отрежет.
Ничего «идеального» не существует. И мы не можем что-то довести до идеального стояния. Просто из-за первой фразы в абзаце. Но пока ты раз за разом отмеряешь, кто-то другой, недолго раздумывая, отрежет. Ты останешься ни с чем, а он выйдет по-
37
бедителем. Я не предлагаю бросаться в омут, очертя голову. Но и заниматься мозговым онанизмом тоже не следует. Собери всю информацию, какая тебе доступна, все доступные материалы, продумай их — и прими решение. То же самое с любыми другими делами. Просто прими — и отправь это в прошлое.
В качестве успокоения скажу, что патологические улучшатели как раз и принимают самые нелепые решения. Они в своём колебании доводят дело до цейтнота. Недостаток времени оглушительно бьёт по их невротизированному мозгу, ввергает в панику — и, собственно, всё. Как только началась паника, наступает время самых нелепых решений и самых дебильных действий. Дурак и бестолочь, будучи расслабленным, принимает более осмысленные, взвешенные решения, чем мудрец-улучшатель в состоянии паники.
Как-то мудрец и тролль-в-реале по имени Буридан поспорил с человеком, что его осёл умрет от голода, хотя будет иметь перед собой кучу еды. Человек не поверил. Тогда Буридан разделил сено на две абсолютно равные кучи и положил перед ослом. Тот никак не мог решить, с какой начать. Они обе были одинаково хорошие. Думал осёл, думал, колебался-колебался, пока не сдох с голоду. Осёл был патологическим перфекционистом? Или патологический перфекционист — ослом?
Родители тщательно вытравливали из меня все аспекты деловой и карьерной хватки.
Установка номер один. «Не хвали себя, жди, пока другие похвалят». То есть ни в коем случае не заявляй о своих заслугах, достоинствах, конкурентных преимуществах. Жди, пока со стороны заметят. А когда (если) заметят, то мямлить смущённо: «Да, ладно уж, что уж, ну есть тут пара достоинств, ну и что там...» То есть мне прививалась тотальная неспособность преподнести себя и свои заслуги в выгодном для себя свете. Даже просто честно сказать о них без прикрас считалось ненужным хвастовством. «Нужно быть скромным».
О том, что окружающим на тебя в лучшем случае наплевать, и никто тебя замечать и целенаправленно хвалить не станет, мне
38
не говорилось. О том, что твои заслуги и достоинства будут замечены в первую очередь врагами и завистниками, мне тоже не говорилось. Ведь все советские люди честные и достойные. Так в фильмах показывают, так в книгах пишут. О том, что эти завистники приложат все усилия, чтобы облить тебя дерьмом, мне не говорилось. О том, что в человеческом характере стремление бурно ругать гораздо сильнее стремления хоть как-нибудь похвалить, мне не говорилось. О том, что без умения правильно позиционировать (фактически — умело рекламировать) себя карьеру не сделать — мне не говорилось. То есть никакая реальная, а не идеалистическая информация по грамотному самопозиционированию мне дана не была. Наоборот, она тщательно блокировалась.
Сейчас грамотное представление себя и своих достоинств, например, работодателю считается обязательным условием поиска работы. Раньше это считалось хвастовством.
Второе — это заработок денег. Единственно верный способ зарабатывать деньги, по мнению моих родителей, это работать в конторе сотрудником. Исключительно на дядю или государство и исключительно строго по специальности. Желательно на одном месте от университета до пенсии. Любая самозанятость или бизнес, где приходится брать деньги не из конторской кассы, а с людей, считалась нечистоплотным занятием. Делать что-то для людей надо бесплатно, в свободное от основной работы время. И — тут опять взаимоисключалка. При всём при этом родители считали деловыми людьми сантехника, берущего налом, фарцовщика, продающего джинсы из-под полы. То есть философия проста: когда ТЫ берёшь деньги за свой труд или товар, то ты наживаешься. Когда кто-то ДРУГОЙ делает то же самое — он умный, оборотистый человек.
Эти смешные по нынешним дням рамки немного ослабели, когда папа стал руководить предприятием. Но всё равно: ведь онто получал зарплату из кассы предприятия, а не брал деньги с конкретных людей.
Воспитание относительно противоположного пола и межполовых взаимоотношений. Эта тема настолько огромна,
39
что я даже не буду здесь её касаться. Разберём в отдельной главе.
Таким было родительское воспитание с его «хорошими» установками, которые я развивал, и «плохими», которые набили мне кучу шишек и которые я долго и тяжело искоренял.
МОИ УЛИЧНЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ
С улицей у меня отношения складывались очень благоприятно. Даже получше, чем дома и в школе. Этому было много причин.
Причина первая. Свобода у меня началась очень рано по причине того, что сидеть со мной было некому. Если первые 2 четверти первого класса мама работала полдня и приходила примерно одновременно со мной (13 часов), то уже с 3 четверти я вынужден был управляться самостоятельно: родители работали до 17-18 часов, и прийти раньше не могли. У меня же уроки заканчивались в 12.00. Уже в первом классе мне повесили на шею ключ от квартиры, и я сам приходил, открывал, подогревал еду, кое-как обедал, и всё было в моём полном распоряжении: и квартира, и я сам. Разумеется, я тут же быстро делал уроки и бежал на улицу, где тоже был предоставлен самому себе. Никаких бабушек и прочих пастухов. Никакой помощи извне. Только ты, твоя голова и твои руки. Как хочешь, так и управляйся.
Причина вторая. Родители никогда никоим образом меня не ограничивали относительно выбора друзей и способов времяпрепровождения. Вообще. Никогда. Ни в чём. В течение многих детских и подростковых лет, когда мои основные дружеские связи были на улице. Они разрешали мне играть, дружить с любым хулиганьём, заниматься чем угодно, хоть курить, хоть пить. Понимаю, звучит ужасно непедагогично. Ведь считается, что ребёнка нужно держать в ежовых рукавицах и тщательно фильтровать его друзей, общение, источники информации. Так вот у меня всего
40
этого не было вообще. Я дружил с хулиганами, в 11-12 лет читал порнушные журналы и пробовал курить. В первую половину 90-х можно было свободно достать всё, что угодно, начиная от порнухи и заканчивая бухлом. В любом виде, даже будучи 11-летним пацаном. Наверно, если бы я был ребёнком сейчас, доблестная ювенальная юстиция давно отобрала бы меня у родителей. Но она не отобрала. И наркоманом, алкашом, гопником я не стал. Почему?
Очень просто. Во-первых, к тому времени, когда я стал самостоятельно, без родителей гулять на улице (лет 6-7) в меня уже было вложено весьма солидное программное обеспечение. Самодисциплина, избегание неприятностей, выбор социально позитивного, а не асоциального поведения. И никакой контроль был уже не нужен. Мои родители, в отличие от подавляющего большинства других пап и мам, позаботились о моих настройках «ДО того как», а не «во время» и не «после». Отпуская меня на улицу, они уже знали, что с криминалом я не свяжусь, травмировать себя не буду, пить и принимать наркоту не стану. Они знали, что я сам в состоянии выбрать себе правильный путь, окружение, формат поведения, увлечения и занятия.
Во-вторых, запретный плод, как известно, всегда сладок. Если детей отгораживают от спиртного, запрещают даже в 14-15 лет выпить на праздник бокал вина или покурить, то такие люди чаще всего и становятся зависимыми от курева и табака, когда тайком дорываются до них. У меня же таких ограничений не было. Алкоголь мне был разрешён на праздники лет с 12, а в 15-16 выпивал столько, сколько хотел. И даже иногда напивался в хлам. Курить дважды мне давали сами родители. В 11 и 12 лет. Разглядывать порну