рямых и высокомерных мужчин для тебя не проблема, правда? Ты столько раз говорила!
Сводная сестра гневно сверкнула на нее глазами над букетом роз.
— У меня есть свои способы, — сурово подтвердила она. — Но обычно к ним прибегать не приходится. И, честно говоря, не ожидаю, что доктор Филип Дрю вынудит меня использовать их!
Доктор Дрю позвонил на следующий день. Трубку взяла Харриет. Самым дружеским тоном доктор попросил передать миссис Эрншо свои извинения за то, что не поговорил с ней вчера, и сказал, что заедет в конце недели.
Услышав новость, Гэй сначала показалась безмерно удивленной, словно была уверена, что произошла какая-то ошибка, а потом, когда полный смысл сказанного дошел до ее сознания, возмущенно вскинула подбородок и в сердцах топнула ногой.
— Ну, до чего… — Гэй вспомнила, что говорила о своей власти над мужчинами, и поджала губы, возмущение в ее глазах сменилось сдержанной досадой. — Ладно, — спустя миг воскликнула она, — похоже, он еще не совсем меня забыл!.. В конце недели поговорю с ним по душам, а пока приму к сведению, что он занят.
— Наверное, в деревне сейчас много жалоб на желудочные колики, — попыталась утешить ее Харриет. — Всегда у кого-то болен ребенок, или еще что-нибудь случилось.
Не говоря ни слова, Гэй окинула ее долгим и довольно холодным взглядом.
Но этот взгляд мог оказаться еще более долгим и ледяным, если бы позже в то утро Гэй увидела сестру, стоящую в самом центре деревни у автомобиля доктора и занятую важным разговором.
— Как вы? — спросил доктор Дрю, притормозив у тротуара, по которому шла Харриет. Девушка неохотно остановилась. Рядом с ней на поводке трусил Соломон, сильно подросший за короткое время после их встречи. Харриет приучала щенка идти у ноги, но, заметив автомобиль, подхватила Соломона на руки.
— В полнейшем порядке, благодарю вас, — ответила она, когда доктор вышел из машины и потрепал щенячье ухо.
— Растет, не так ли? — заметил доктор Дрю. — Скоро он будет водить вас на прогулку, не вы!
Харриет искоса взглянула на доктора. Кроме всего прочего, ее не покидало тяжелое чувство, что если происходящее увидит Гэй — и в особенности ленивую неспешность, с которой Филип Дрю вылез из машины и сейчас опирается на капот, словно у него полно свободного времени, — то очень рассердится. У нее даже могут возникнуть такие подозрения, что Харриет после возвращения подвергнется продолжительному допросу.
Пронзительные темные глаза Филипа Дрю улыбались Харриет, словно он читал ее мысли и чувства, как открытую книгу. На губах доктора играла странная усмешка.
— Помнится, вы первая упрекнули меня за слишком серьезное отношение к вдовству вашей сестры, — заметил он. — Не к фактическому вдовству, а к ее реакции на это печальное событие. Вы, похоже, считали, что она выздоровеет без моего преданного присутствия, и хотя я не признаю вашу правоту, но полагаю, что мое преданное присутствие сейчас уже не так необходимо. Когда позавчера я увидел миссис Эрншо, она была в полном здравии и ни в малейшей степени не нуждалась в наблюдении врача.
Харриет продолжала настороженно смотреть на него. Она поняла, что доктор Дрю или вовремя увидел красный свет насчет Гэй… или решил переменить тактику. Также не исключается — вероятно, — что ему известно намного больше, чем подозревает Гэй, и он организует свою линию нападения. Если это так, атака может последовать в любой момент и почти наверняка застанет бедную Гэй врасплох. Полученные в Лондоне сведения не напугали ее, так как Гэй верит — или, скорее, верила два-три дня назад — в свою способность обворожить доктора и во влияние, которое уже имела на него.
Но Харриет полагала, что знает его намного лучше, и с самого начала могла бы предостеречь сестру, что нельзя недооценивать мужчин, особенно с таким упрямым подбородком, твердым ртом и непроницаемыми глазами, как у Филипа Дрю. Тот факт, что к сорока годам он еще не женат, уже должен был насторожить Гэй.
Но очевидно, ничего подобного не произошло.
— Ну? — Доктор весело взглянул на Харриет, потому что девушка казалась чем-то смущенной. — Вы стали моей пациенткой позже сестры. Как ваша голова? — Как обычно, Харриет была без головного убора, мягкие волосы развевались на ветру. — Для больного с очень-очень легким сотрясением мозга вы тоже выздоровели достаточно быстро.
— У меня не было сотрясения. Боюсь, я слишком много жаловалась.
Сказав это, Харриет смутилась еще сильнее, потому что не могла не вспомнить ночной визит в комнату и поцелуй.
— Нет, не слишком. — Улыбка доктора на миг стала нежной, словно он тоже вспомнил миг близости. Или так показалось Харриет. — Собственно, вы очень мало жаловались. Вы не из тех, кто поднимает лишний шум… на мой взгляд, во всяком случае. — Он открыл дверцу машины. — Как насчет того, чтобы составить мне компанию и съездить со мной на объезд? Собственно, у меня только один визит утром, и, если хотите, мы с вами остановимся и где-нибудь выпьем.
— Разве это этично? Лечащий врач в рабочее время угощает собственную пациентку!
— Вы неофициальная пациентка, и, как я сказал, в первой половине дня у меня только один больной на дому. Днем я свободен, и запах алкоголя никого не оскорбит. Впрочем, может, вам больше по вкусу ленч и рюмка хереса перед ним?
Харриет мысленно представила лицо сестры, если та узнает — а в сельской округе новости расходятся очень быстро, — что она мило наслаждается ленчем с доктором, который практически проигнорировал ее жалобы и отказался приезжать в «Фалез». Но в то же время — несмотря на желание как можно быстрее оборвать разговор и идти дальше — Харриет кольнуло сожаление, что придется ответить отказом и день, обещающий внести в ее жизнь разнообразие, она проведет, как обычно, дома.
— Извините… — начала было Харриет и увидела в темных глазах откровенную просьбу. В глазах Филипа было что-то теплое и зовущее, Харриет словно погрузилась в ласковые, теплые темные волны, у нее перехватило дыхание, по всем венам пробежал огонь. — Извините, — повторила она, — в самом деле не могу…
— Почему?
Прижимая к груди Соломона, Харриет беспомощно пожала плечами:
— Гэй ждет меня к ленчу…
— Вы всегда поступаете согласуясь с желаниями миссис Эрншо?
— Не всегда, но… Гэй не любит садиться за стол в одиночестве…
— Неужели? — Загорелое лицо доктора вдруг вытянулось, помрачнело и, к удивлению Харриет, приобрело осуждающее выражение. — Но тогда это означает, что у вас почти нет своей жизни, верно?
Девушка с тем же беспомощным видом опять пожала плечами:
— О, у меня вполне сносная жизнь.
— Но вы же хотели вернуться в Лондон? Потому что сестра отказывает вам в собственной жизни, когда вы живете с ней?
Харриет пыталась возражать, но потом поняла, что его отношение к Гэй полностью и драматически изменилось. Похоже, от одной мысли о сводной сестре его глаза и губы посуровели, а голос стал скрипучим.
— Послушайте, — сказал доктор Дрю. — Я прекрасно знаю, что при первой встрече отнесся к вам несправедливо, и сам не понимаю почему… но, пожалуйста, не подумайте, что из-за того, что на малейшую долю секунды я заблуждался в отношении миссис Эрншо. Она принадлежит к типу богатых избалованных женщин, такие часто встречались мне за время работы врачом, и, хотя она, вероятно, самая красивая вдова в моей жизни, это не повлияло на мой анализ ее характера. Хитрая как лиса, скользкая как лед и пресыщенная вниманием противоположного пола. Скоро она выйдет за другого богача, и вы окажетесь ненужной, лишней и свободной как ветер… хотите вы того или нет!
Харриет пристально посмотрела на доктора:
— Я думала, вы ею восхищаетесь. Думала…
— Знаю. — Врач сардонически усмехнулся. — Вы удивитесь, как много я знаю о вас и о ходе ваших мыслей… как часто, несмотря на краткость нашего знакомства, терял из-за вас терпение. Сейчас вы отказываетесь от ленча со мной из опасения, что миссис Эрншо узнает и обязательно рассердится…
— Непременно рассердится. Она так старалась увидеть вас на этой неделе.
— Знаю. Обязательно заеду через пару дней.
— Почему через пару?
Впервые доктор Дрю проявил недовольство.
— В самом деле, Харриет, не будьте ребенком, — взмолился он, и впервые в жизни, несмотря на его раздражение, ей понравился звук своего имени, произнесенного им. — Ваша сестра не больна, а моя работа — лечить больных. В последнюю нашу встречу она столько говорила, что во время обеда нельзя было вставить ни слова, и я страшно скучал. Больше не хочу. Во всяком случае, не желаю слишком часто переносить такую скуку. Но раз ей очень уж хочется меня видеть, я заеду, и если у нее есть какая-то особая причина…
— Вы знаете, что есть, — перебила девушка, ожидая, что он выдаст свою осведомленность жестом или выражением лица. Но доктор остался непроницаемым. — Думаю, вы прекрасно об этом знаете.
Доктор Дрю пожал плечами:
— Зачем тратить время, говоря загадками? Мы могли быть уже на полпути к новому загородному ресторану на борминстерской дороге… и, по-моему, там подают очень недурной ленч. Впрочем, может быть, мы заедем туда как-нибудь вечером и пообедаем. Если не хотите даже выпить со мной, может, придете на чай днем? — сделал он резким тоном новое приглашение.
Харриет уже не могла скрыть изумления:
— Вы имеете в виду — в дом доктора Паркса?
— Да, если вам непременно хочется подчеркнуть, что дом не принадлежит мне.
Девушка залилась краской:
— Я… я не хотела.
— Знаю, что не хотели. Вы говорите много всякого, о чем потом жалеете, Харриет. — В голосе Филипа Дрю нарастало раздражение. — Рано или поздно у меня будет дом в этой местности. (Глаза девушки при этих словах широко распахнулись.) Вы придете к чаю, Харриет? Я скажу экономке — или, скорее, экономке доктора Паркса — готовить и на вас?
Харриет снова встретилась с ним глазами, и краска на ее щеках стала еще гуще — они пылали, как розы. Внезапно она решилась и потом поняла, что ей просто не хватило воли отказаться.