– Ты уже был у психиатра?
– Я не сумасшедший. Почему все решили, что мне нужен психиатр?
– Ну, например, ты предложил нам начать сначала. Это полный бред, не находишь?
Очередной взрыв аплодисментов с другого конца площади. Если бы она только захотела узнать меня поближе, она бы увидела, какой я искренний и внимательный. Она бы забыла все гадости, что нашептывал ей адвокат, и убедилась, что я именно тот мужчина, который ей нужен.
– Как дети? – Я действительно хотел знать о них, но вместе с тем и напомнить ей, что нас многое связывает.
– Нормально. Я пыталась намекнуть, что с тобой кое-что случилось, но Дилли ужасно расстроилась. Так что здесь нам придется действовать очень бережно…
В глубине души я боялся быть представленным собственным детям. Сомневался, что сумею произвести правильное первое впечатление на людей, знавших меня всю свою жизнь. Они ведь все прочтут в моих глазах – и отстраненность, и отчужденность, и безразличие.
– Ладно, делай так, как считаешь нужным. Но скажи им, что я ужасно хочу познакомиться с ними.
– Нет уж, этого я говорить не стану.
– Я имел в виду – повидаться. Вновь.
Я надорвал пакетик с сахаром и равномерно распределил его содержимое между кофейной чашкой и поверхностью стола.
– По-прежнему пьешь с сахаром?
– Сколько себя помню…
– И не куришь? Подумать только – все эти годы я умоляла тебя бросить, а ты утверждал, что это невозможно. И вдруг – запросто!
– Ага, так оно и бывает, просто немножко силы воли. И обратимая амнезия. Может, я все-таки возьму тебе черничный маффин или еще что-нибудь?
– Когда это я ела черничные маффины?
– Не знаю. У меня сейчас не хватит емкости мозга вспомнить про маффины.
– Прости, я забыла.
– Э, нет, это моя коронная фраза.
– Слушай, а что ты вообще помнишь? Если тебе удалось вспомнить каникулы, когда ты проигнорировал штормовое предупреждение, и как нас высадили из поезда… выходит, память начала возвращаться?
Я вспомнил, как она кричит на меня из-за пожарной сигнализации.
– Ну, не то чтобы…
– Что ж, может, оно и к лучшему.
– Я не помню, из-за чего мы расстались, – но кажется, что это ужасно глупо. И тогда в суде я говорил совершенно серьезно. О том, что нам нужен еще один шанс…
– Прекрати, Воган. Мы достаточно долго пытались спасти наш брак. Все кончилось давным-давно. – Она отставила чашку, и вдруг поведение ее изменилось, словно она решила перестать сдерживаться и вести себя по-взрослому. – Господи, как вспомню, сколько мне пришлось вытерпеть!
– Эй, дело не только во мне, ты сама знаешь! – У меня не было аргументов для возражений, но не хотелось отвечать за то, о чем даже не помнил. – Для того чтобы семья распалась, нужны как минимум двое.
– Да, вот и доктор Криппен так сказал…
– Кстати, я помню еще кое-что, – торжествующе заявил я. – Помню, что ты приходила в ярость из-за всякой ерунды. Прямо в мегеру превратилась только потому, что я забыл сменить батарейку в пожарной сигнализации…
– Ерунды?
– В широком смысле. Не понимаю, почему столько шума из-за этого.
Она посмотрела на меня как на полного идиота:
– Потому что случился пожар.
Я подумал было, что это шутка. Слишком много времени провел в обществе Гэри.
– Что?
– Потому что случился пожар. Поэтому я и пришла в ярость. Мы уже спали, а на кухне начался пожар, и сигнализация не сработала, потому что ты вытащил батарейку.
Да, следует полностью владеть информацией, а уж потом бросаться в спор.
– Черт, звучит жутко. Я… совсем не помню этого… – пробормотал я.
– Но тем не менее помнишь, что я пришла в ярость?
– Смутно… Мы выскочили на улицу?
– Разумеется, поскольку наш дом полыхал огнем. Все семейство торчало в саду в одних пижамах, пока пожарные выбрасывали наружу тлеющую мебель.
Я попытался представить эту сцену, но тщетно.
– Чтоб я пропал… А кто поднял тревогу?
– Я разбудила детей, когда ты растолкал меня и спросил, не чувствую ли я запах дыма.
– Ну, по крайней мере, тревогу поднял я.
– Разбудил меня и говоришь: «Чувствуешь, дымом тянет?» Я тут же подскочила и бросилась к детям.
– Но ведь это я почувствовал запах? Это ведь как-то компенсирует конфуз с батарейкой?
– Нисколько! Мы все могли погибнуть! Пришлось полностью переоборудовать кухню! И всего этого можно было избежать…
– А вдруг я почувствовал запах раньше, чем сработала бы сигнализация и…
– Отлично – ты настоящий герой! Давайте теперь перепишем историю. Вот я дура – все перепутала.
Я не мог отделаться от чувства, что именно сейчас происходит наша первая размолвка, но почел за лучшее об этом не упоминать.
– Роза для мадама? – предложил лоточник с сильным восточноевропейским акцентом. Аромат цветов терялся в клубах табачного дыма от сигареты, свисавшей из уголка его рта.
– Нет, спасибо.
– Эй, мадама, он что, вас не люблять? Не хотеть закупить романтийный цветок?
– Нет, благодарю.
Торговец удалился, но его вмешательство в беседу, похоже, немного разрядило атмосферу.
– Невозможно просто забыть обо всем и начать сначала, Воган.
– Но именно это и произошло! Ладно, пускай пока забыл только я, но и ты сможешь. Просто ты забыла, как хорошо нам было вместе. И тогда в суде я говорил именно то, что хотел.
– Ты уцепился за романтическую идею «Воган и его счастливая жена», потому что изо всех сил стремишься возродить свое прошлое, и это понятно. Но прошлое вовсе не таково, каким ты его вообразил. Невозможно оставить только счастливые моменты. Ведь мы не только резвились в упавшей палатке, уж поверь.
– Я думаю не о прошлом, а о будущем. Когда я впервые увидел тебя и наш дом, который мы вместе создавали… Если бы ты могла взглянуть на все свежим взглядом, как я, ты бы ни за что не захотела с этим расстаться.
– Да, но твой взгляд не видит тебя в этой картине. Это как разглядывать симпатичные домишки вдоль шоссе, проносясь мимо на автомобиле. «Как бы я хотел здесь поселиться».
Издалека донеслись аплодисменты, словно комплимент ее оригинальному сравнению.
– Но послушай, люди меняются, – взмолился я. – И я определенно изменился. И очень сожалею, что причинял тебе боль, когда у нас начались размолвки. Не понимаю, почему я так вел себя. Единственное утешение – ситуация была настолько травмирующей, что мой мозг полностью стер информацию об этом. И теперь единственное, что я помню, – восторг, который испытал при нашей первой встрече.
– Погоди, пока вернутся остальные воспоминания. Ты не любишь меня, Воган. Это твое сознание так шутит с тобой.
Цветочник, не добившись успеха, направился к следующему кафе.
– Простите! – окликнул я его.
– Воган, нет!
– Сколько стоят ваши розы?
– Четыре фунта по штуке, – подскочил он. – Прекрасный розы для прекрасный мадама.
– Воган, не смей покупать мне розу.
Но желтые от никотина пальцы уже вытаскивали из корзинки упакованное в целлофан свидетельство любви.
– Нет, нет, – остановил я. – Пятьдесят фунтов за всю корзину.
– Все?
– Воган, ты напрасно тратишь деньги.
– Шестьдесят фунтов!
– Пятьдесят, и ваш рабочий день окончен.
Мужик невозмутимо кивнул и торопливо обменял банкноты в моей руке на охапку чахлых красных роз.
– Он вам очень сильно полюблять.
– Мы вообще-то разводимся, – буркнула Мадлен.
– Ваш жена – он такой веселый! – рассмеялся торговец.
Ни я, ни Мэдди его не поддержали. Мой театральный жест разозлил ее еще больше, и она торопливо просматривала листок со списком неотложных практических дел. Наша дальнейшая жизнь предполагала некоторое взаимодействие, но оставаться моим другом она не желала.
Я предпринял последнюю отчаянную попытку:
– А может, моя амнезия – лучшее, что могло с нами произойти!
– Ради всего святого, Воган, меня всегда бесила твоя способность забывать обо всем, что я говорила. Все, что касалось твоей жизни, ты прекрасно помнил, но то, чем занималась я, было настолько неважно, что не стоило утруждать память. И вдруг ты забыл вообще все и полагаешь, что стал от этого более привлекательным? Я сказала бы, что это вполне логичный итог двадцатилетних отношений. Сначала ты забывал купить молоко по дороге домой; потом забывал, что у меня скоро выставка и поэтому я просила тебя прийти пораньше, чтобы я могла посидеть за компьютером; потом забывал о нашей годовщине и о том, что на прошлое Рождество дарил мне точно такой же подарок, пока в конце концов не позабыл обо мне окончательно – как меня зовут, как я выгляжу… вообще забыл о моем существовании. Не понимаю, при чем тут врачи и прочие неврологи, если ты вычеркнул меня из памяти много лет назад. Это не заболевание. Это твоя сущность. Все кончено, Воган! Мы разводимся. Конец истории. Нашей истории.
Она встала и ушла, оставив на столе передо мной пятьдесят красных роз. А я сидел и таращился на свой остывший эспрессо, пока не загудел обогреватель за спиной. Смеркалось, я почувствовал, что дрожу от холода. Как наивно – я-то верил, что можно задержать уходящее лето.
По другой стороне улицы брела старушка с палочкой. Остановилась, понуро опустив голову. Она казалась совсем измученной и подавленной. Убежденный, что любой из нас в силах творить добро, я подхватил свой букет и направился к ней.
– Простите, вы позволите подарить вам пятьдесят алых роз? – со всем доступным мне обаянием обратился я.
Старушка недоверчиво вскинула голову:
– Извращенец!Глава 10
– Воган, у меня для тебя плохие новости, дружище. – Гэри сидел за кухонным столом и пытался хлебным ножом подцепить последнюю маринованную луковку в банке.
Моей амнезии исполнился уже месяц.
– Что случилось?
– Тебе, наверное, лучше присесть.
– Что-то с Мэдди? Или с детьми? Не томи.
– Нет – это с твоим отцом. У него еще один инфаркт.