Я уселся на диван, Мэдди устроилась рядом, налила себе вина и протянула мне бутылку.
– Мое пьянство стало одной из причин, по которой ты не захотела больше со мной оставаться?
– Какое это теперь имеет значение?
Я выплеснул свое вино в горшок с цветком, только что подаренный ее матерью.
– Ладно, я бросаю пить. Что еще?
– Я не хочу это сейчас обсуждать.
– Но я хотел бы знать, тем более что это не имеет уже никакого значения. Почему мы решили расстаться? Чем настолько невыносима была совместная жизнь?
– Да… всем.
– Извини, так не пойдет. Тебе все-таки стоит привести конкретные примеры, причины разногласий, поводы для споров.
– Конкретные? Хорошо. – Она посмотрела на потолок. – В молодости ты был таким темпераментным, так остро воспринимал несправедливости мира, считал, что мы должны изменить его. Но с годами все это превратилось в занудное нытье.
– Ладно, это раз, – согласился я. – Считается…
– Пойми, это было невыносимо скучно! Ты приходил в неистовство от всякой фигни. – Теперь ее было не остановить. – Я спокойно принимала то, что ты седеешь и лысеешь, что на лице у тебя появляются морщины, а живот растет. Но старела твоя душа, словно дряблым и отвисшим становился сам твой дух, и любить тебя такого становилось все труднее.
– Спасибо, достаточно! Не стоит переходить на личности! – Я поднялся, чтобы выбросить пустую бутылку в мусорное ведро, и на нервной почве швырнул ее чересчур сильно, едва не расколотив. – Но все равно этого недостаточно для развода. Настоящей причины я так и не услышал.
– Мы больше не были счастливы, – вздохнула она. – Постоянно ругались, а дети очень переживали. Какие еще причины нужны?
– Но из-за чего мы ругались?
– Из-за всего подряд. Ты убеждал меня заниматься фотографией, участвовать в выставках. А когда у меня начало что-то получаться, ты злился, что меня часто не бывает дома. Вел бесконечные разговоры о том, как важна поддержка мужа, но когда доходило до дела, до повседневной рутины, когда надо было заниматься хозяйственными делами, вовремя возвращаться с работы или отказаться от возни с Гэри и его идиотским интернет-сайтом, – тебя никогда не было.
– Кстати, должен признаться, никак не возьму в толк, с чего это я связался с проектом «ТвоиНовости»…
– Да чтобы сбежать из дома, непонятно? А потом ты никак не хотел поверить, что какой-то владелец галереи может заинтересоваться моими работами. Говорил, что он просто решил за мной приударить.– Ну, знаешь, это даже звучит подозрительно. Я, разумеется, ревновал к другим мужчинам. Ты очень привлекательная женщина, и, возможно, этот галерист тоже так считал.
– Но это лишь подтверждает, что ты видел во мне только юбку. Я и так чувствовала себя неуверенно, а из-за тебя стало в сто раз хуже, ты все время старался принизить мои достижения.
– Хорошо, согласен. Да, ты не чувствовала поддержки с моей стороны, и вдобавок я тебя обижал.
– Ну почему он не мог устроить выставку просто по той причине, что я хороший фотограф? Почему обязательно надо предполагать, что у Ральфа исключительно романтический интерес ко мне?
Я чуть не выронил стакан – не ожидал, что она проговорится.
– Что?! Так этот «владелец галереи» и есть Ральф? И ты утверждаешь, что у меня не было оснований ревновать, подозревать, что он за тобой ухаживает, хотя завтра уезжаешь с ним в Венецию?
– Да, сейчас все изменилось. Однако в тот момент у нас были исключительно профессиональные отношения.
– Ага, просто он за тобой ухлестывал! Я был прав.
– Ты не можешь этого знать!
– Разумеется, могу! Боже правый, ты ведешь себя так, будто это я во всем виноват, – но я хотя бы не сбегал с другой! Я никогда тебе не изменял!
– О чем это ты? Я тебе не изменяла.
– Вот как? И это не твой чемодан стоит у дверей? С двумя билетами до Венеции в боковом кармане?
– В этом все дело, верно? Ты не можешь смириться с тем, что я встретила другого.
– Нет, я не могу смириться с тем, что ты не даешь нам шанса все исправить, между тем как я по-прежнему не понимаю, почему мы разводимся.
Когда рано утром Мэдди спустилась в кухню, я уже ждал ее, хлопоча по хозяйству.
– Вот это да – ты поднялся ни свет ни заря!
– Да, хотел разгрузить посудомойку и приготовить детям завтрак, пока твоя мама не застукала меня за этим занятием и не посвятила в рыцари. Я приготовил тебе чай – держи.
Тьма за окном придавала нашей встрече оттенок нелегальности: она улетала в отпуск с любовником, но сейчас шутила с бывшим партнером.
– Как тебе спалось на диване?
– Неплохо. Только Вуди захапал все одеяло…
Звякнул телефон Мэдди – сообщение.
– Ой… машина пришла.
Она подкатила чемодан к дверям, мы оба замерли в нерешительности.
– Ну ладно… пока. – Она помахала ладошкой; так энергично машут тем, кто далеко-далеко, и у меня, конечно, не осталось шанса хотя бы чмокнуть ее на прощанье. – Передай мой самый теплый привет своему замечательному папе.
– Мы с детьми навестим его в среду. Не возражаешь?
– Нет, конечно, отличная идея.
– Что ж, приятного отдыха.
– Спасибо. – Она с трудом выдавила улыбку и открыла дверь.
– Просто так, из интереса… – задумчиво проговорил я. – А мы бывали в Венеции?
– Нет. Я всегда хотела съездить, и ты много раз обещал… – она отвела взгляд, – но так и не сдержал слова.
– Прости…
– Да ладно. Я ведь сейчас туда отправляюсь, верно? Ну, пока.
Дверь захлопнулась, я услышал приглушенный мужской голос, щебет Мэдди, а потом звук отъезжающего автомобиля, увозящего ее от меня.Глава 14
Название места может породить в душе приятное волнение и ожидание, но со мной этот номер не проходит. Я готов был поверить, что «Город Брызг» – это и вправду такой город; ему, конечно, недостает грамотного управления и муниципальной инфраструктуры, иначе он смог бы получить статус городского поселения. И когда дети с жаром обсуждали план посещения громадного аквапарка, я не мог разделить их энтузиазма.
– Город Брызг?
– Это такой огромный комплекс с водными горками, волнами и прочим.
– И еще там есть настоящий пляж, где песок и все остальное, что должно быть на пляже.
– В смысле, мертвые бакланы, измазанные нефтью?
– Пап, ты все время повторяешь одну и ту же шутку.
– Правда? Наверное, потому, что все время об этом думаю. Идея отличная, ребята, только, боюсь, сегодня все закрыто.
– Открыто, мы проверили в Интернете.
– Вот как. Но у меня, кажется, нет плавок.
– Есть – они так и болтаются в сумке в сушилке.
– Угу, но дело в том, что… – Я запнулся. – Не уверен, что могу повести вас в аквапарк, дорогие дети, потому что… забыл, как плавать.
В первый момент они растерялись.
– Мы тебя научим! – взвизгнула Дилли.
– Ну да, мы научим тебя плавать! Как ты когда-то учил нас!
Спустя час я, в длинных шортах, стоял перед мелкой ванной, отделявшей зону раздевалок от бассейна. Большой плакат гласил, что дети младше четырнадцати допускаются в бассейн только в сопровождении взрослых. И ни слова о детишках, которые вынуждены учить своих родителей держаться на воде.
Размеры сооружения потрясали. Грандиозный постмодернистский собор во славу божеств-близнецов – водных забав и грибка ногтей. Широченная труба, поглощавшая людей, извивалась над головами; дети и взрослые, пожираемые ею, один за другим с воплями исчезали в пластиковой глотке. Очередь полуголых беглецов дрожала на винтовой лестнице в надежде на спасение, но выяснялось, что туннель вел не на свободу, а в то же самое здание и выплевывал их в глубокий бассейн у подножия такой же лестницы.
Влажность и шум полностью подавили меня, я стоял и никак не мог прийти в чувство. Когда раздался рев сирены, я с надеждой подумал, что это пожарная тревога, но дети уже схватили доски и приготовились плыть к муляжу пляжа, утыканному пластиковыми пальмами. Джейми и Дилли договорились встретиться со мной «на пляже», как только они скатятся со своей любимой горки. Я ждал их, подозрительно сухой, прислонившись к урне в форме кита-убийцы. Урок должен был начаться в дальнем углу, в бассейне для «головастиков», где под присмотром бдительных родителей плескались малыши младше четырех лет. Здесь же бултыхалась и огромная надувная белая акула, на боку которой было недвусмысленно указано, что она не является спасательным средством.
Теплая вода доходила мне до середины бедер, и я решил, что лучше бы присесть на корточки, пока дети обсуждали, какую методику избрать для первого урока с папой.
– Мы сможем вдвоем поддерживать его снизу, а он будет учиться работать ногами? – предложил Джейми.
– Ага, он меня так держал, я помню. Или вон там, в корзинке, есть нарукавники. Может, он наденет?
– Ни за что! – возмутился я. – Это для малышей!
– В бассейне нельзя огрызаться! – грозно предупредила Дилли.
– Да, будь хорошим мальчиком, и, если не станешь бояться, мы купим тебе мороженое!
Детям, похоже, понравилась эта смена ролей. Другие родители косились в нашу сторону, и я постарался принять вид ответственного папаши, присматривающего за великовозрастными детками, которым, вообще-то, уже полагалось уметь плавать.
– И если захочешь писать, НЕ СМЕЙ делать это в бассейне! – чересчур громко объявила Дилли.
– Особенно с бортика!
Они уже корчились от смеха. Убежден, когда я учил их плавать, это вовсе не сопровождалось публичным унижением.
– Ну, так когда же мы приступим? – потребовал я, наблюдая, как четырехлетний кроха уверенно плывет мимо.
– Э-э… давай ты просто оттолкнешься от бортика, и, может, оно само вспомнится? – посоветовал Джейми.
– Как это?
– Просто начнешь колотить руками и ногами по воде. Вдруг все само получится?
– Это вот так выглядит ваше обучение?
Мои дети словно превратились в пособие для серьезных родителей, 1930-х годов выпуска. «Тема: Как научить плавать. (1) Бросьте ребенка, не умеющего плавать, в воду. (2) Прикажите ему плыть».