– Воган! Какого черта ты тут делаешь?
– Прости, что не позвонил – мобильник разрядился. Я пришел просить о помощи.
– Но… это неудобно… – Она оглянулась.
– Кто там? – донесся из глубины квартиры грубый мужской голос.
– Это из школы.
Несмотря на откровенное смущение Сюзанны, я убедил ее, что дело займет не больше минуты, и меня поспешно проводили в кухню, где я продемонстрировал соглашение о разводе. Суть помощи, о которой я просил, совсем выбила ее из равновесия.
– Воган, – прошептала она, – я не хочу, чтобы ты разводился с женой только из-за того, что произошло той ночью…
– Нет, я все равно собирался разводиться.
– Понимаешь, мы с Брайаном очень счастливы. Я не могу оставить его ради тебя, Воган, из-за одной маленькой оплошности.
– Да нет же. Мне просто нужен кто-то, кто засвидетельствует мою подпись, я проходил мимо, и вот…
– Ты ведь никому не расскажешь, правда? – Она нервно обернулась на дверь гостиной, где Брайан смотрел какое-то семейное шоу. – Я немножко выпила, ты выпил, это ведь ничего не значит, верно?
Торопливо нацарапав свое имя, Сюзанна поставила подпись. Простая формальность, но дело сделано.Я несколько раз проверил и перепроверил, правильно ли подписан конверт, не отвалились ли марки. Затем, совершая своеобразный ритуал, Будущее официально уступило Прошлому – я опустил письмо в почтовый ящик. Предпочитая не возвращаться в свой унылый номер, я направился в таверну. Вывеска над входом старинным шекспировским шрифтом сообщала, что здесь вас ждет много удовольствий. В том, что касается «старый добрый эль» и «старая добрая закуска», это оказалось правдой, но гораздо менее убедительно в отношении «спортивный канал в высоком разрешении». Огромный экран, даже с выключенным звуком, невозможно было игнорировать: персонажи «Скай Ньюс», лишенные голоса, из последних сил пытались попасть в ритм песен, которые крутили за стойкой паба; наводнение в Бангладеш стало видеоклипом для Леди Гага; взрыв мины в Афганистане добавил пикантности новой балладе победителя «Фактора X». Бегущая строка сообщала то ли об изменениях на фондовых рынках, то ли счет в футбольных матчах Евролиги, пока я доедал третий пакетик чипсов с беконом и скручивал упаковку в трубочку В паб, держась за руки, вошла какая-то пара, и меня едва не стошнило при виде столь откровенной демонстрации сексуальной страсти.
В туалете я долго разглядывал помятую рожу субъекта, чья жизнь мне досталась.
– Тупой идиот! – проорал я своему отражению. – У тебя только одна жизнь, а ты практически спустил ее в унитаз, урод?
Выпивка добавила мне агрессивности, но единственным человеком, с которым я сейчас мог сцепиться, был я сам.
– Ты ни черта не знаешь о собственных детях! Жена тебя ненавидит. Ты не можешь даже вспомнить имена близких людей, ты, слабоумный ублюдок!
Из-за закрытой двери кабинки донеслось:
– Кто здесь? Откуда вы обо мне столько знаете?
Я вывалился на Хай-роуд, темноту ночи нарушал лишь стробоскоп синей полицейской мигалки. Обычно, выпив, я оживлялся и веселел, но сейчас просто хотелось спать. Как на вечеринке для сорокалетних: чуть больше алкоголя – и всем пора домой баиньки. «Ух ты, гляди, водка! Выпью целую бутылку и… упаду». – «Ага, а потом накатим текилы, чтобы уж наверняка… захрапеть».
Бредя по широкому неровному тротуару, я с воодушевлением воспринял внезапное появление мусорной урны и, в попытке обогнуть ее, почти повалился на стойки для велосипедов. По ступеням отеля я взлетал, как мне казалось, довольно самоуверенно. Но вот попасть ключом в недружественный замок – серьезный вызов, и я несколько раз промахивался мимо замочной скважины, не подозревая, что и ключ не тот.
Оказалось, что дверь надо просто толкнуть, а внутри меня ждал еще один сюрприз – на стуле в коридоре сидела женщина. Обычно на этом месте клиенты ожидали девочек или девочки ждали, пока освободится комната, и в своем пьяном смятении я никак не мог взять в толк, почему вдруг моя бывшая жена Мадлен работает проституткой в «Люкс-отеле в Стрэтеме».
– Мэдди? Что, черт побери, ты здесь делаешь?
– Привет, Воган, – тихо ответила она.
Она была очень серьезна, и до меня дошло, что она здесь ради меня. Неожиданное появление среди ночи, усталый вид, покрасневшие глаза – тревожные признаки.
– Слушай, ну прости. Я все отправил сегодня. Там нужна была подпись свидетеля, я и попросил, э-э, коллегу из школы, но вот добрался до нее только сегодня… Но я уже все отослал, честное слово…
– Я по другому делу. Мы не могли тебе дозвониться, не могли тебя разыскать…
– А в чем дело? Что произошло?
– Твой отец. Это случилось во сне. Думаю, он не страдал. Мне очень жаль.
Я физически ощутил, как трезвею, пока пытался воспринять дикую новость – мой отец умер.
– Но… это нечестно, – услышал я свой всхлип. – Это просто несправедливо.– Мне правда очень жаль, Воган, – повторила Мэдди, но я словно окоченел.
Я горевал о том, чего так и не обрел. Он ушел, а я так и не успел с ним толком познакомиться. Воспоминания, связанные с ним, все еще не вернулись. Наверное, это ужасно эгоистично. Я ведь должен автоматически полюбить собственного отца, с первой встречи, и сейчас горевать, как любой другой ребенок, оплакивающий умершего родителя?
– Господи, какое горе…
Мы с Мэдди молча смотрели друг на друга. А потом она протянула руки обнять меня, и я откликнулся на приглашение. Я совсем запутался в собственных чувствах. Не успев узнать отца ближе, я потерял его. И злился, что дурацкие поврежденные мозги лишили меня возможности стать настоящим сыном. Но вместе с тем женщина, которую я потерял, обнимает меня, и это чудесно. Я осторожно обнял ее в ответ. Это ведь неправильно, что мне так хорошо?
«Наверняка он хотел бы именно этого», – утешил я себя.
Глава 19
Трогательно и самоотверженно. Одного того, что Мэдди сумела отодвинуть свою боль, чтобы утешить бывшего противника, было достаточно, чтобы восстановить веру в человечество. Крошечным пятнышком на нежном фоне этой сцены – чавканье портье, который, дожевывая кебаб, проговорил:
– Нет потрахаться здесь. Платить за комнат. Презерватив – три фунта поверху.
Мадлен не воспользовалась любезным предложением хозяина. Вместо этого она сама предложила мне переночевать дома, в гостевой комнате, чтобы не просыпаться в одиночестве и повидаться с детьми утром.
Мы с Мэдди сидели в гостиной, которую, как я теперь помнил, обустраивали и украшали долгие годы, пили вино и говорили о моем папе. Она рассказала, как мы все вместе отдыхали в Корнуолле, как невероятно терпелив он был с детьми. И никаких споров и раздоров. Глядя, как она сидит напротив, подобрав под себя ноги, я не понимал, как вообще мог когда-то не любить ее. Выбрав момент, я отлучился в туалет и по пути, заметив на стене семейные фотографии, пережил еще одно воспоминание. Теперь я ежедневно что-нибудь вспоминал, и на этот раз – поездку в центр Лондона с детьми, они тогда были примерно того же возраста, что на фотографиях.
Музей мадам Тюссо. В те времена, должно быть, визит туда считался грандиозным семейным развлечением. Но наши дети не считали блуждание по залам, забитым людьми и восковыми копиями экс-знаменитостей, потрясающе увлекательным. Британская Королевская Семья не шла ни в какое сравнение с удовольствием прокатиться на «Немезисе» в парке Алтон Тауэре [12] . Разочарование и раздражение постепенно нарастали, и примерно через час мы готовы были уже возвращаться домой, как вдруг в глазах моей жены блеснул озорной огонек. Знакомое выражение лица – в прошлый раз я видел его, когда дама в косметическом отделе универмага предложила попробовать кокосовый крем и, слегка придурковато улыбаясь, Мэдди послушно принялась его жевать. Группа туристов покинула зал, мы остались одни, и Мэдди вдруг перешагнула через веревку ограждения, ступила на свободный пьедестал и замерла в вычурной позе. Лицо ее приняло величественное, истинно королевское выражение, взгляд был устремлен куда-то вдаль.
Маленькие Дилли и Джейми пришли в восторг от ее шалости, но тут в зал вошли иностранцы и встали рядом со мной, внимательно разглядывая мнимую восковую фигуру.
– Пап, а кто это? – многозначительно осведомилась Дилли, явно рассчитывая рассмешить маму.
– О, ты ее прекрасно знаешь, дорогая. Это принцесса Рита. Из «Лейксайд» в Турроке [13] .
Выражение лица Мадлен не изменилось ни на йоту, хотя я знал, что внутри она уже хихикает.
– Простите, а какое отношение она имеет к королеве? – поинтересовалась американка, внимательно изучая скульптуру.
– Принцесса Рита? О, она имеет отношение не к самой королеве. Рита – незаконнорожденное дитя герцога Эдинбургского и, э-э, Элеанор Ригби, – пояснил я, и Джейми сдавленно закашлялся.
– Элеанор Ригби? Как в песне «Битлз»?
– Точно. Именно поэтому она и стоит в отдалении – герцог не захотел расстаться с королевой ради нее. Не смог платить алименты.
– Надо же, ничего не знала об этом – как интересно! Благодарю вас.
Они уже уходили, когда их дочь пронзительно взвизгнула.
– Папа! Папа! Принцесса Рита мне подмигнула!
– Успокойся, дорогая, – тебе показалось.
– Клянусь, это правда! Я на нее посмотрела, а она подмигнула. Она оживает, пап! Восковые фигуры могут оживать!Мэдди сунула винные бокалы в посудомоечную машину и погасила в кухне свет.
– Когда ты перестала делать глупости? – спросил я.
– Глупости?
– Ну да – изображать статую в Музее мадам Тюссо, делать объявления в поезде. Мы вечно смеялись над твоими безрассудными выходками, но потом они отчего-то иссякли.
– Да так… – пожала она плечами. – Люди меняются, верно? Думаю, жизнь в конце концов выколачивает из нас всю радость.Я лежал в темной гостевой комнате, размышляя над словами Мэдди, и вспоминал, как в последний раз видел отца, еще цеплявшегося за жизнь, но уже превратившегося в тень человека с фотографий. Неужели вот так и умирают люди? Постепенно? Да, его жизнь закончилась сегодня, но папа медленно умирал несколько месяцев. Дух Мадлен начал угасать с тех пор, как наш брак дал трещину; с каждой обидой и разочарованием в каждом из нас умирала какая-то часть.