– На свадьбе в Галилее присутствовал сам Иисус, – вещал Гэри согласно сценарию. – Он вручил счастливой паре свое отцовское благословение и подарочные сертификаты ИКЕА…
– Мэдди, ну скажи же что-нибудь. Это никогда не повторится, обещаю. Но мы оба тогда были так несчастны, и я как будто нажал кнопку самоликвидации.
Но Мэдди молчала, и лишь тонкая черная струйка потекшей туши побежала по щеке.
– Итак, Воган и Мадлен, выйдите вперед, пожалуйста! – воззвал липовый священник. – Давайте, давайте, не стесняйтесь! – Гэри практически вытолкал нас из кухни. – Что ж, если какой-нибудь человек или золотистый ретривер знает о препятствиях, из-за которых этот мужчина и эта женщина не могут быть разлучены в греховном разводе, пускай скажет сейчас или навеки оставит их в покое.
Мэдди стояла словно оглушенная.
– Джек Джозеф Нил Воган, берешь ли ты Мадлен Роз Воган в законные бывшие жены, чтобы жить во грехе отныне и навеки? Клянешься ли замечать ее новую прическу и признавать, что она тоже имеет право выбирать автомобильные маршруты?
– Я… да. – Я покосился на Мадлен – ну хотя бы слез не видно.
Но Дилли явно углядела, что мама плакала, и почувствовала, что здесь что-то не так, хотя все можно было списать на эмоциональность ситуации.
– А ты, Мадлен Роз Воган, берешь ли Джека Джозефа Нила Вогана в законные бывшие мужья, чтобы жить во грехе отныне и навеки? Клянешься ли терпеть его и приспосабливаться к нему? Не использовать его бритву для своих подмышек? Смеяться над шутками, которые уже сто раз слышала? Притворяться, что тебе интересны его теории насчет того, что было бы, завоюй Гитлер Афганистан?
Повисло молчание. Подсказка Джин «Да» из последних рядов – не в счет.
– Она забыла свои слова, леди и джентльмены, – такой волнительный день… – Гэри слышал, как мы шептались в кухне, и подозревал худшее. – Просто скажи «Да», – пробормотал он.
Все смотрели только на Мэдди – чуть ли не шевелили губами, подсказывая ответ. Гэри безмятежно улыбался гостям, словно подобные паузы в порядке вещей и церемония вот-вот продолжится.
– Она передумала! – раздался пьяный возглас кого-то из гостей, и жена тут же ткнула его в бок, догадавшись, что благоверный, похоже, прав.
– Не спеши, Мэдди, это важное решение… – Голос Гэри звучал серьезно, и, кажется, сейчас он говорил искренне.
Мэдди подняла голову, и вздох облегчения прокатился по саду.
– Ты… ты… – она смотрела только на меня, – ты СКОТИНА!
Кто-то в толпе попытался выдавить смешок, как будто эта сцена была частью представления, но вышло неубедительно.
– Ты абсолютно конченый ублюдок! – И вот тут она разрыдалась в голос и швырнула букет мне в лицо. – Видеть тебя не хочу до конца своих дней!
Она вбежала в дом, и через несколько секунд до онемевшей публики донесся звук хлопнувшей парадной двери.
Подружка Дилли должна была включить музыку по окончании церемонии, но, разволновавшись, нечаянно нажала на кнопку, и зазвучала «Она любит тебя» в исполнении «Битлз». Я не знал, куда глаза девать, но в итоге попытался ободряюще улыбнуться сыну, который смотрел на меня с яростью ребенка, преданного собственным отцом.
– Твою мать! – подвел итог Гэри. – Только не это! Опять!
Глава 24
После ухода Мэдди вечеринка угасла. Основная идея «Правда, забавно, что они опять вместе, не успев толком развестись?» утратила свой ироничный оттенок, как только невеста швырнула букет в лицо жениху, проорала, что не желает его больше видеть, и в рыданиях умчалась прочь. Гэри попытался сгладить впечатление парой заранее подготовленных шуток, но даже он понял, что момент упущен. Я кинулся за Мэдди, но она схватила ключи от машины и рванула с места со всей агрессивностью, на которую способна «хонда-джаз».
Инстинктивно Мэдди бросилась за утешением к подругам, но быстро вспомнила, что все ее подружки сейчас веселятся у нас в саду с ее неверным партнером. Поэтому она завернула на парковку супермаркета, где мойщик машин заявил, что у нее очень грязный автомобиль, – и тут она разрыдалась еще раз.
Гости расходились, смущенно бормоча «спасибо» и уверяя, что большая часть вечеринки вполне удалась. Кто-то даже прихватил с собой старые свадебные подарки. А вечером заехала Джин, чтобы собрать кое-какие вещи Мэдди, и объяснила детям, что их мамочка пару дней поживет у своей мамочки, но обязательно им позвонит.
– Мне бы только поговорить с ней, – взмолился я. – Не могли бы вы передать, что нам необходимо поговорить?
– Ей просто нужно сейчас немного личного пространства, Воган. Такое в каждой семье случается…
Я обдумал ее слова и пришел к выводу, что такое случается вовсе не в каждой семье. Муж и жена расстались, у него случился приступ загадочной болезни, закончившийся тотальной амнезией; он провел неделю в больнице, никем не узнанный; потом увидел свою жену словно в первый раз и влюбился; блефовал на судебном слушании, передумал разводиться и заново завоевал свою жену. А на вечеринке в честь начала новой жизни вспомнил, что когда-то изменил ей, во всем признался, и она порвала с ним.
Мэдди отсутствовала дольше чем пару дней, и я превратился в обычного задерганного одинокого родителя, который отправляет детей в школу, мчится на работу, потом мчится с работы, готовит ужин и не в состоянии помочь детям с домашними заданиями по математике. Вечерами мы усаживались «на часочек посмотреть телик», а спустя несколько часов дети расталкивали меня, задремавшего на диване, чтобы сообщить, что они идут спать.
Джейми и Дилли регулярно разговаривали с мамой по телефону, но не задавали вопросов, что будет дальше.
– Что ты хочешь – пасту с тунцом или сосиски с картошкой? – спросил я Джейми уже на второй вечер.
– Что угодно, – пожал плечами сын.
– Ну выбери что-нибудь одно. Паста?
– Ладно.
– Или все-таки сосиски с картошкой?
– Пойдет.
– Так что именно?
– Что угодно.
– Дилли, – шумно вздохнул я, – а ты что предпочитаешь?
Бедняжка Дилли изо всех сил старалась разрядить атмосферу и быть максимально покладистой.
– Мне все равно, – нервно пролепетала она.
Мэдди каждый вечер звонила Джейми на мобильный. Проворчав несколько дежурных слов, он передавал трубку Дилли, которая за первые дни исчерпала лимит бесплатных звонков. Я писал Мэдди сообщения и письма, но она до сих пор не смогла себя заставить поговорить со мной.
Я предложил Мэдди вернуться домой, к Дилли и Джейми, но в своем разгневанном состоянии она расценила это как мое нежелание заниматься детьми, чтобы иметь возможность ухлестывать за очередной молоденькой учительницей.
Гэри и Линда приглашали меня на ужин. Я узнал, что они пытались разговаривать с Мэдди обо мне и подчеркивали, в мою защиту, что я, по крайней мере, не стал скрывать горькую правду.
– Да, это было ошибкой, он так и твердит, – говорила Линда, – но ведь не каждый мужчина смог бы признаться…
– Я бы ни за что не признался, – уточнил Гэри. Но у него были свои причины для депрессии. Он сообщил, что решил-таки закрыть «ТвоиНовости». – Я думал, это будет круто. Надеялся, мы растопчем Мердока.
– Э-э, он все же довольно влиятельная фигура. В медиамире, я хочу сказать…
– Моя идея не сработала. Люди не новости размещают, а просто вранье всякое.
– Да, в отличие от журналистов из таблоидов?
– А мне нравилось. – Линда пыталась защитить проект. – Там был очень забавный клип про шимпанзе со шлангом…
– Линда! Идея была не в этом!
– То есть ты закрыл сайт?
– Я разместил сообщение, что ресурс закрывается. А какой-то шутник написал другое сообщение, что, мол, моя информация – это розыгрыш, а на самом деле «ТвоиНовости» куплен CNN, и теперь все в чате беснуются от восторга.
– В этом проблема мнения большинства. Толпа иногда ведет себя исключительно глупо.
Все пошло наперекосяк. В двадцать лет вы полны оптимизма и намерены горы свернуть, вы строите планы и ждете их скорого исполнения. После тридцати вы слегка контужены появлением детей, покупкой дома и дополнительной работой, чтобы оплатить все это; у вас нет и минутки свободной, чтобы поднять голову и посмотреть, куда вы движетесь. К сорока у вас, наконец, появляется возможность перевести дыхание, критически оценить достижения и осознать, чего же вы добились. И тут внезапно понимаете, что это нисколько не похоже на то, к чему вы стремились, и вообще все произошло само по себе. После сорока наступает Десятилетие Разочарования.Последняя встреча с доктором Левингтон, которая сообщила, что собиралась звонить мне, узнать, как обстоят дела с моей амнезией, «но представляете, как забавно – забыла! Какой все-таки удивительный орган – человеческий мозг!» Мы поболтали немного, потом она спросила, не появилось ли новых важных воспоминаний. Но я, поколебавшись, решительно ответил: «Нет, никаких». Самое любопытное, что, наверное, стоило бы ей рассказать, ведь из всех воспоминаний это первое, которое возникло, а потом опять пропало. Я ясно помнил момент, когда вспомнил об измене, но сейчас отношения с Иоландой, поездка в Париж представлялись просто каким-то размытым пятном. Как будто подсознание решило, что бестактно задерживаться на столь постыдном эпизоде.
Керамическая голова на столе доктора, судя по всему, пережила катастрофу – была расколота, а потом кое-как склеена.
В итоге доктор Левингтон объявила:
– Что ж, полагаю, мы больше ничего не можем для вас сделать. Ступайте и спокойно живите всю оставшуюся жизнь.
Я давно уже решил, что обязательно загляну к Бернарду, как только окажусь в больнице. Надо было зайти раньше, но из-за своей житейской суматохи я так и не выбрался до сих пор. Прямо слышу, как он усмехается: «Лучше поздно, чем никогда!»
– Бернард? – рассеянно переспросила доктор Левингтон, когда я поинтересовался, где могу его найти.
– Ну, помните, Бернард? Болтливый такой мужик, лежал на соседней койке. У него была опухоль мозга, но он все говорил, что не позволит ей себя прикончить.