– А, да, этот! Нет, боюсь, вы не сможете с ним повидаться.
– Его выписали?
– Нет. Он умер.На четвертый день чистилища мне позвонил отец Мэдди. Рон предложил встретиться в «Гуманитарном кафе» в Британской библиотеке. Он не сказал зачем, но выбор места несколько обнадеживал. Если он собирался начистить мне физиономию за оскорбление дочери, Британская библиотека – не самое подходящее для этого место.
Я не бывал прежде в этом святилище культуры и, пересекая просторную площадь, чувствовал себя юным студентом. На меня сверху вниз смотрела огромная бронзовая статуя. «Иссак Ньютон, по рисунку Уильяма Блейка» – два выдающихся ума на противоположной стороне шкалы по отношению к моему ненадежному клочку студенистой плоти. Наверху эскалатора открывался вид на застекленное хранилище. Миллионы книг, все знания человечества заключены здесь, и чувство благоговения охватило меня. Отовсюду звучали приглушенные перешептывания студентов и академиков.
Рон уже ждал меня и поднялся навстречу пожать руку. Никакой враждебности от него не исходило, но мне все равно неловко было смотреть ему в глаза.
– Воган, спасибо, что пришел.
– Да пустяки. Как Мэдди?
– Почти не выходит из своей старой детской. Мама приносит ей еду, оставляет поднос у кровати, а через несколько часов забирает…
– Да уж…
– Знаешь, Джин не любит, когда я путаюсь у нее под ногами, поэтому я решил съездить в Лондон, немного почитать о твоих медицинских проблемах. Надеюсь, ты не против?
Боль разочарования пронзила меня – оказывается, он проделал весь этот путь, просто чтобы поболтать о моей амнезии. Я-то надеялся, что он принес весточку от Мэдди, что ему поручена дипмиссия по восстановлению дружественных отношений.
– Кажется, мне удалось обнаружить несколько интересных случаев, – сообщил он.
Я лишь равнодушно кивал – я давно уже прочел все, что известно о ретроградной амнезии.
За соседним столом юная парочка не сводила глаз друг с друга. Видимо, настолько влюблены, что не в силах разлучиться даже для еды, поэтому две соломинки, опущенные в один стакан, вытягивали кофейный фраппе.
– Не могу сказать, что эта история в точности повторяет твой случай, но, полагаю, ты должен о ней знать. – Он разложил на столе несколько страниц, скопированных из разных книг и старых журналов. – В 1957-м некий бизнесмен из Нью-Йорка пережил нечто подобное. У него была очень нервная работа – руководитель, от решений которого зависела судьба миллионов долларов, в общем, постоянный стресс. И вот однажды он пропал, а когда его через неделю отыскали, то не помнил, кто он и чем занимается в жизни.
– Ну, непосредственно об этом случае я не читал, но знаю о многих таких же.
– Ага, и так же, как ты, этот джентльмен мало-помалу восстанавливал память, пока не пришла пора возвращаться к работе, но правление выступило против.
Студент вытащил свою соломинку и любезно предложил подружке слизнуть сладкую пенку.
– Но когда он вроде уже вернулся в нормальную жизнь, внезапно вспомнил, что обманул собственную компанию. Он страдал от чувства вины, во всем признался и подал в отставку.
– Простите, Рон, не понимаю, как это может мне помочь? Я ведь тоже самое страшное вспомнил в финале. Мало утешения в том, что могло быть и хуже…
– Я просто подумал, что это может иметь отношение к твоему опрометчивому поступку в Париже.
Я густо покраснел, услышав такое определение из уст собственного тестя.
– М-да, самое смешное, что я о нем больше ничего не помню. В день праздника воспоминание было таким же ярким, как прочие. Но отчего-то опять стерлось в памяти.
– Но это же и есть один из симптомов!! – радостно воскликнул Рон. – Вот послушай. Компания провела расследование, и оказалось, что все – неправда. Никакого мошенничества не было, это ложная память!
Никогда еще не видел Рона в таком возбуждении.
– Ложная память? Каким образом?
– Дело в том, что в глубине души он боялся возвращаться к стрессу и тревогам своей прежней жизни и подсознательно искал оправданий, чтобы избежать самого последнего шага.
– Откуда вы все это раздобыли? – Я начал перебирать бумаги Рона.
– Из книг. Из книг, хранящихся в этой библиотеке. Ты же говорил, что прочитал все, что написано по твоей проблеме?
– Да, но в Интернете.
– Эти исследования довольно давние. Думаю, монографии были написаны задолго до появления медицинских онлайн-журналов. В библиотеке можно найти поистине увлекательные вещи.
– Вы хотите сказать, что есть и другие случаи?
– Конечно – взгляни. Вот очень интересная книжка по психиатрии, изданная еще в 1930-е. Член городского совета в Линкольне признался, что убил женщину, которая, как выяснилось, была жива и здорова.
– Не понимаю…
– Пациенты не выдумывали свои воспоминания, они действительно считали, что совершили преступление.
Я торопливо просматривал страницы, пестрящие малопонятными терминами. Давно известная психиатрическая теория заключалась в том, что эти люди переживали вспышки ложной памяти по тем же самым причинам, по которым они прежде заработали амнезию. Не в силах справиться с напряжением или угрозой неудачи, мозг предлагал экстраординарное решение: стереть воспоминания о полной стрессов жизни или создать новые, которые не позволят вернуться к ней.
– Я рассказал коллеге в школе, по какой причине мы с Мэдди вновь расстались, – задумчиво проговорил я. – Он удивился и сказал, что Иоланда никогда не ездила с нами в Париж. И вообще к тому моменту уже уволилась. Я решил, что он все перепутал.
– Кажется, твой мозг опять сыграл с тобой шутку.
– Рон, но это же прекрасно! Меня словно из тюрьмы выпустили! У меня не было никаких интрижек на стороне! – чуть громче, чем необходимо, воскликнул я, и две пожилые дамы за соседним столиком разом уставились на нас. – Я не изменял своей жене! – сообщил я дамам. – Невероятно. Мэдди в курсе?
– Да, я рассказал ей вчера вечером.
– И что она сказала?
– Предложила встретиться с тобой.
– Но она рада?
– Скорее задумчива. Она сказала: «Выходит, Воган и не изменял, и…»
– Великолепно!
– «…и он просто полный псих».
– М-да…
По соседству загремели стулом. Неосторожное слово или жест обидели девушку, она вскочила и выбежала из кафе, а растерянный парень бросился следом.
– Вы расскажете ей, что Иоланда вообще не ездила в Париж? Расскажете, что я теперь ничего не помню про этот роман? Это ведь подтверждает мою невиновность, правда? Пожалуйста, расскажите ей обо всем и попросите позвонить мне.
– Ты ведь не сумасшедший, верно? Ты просто сходишь с ума по Мэдди, – улыбнулся Рон. – Да и кто бы устоял?Спустя несколько часов, усаживаясь в актовом зале школы, где учились мои дети, я на всякий случай занял соседнее кресло, хотя не был уверен, что оно понадобится. Джейми и Дилли участвовали в школьной постановке «Тихоокеанской истории», и сразу из Британской библиотеки я помчался сюда. Я написал Мэдди, что оставил ей билеты у входа и что она не обязана встречаться потом со своим бывшим мужем, если не хочет. Волнение детей на сцене не шло ни в какое сравнение с переживаниями одного из взрослых, наблюдающих за ними из зала.
Оркестр грянул увертюру. Бедняга Джейми, кажется, сильно сожалел, что его гитара недостаточно велика, чтобы можно было за ней спрятаться. Все родители смотрели прямо на сцену, и только я то и дело крутил головой. Но скоро выход Дилли, и я постарался сосредоточиться на одном из самых знаменитых номеров мюзикла. Именно в этот момент знакомая фигура скользнула на соседнее кресло и я услышал шепот Мэдди: «Привет».
Я возликовал. Моя удивительная жена не могла выбрать более подходящего момента, чем хор «Нет ничего лучше женщины». Радостное восклицание «Мэдди!» прозвучало так громко, что несколько разгневанных родителей обернулись в нашу сторону. Джейми улыбнулся, заметив маму рядом с папой, но тут же взял себя в руки и вернулся в образ.
– Дилли пока не было, – шепнул я.
Весь первый акт она молчала, из-за этого я нервничал и почти не слышал ни «Чарующего вечера», ни «Оптимиста». Публике Южного Лондона была особенно близка тема расовой дискриминации в музыкальном изложении; отовсюду доносились возмущенные охи и ахи, когда со сцены звучало слово «мулат».
Когда девочка, исполнявшая роль Эмили, пела «Юная, как весна», я наклонился к Мэдди и прошептал:
– А я разговаривал с твоим отцом.
– Знаю, он звонил мне сразу после вашей встречи, – отозвалась она.
– Как замечательно, правда?
– Замечательно? И что в этом замечательного? Кстати, спасибо за субботнюю вечеринку, было очень мило.
– Тсс! – грозно прошипела учительница, сидевшая впереди.
Супругам очень важно иметь возможность общаться друг с другом, уверял я себя, но окружающий мир, похоже, не собирался нам помогать. Я пытался объяснить Мэдди, какой огромный положительный смысл несет в себе открытие ее отца, но всякий раз, как я слегка повышал голос, нас пронзали возмущенные взгляды.
– Это же отличная новость. Я, оказывается, все просто выдумал, на самом деле ничего не было…
– Не могли бы вы прекратить разговаривать! – раздался злобный шепот за нашими спинами.
Номер закончился, зрители бурно аплодировали, и Мэдди жестом предложила мне выйти из зала. Как раз вовремя, чтобы появившаяся на сцене Дилли успела заметить, как ее родители пробираются между рядами к выходу.
Мы стояли в школьном коридоре, рядом с доской почета, озаглавленной «Кто меня вдохновляет?». И я попытался выяснить, почему Мэдди по-прежнему так холодна со мной.
– Послушай, я помню, что Иоланда работала в нашей школе, вот и все. Едва ли я вообще был с ней знаком. Не понимаю, почему ты не радуешься. Я не спал с учительницей французского!
Девочки-подростки в туземных юбочках пробежали мимо, покосившись на меня с подозрением. Я хотел было обнять Мэдди, но она остановила меня, заявив обвиняющим тоном: