— Мне просто надо привыкнуть. Ты скажи, а у тебя нет планов бросить его? — я понизила голос и кивнула в сторону Темки.
— Я не хотел бы давать пустых обещаний, но в этом ты можешь быть уверена. Его я не брошу. — Михаил Артурович затушил сигарету, а я поспешила открыть окно, чтобы немного проветрить салон. Все-таки плохо, что он не ловит такие вещи. Мог бы покурить и на улице, тем более что мы приехали.
— Ну, мальчик-с-пальчик, выходи, — улыбнулся Михаил Ар… Миша.
Темка выскочил из машины и рванул через толпу к воротам тюрьмы для животных. Я дернулась за ним и заорала:
— Темка, стой. Сейчас получишь!
— Не волнуйся, я его догоню, — Миша сжал мою руку и побежал за сыном. А я осталась стоять на асфальте, обалдевшая. Рука горела от его прикосновения. Я подумала, что Олька была как всегда права. Она всегда во всем права, кроме выбора диеты. Я была на волосок от того, чтобы упасть в гостеприимные объятия предавшего меня мужчины. Дура я дура.
— Ну вот, ничего страшного. Я его поймал, — немного задыхаясь от непривычной физической нагрузки, успокоил меня Миша, предъявляя торчащего у него из-под мышки отбивающегося Темку.
— Ты зачем убежал? — возмутилась я.
— А чево ты так медленно?! — возмутился Темка. — Там тигл!
— Не ругай его, — усмехнулся Миша. — Тигл — дело серьезное.
— Так ты мне его быстро испортишь, — фальшиво ворчала я.
На самом деле картина отца с сыном, переходивших, держась за руку, от клетки к клетке, заставляла мое сердце замирать от счастья.
— Думаю, что все-таки должен объясниться, — сказал Миша после того, как все павианы, крокодилы и жирафы были накормлены крекерами и попкорном, и мы сидели в кафе и пили горячий чай. Я изо всех сил старалась не уснуть от усталости, так что момент для объяснений был выбран самый что ни на есть верный. — Я давно думал о вас. О сыне, которого я даже не знаю. И о том, что ты меня, наверное, никогда не пустишь даже на порог. И это, собственно, меня и останавливало.
— А что ж теперь не остановило?
— Однажды я тебя увидел. — Миша взял мою ладонь в свою и пристально посмотрел мне в глаза. Мои щеки стали пунцовыми. — Ты шла куда-то по улице и слушала плеер. Такая же, как и всегда, в каких-то грязных кроссовках…
— Ничего себе, как всегда, — возмутилась я.
— Не пойми меня неправильно, но тебе же всегда было наплевать на стиль, — растерялся Миша.
— Мне не наплевать на стиль! Просто он у меня спортивный. Я не хочу носить серьгу в носу, чтобы выглядеть сексуально.
— Тебе для этого достаточно раздеться! — ни с того ни с сего ляпнул Миша.
Я дернулась и запаниковала. Ох, ведь это то, о чем меня Ольга как раз предупреждала.
— Что ты себе позволяешь!
— Ой, ну прости. Не удержался. Ты же совсем не изменилась. Зачем ты такая молодая и такая… — со значением причмокнул Миша.
— Прекрати.
— Ладно. Короче, ты шла с плеером в ушах, ни на что не реагируя. В этой своей оранжевой куртке а-ля стрелочник, помнишь? — Он говорил о моей норвежской всесезонной ветровке, в которой можно было жить, как в палатке. Ужасно удобная куртка, которой сносу нет, вот только ее цвет походил на униформу железнодорожных работников и всяких аварийных служб. Ну что я могла поделать, если лучше всего чувствую себя именно в таких вещах, пусть они хоть из секонд-хенда.
— Постой, но оранжевая куртка… она на даче. Я порвала один рукав, и потом, ей все-таки слишком много лет. Ты не мог меня видеть. И где ты меня видел? Когда?
— Две недели назад, на проспекте Мира. Я там покупал книжный чемодан, — сказал Миша, и на меня тут же накатили воспоминания. Когда наша с ним Большая Любовь была в самом разгаре, он иногда брал меня с собой по субботам, чтобы выбирать вместе книги для так называемого книжного чемодана. Миша был страстным библиофилом, и его дом просто забит книгами. Впрочем, я никогда и не была у него дома. Это вотчина Мишиной супруги. А, ладно, не об этом. Тогда мы вместе бродили по самым разным книжным ярмаркам, то держась за руки, то разбредаясь в разные стороны. Он возвращался, с благоговением держа в руках какую-нибудь «Правду о Цусиме» или «Историю Древней Японии», на худой конец, одно из произведений Бунича, читать которые я была не в силах. Я же тащила книги по психологии (в основном для Олечки) и любовные романы разной степени любовности. Там были нежные, пронзительные истории Франсуазы Саган, где слово «роман» возобладает над словом «любовный». Но, каюсь, периодически это были «Разбей мое сердце» или что-то вроде «Полюби меня дважды».
— Ну, две недели назад этого никак не могло быть, — с облегчением выдохнула я. — Во всяком случае, не в оранжевой куртке.
— Я шел за тобой до самого метро. Это точно была ты. И походка, эта забавная походка женщины, которая никогда не носила шпильки. Просто удивительно, но ты совершенно не стремишься завернуться в обертку. — Он хлопнул меня по коленке.
Я подпрыгнула и задумалась — комплимент это был или оскорбление?
— Знаешь, я в курсе, что для нормального лова надо выглядеть чуть менее скромно, чем профессиональные проститутки с Тверской, но у меня давно пропало желание кого-то ловить.
— Мне кажется, его у тебя никогда и не было, — оглядев меня с ног до головы, сделал вывод Миша.
Я решила сменить тему:
— И что было дальше, раз это была точно я?
— А дальше я тебя окликнул. Знаешь, в тот момент я подумал, что это знак. И что не зря я так часто думаю о тебе и о сыне.
— Как трогательно. И что я тебе ответила? Куда я тебя послала? — усмехнулась я. Все-таки в стремлении говорить правильные, красивые слова Миша, нет, Михаил Артурович порой заходит удивительно далеко.
— А ничего. Ты обернулась, и оказалось, что это не ты. Какая-то совершенно несимпатичная тетка лет сорока.
— Да, не повезло тебе! — с сочувствием закивала я.
— Поразительно, но я вдруг почувствовал, что снова тебя потерял! И теперь навсегда.
— Слушай, я же не брелок сигнализации. Потерял — нашел! Ты сам разрушил все.
Тема за время нашего «содержательного» диалога доел все крекеры и плов, так что теперь норовил уснуть прямо за столом. За окном начинало темнеть, хотя часы показали всего только без пяти шесть. Октябрь очень похож на апрель, только за окном нет капели и листья еще только-только слетели. И то, что ночь наступает намного раньше, придает всему осенний окрас…
— Я пришел домой и стал искать твой телефон.
— За две недели, как я понимаю, нашел. — Меня развеселил его романтический пафос.
Честно говоря, я подумала, что всю эту историю он придумал, чтобы произвести на меня впечатление. Ну нельзя же сказать, что ты заявился к брошенной женщине через три с половиной года (четыре, если с беременностью) потому, что это просто пришло тебе в голову между чашечкой капучино и лекцией у третьего курса. Миша всегда умел обставляться красиво.
— Нашел я его на кафедре, в архиве, — обиженно поправил меня Михаил Артурович.
— А! То есть дома ты его не хранил? В это верю, — кивнула я и огляделась. Надо было собираться, Темка спал на Мишиных коленях, но мне почему-то это не показалось трогательным.
— Послушай, почему ты ко мне цепляешься?! — возмутился он. — Я стараюсь наладить с тобой отношения, но если ты будешь говорить со мной в таком тоне, мы не сможем…
— Я буду говорить и вести себя как захочу, но только, пожалуйста, не рассказывай мне баек о старухах в оранжевых куртках. Придумай что-нибудь поинтереснее.
— Ты мне не веришь?!
— Нет! Но что тебе до этого! — Я грубо рванула Темыча на себя, решив прекратить этот дурацкий семейный междусобойчик.
— Для меня это очень, очень важно!
— Почему?
— Потому что… потому что я хочу быть с сыном.
— Я тебе не мешаю. Можешь быть с сыном, для этого не нужны твои сказки. Оставь их для студенток, это придает живость твоим лекциям. — Я понимала, что выгляжу грубиянкой. Я понимала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Если бы Миша рассказал, как в нем взыграли отцовские чувства, как ему захотелось увидеть, что за сын у нас получился, я бы поверила. А так — какая-то мыльная опера. Возвращение блудного попугая. Я увидел твою оранжевую куртку и понял, что всю жизнь мечтал о тебе одной. Бред!
— Почему ты убегаешь? Что произошло? — недоумевал Миша, суетясь и пытаясь удержать меня на месте.
— Потому что это все смешно. Ты никогда меня не любил. У тебя всегда был свет в окошке — твоя жена. А я — так, романтическое приключение после работы. И не мог ты ничего вспомнить, ничего почувствовать.
— Почему? — изобразил боль на лице Миша.
— Да потому, что ты никогда меня не любил! Нечего было вспоминать!
— Ты не права. — Он сел и опустил голову. — Нет, ты права. Хотя я и не вру, девушка в оранжевой куртке была.
— Уже девушка? Еще пять минут назад она была теткой! — подколола его я.
— Не придирайся. Она проходила, я принял ее за тебя. Вспомнил о сыне. Я уже не так молод, чтобы разбрасываться такими вещами.
— Вещами! — фыркнула я.
— И потом, ты же ничего не знаешь о моей жизни!
— И что в ней такого? Стало меньше острых ощущений?
— Я люблю тебя. Я знаю, это звучит глупо, но я на самом деле тебя люблю.
— О господи! — воскликнула я и понеслась к выходу. Темка проснулся и захныкал.
— Поверь, это правда, — семенил за мной растерянный донжуан.
— Допустим, — обернулась я. — И как на это смотрит твоя жена?
— Я ушел от жены, — тихо, но четко сказал Михаил Артурович.
Я замерла.
— Что?!
— Я расстался с женой. Совсем.
–..!
— Это правда, — кивнул он (по-моему, это была поза, но я уже не была ни в чем уверена).
— Так! Только не говори, что из-за меня.
— Из-за тебя. И из-за него. Я должен быть рядом с сыном.
— А рядом с дочерью ты не должен быть? — удивилась я.
Но Михаил Артурович уже снова вернул инициативу в свои руки и под локоть вывел меня на улицу.
— Дочь выросла и осталась с матерью. У нас прекрасные отношения, но я всю жизнь мечтал о сыне. Пойдем, я отвезу вас домой.