С этими словами Роджер откинулся на спинку массивного стула и удовлетворенно вздохнул, давая понять, что заявление сделано.
— Значит, вы утверждаете, — начал репортер в криво застегнутой рубашке, — что «одного из крупнейших бизнесменов Атланты», который выдвинул против Фэнона такое обвинение, просто не существует?
Вопрос застал Роджера врасплох, поскольку на самом деле он прекрасно знал о существовании такого лица. Пауза становилась все длинней.
— Это все равно, что спросить, — вмешался Джулиан Сэлисбери, — существует ли сывинья, танцующая менуэт. Может, и существует — как известно, сывиньи умнее охотничьих собак. Но, я бы сказал, это спорный вопрос! Ведь никаких обвинений не было! — Добравшись до «спорного вопроса», Сэлисбери уже хохотал, и Пресса тоже — то ли оценили шутку, то ли их забавляло, что коротышка запускал своих «сывиней» в любой разговор, к месту и не к месту.
— И Фарик Фэнон отрицает эти обвинения? — спросила Мелани Уоллес.
— Никаких обвинений нет, — сказал Роджер. — Их никто не выдвигал.
— Хорошо, значит, Фэнон утверждает, что события… э-ээ… факты, упомянутые сегодня в печати, не имели места?
— Совершенно верно, — вот так, не спеша, спокойно и твердо. Роджеру нравилось наблюдать, как Пресса жеманно танцует вокруг предмета статьи. Никто до сих пор не произнес слова «изнасилование».
— Если ничего не было, — снова подал голос репортер в криво застегнутой рубашке, — тогда что вы вообще здесь делаете, Джулиан, и вы тоже, Дон? Ведь вы оба адвокаты по уголовным делам.
— Мы здесь… на всякий случай, Брайс, — сказал Дон Пикет своим низким приятным голосом. — Пока нам тут действительно нечего делать, и мы хотели бы, чтобы так оставалось и дальше.
— Как, по-вашему, возникают подобные слухи? — Явно голос чернокожего. — Кто и зачем их распускает? — Это был Седрик Стифелл из еженедельника «Тревоги Атланты».
— Понятия не имею, — сказал Роджер Белый. Здравый смысл подсказывал ему на этом остановиться. Но Седрик Стифелл был «черной» прессой, а он, Роджер, был Роджером Белым, и, вопреки всякой логике, ему было важно именно здесь, в белейшем из белых «Ринджер Флизом энд Тик», понравиться этому человеку — да, этому нелепо одетому журналисту. С другой стороны, он, Роджер Белл II, хотел дать понять, что он кроме всего прочего еще и образованный юрист. Поэтому адвокат продолжал: — Вы знаете, Ницше как-то сказал, что обида, зависть и ненависть — самые малоизученные из основных человеческих свойств. Он считал, что существует определенный тип людей, которые не могут улучшить своего места в мире, и они всю свою энергию тратят на то, чтобы стащить вниз других. Ницше называл их «тарантулами». Мне кажется, в Атланте есть определенный тип людей, которые завидуют таким, как Фарик Фэнон, сумевшим подняться из низов Инглиш-авеню и стать звездой спорта.
Как только «Инглиш-авеню» слетело с губ, Роджеру тут же захотелось взять свои слова обратно, вырвать их из воздуха, из эфира, из электрических проводов всех этих микрофонов у него перед носом. Теперь, пусть и косвенно, он затронул расовую проблему. Ни один район Атланты так явно не ассоциировался с чернокожими, как Инглиш-авеню.
— Кого вы имеете в виду? — Белый мужчина лет тридцати пяти, рубашка расстегнута почти до пояса, выставляя напоказ футболку с карикатурным клоуном и подписью: «Красти». Отросшие волосы журналиста свисали на уши — в точности, как у клоуна.
— Никого, — поспешно оправдывался Роджер, — я не имею в виду какого-то конкретного человека. Это всего лишь абстрактные размышления, которые, возможно, не стоило высказывать. Вряд ли факт проживания Фарика Фэнона на Инглиш-авеню имеет отношение к… э-ээ… к чему-либо. — Голос его стал очень взволнованным, почти испуганным, и Роджер это понимал. Что ж, потеря спокойствия еще не конец света. Зато он взял свои опрометчивые слова обратно… ну, хотя бы попытался… И надо же было ему демонстрировать свои глубокие познания в философии! Болван, зарвавшийся хвастун! Роджер… Белый!
Вопросы продолжались, но отвечали теперь в основном Джулиан и Дон. Встревоженный Роджер сидел между ними, следя за дискуссией внешней и внутренней, своей собственной… Ницше, «тарантулы»… Зачем он это сказал? Вдруг кто-то напечатает, покажет по телевидению? Да нет, кому надо цитировать разглагольствования юрисконсульта Белла о Фридрихе Ницше… А если кому-то надо? Чем это может обернуться? Да еще Инглиш-авеню! Господи, ну зачем, зачем он приплел сюда Инглиш-авеню?! Зачем брякнул про «низы Инглиш-авеню»?! Кто мешал ограничиться «звездой спорта»?! Как же, надо было угодить Седрику Стифеллу и читателям «Тревог Атланты»! Показать, что он, Роджер Белл, не такой уж и Белый, да? К счастью, никто из разношерстной толпы не вспоминал ни «тарантулов», ни Инглиш-авеню… Спрашивали о том о сем, тщетно пытаясь выудить что-нибудь существенное об этой щекотливой ситуации… В тарантулах и Инглиш-авеню ничего существенного не было… Однако Роджер не мог не заметить, что Джулиан и Дон — сколько бы «сывиней» ни запускал в разговор первый и как бы ни улыбался второй — строго держались намеченной линии: никаких обвинений нет, так что и говорить не о чем. Не важно, сколько раз придется это повторить — четко, медленно, спокойно.
— Мистер Белл, — раздался вдруг женский голос, — вы говорили о «тарантулах». Предположим, некий «тарантул», глава крупной корпорации с центральным офисом в Атланте, выдвигает против Фарика Фэнона открытое обвинение — к примеру, по телевидению. Как вы думаете, будет ли ваш клиент испытывать серьезные затруднения из-за того, что он выходец с Инглиш-авеню, что он чернокожий?
Секунду Роджер рассматривал ее. Белая женщина с короткими взбитыми волосами, в черной кофточке из джерси, черных брюках и грубом черном пиджаке. Говорила она резко и агрессивно, как выстреливала. «Тарантулы! Инглиш-авеню! Чернокожий!» Журналистка точно подметила его промахи.
— Забудьте, пожалуйста, о моих «тарантулах». — Роджер хотел расплыться в обезоруживающей улыбке, как Дон Пикетт, но улыбка вышла натянутой, только выдавая его волнение. — Я совсем не хотел сыпать пауков в наш разговор. — Ни одного смешка. Все видели, как он нервничает. — Отвечая на вопрос, я пустился в абстрактные рассуждения, рассуждения совершенно беспочвенные, за что хочу извиниться, — но, в конце концов, именно беспочвенные рассуждения послужили поводом к нашей пресс-конференции. — Он все говорил правильно, но дрожь в голосе сводила его усилия на нет.
К концу пресс-конференции Роджер так ссутулился, что только усилием воли заставлял себя смотреть на пеструю, кое-как одетую стаю журналистов.
Когда репортеры пошли к выходу, а съемочные группы принялись складывать оборудование, Джулиан сказал Роджеру:
— Ну что? Видите, совсем неплохо. Вы молодец.
Однако в этой фразе не было ни малейшей радостной нотки, ничего похожего на похвалу боксеру-дебютанту, хорошо показавшему себя в первом бою. Джулиан говорил механически, и в его словах звучало: «Вот видите? Все могло быть ужасно, но оказалось не так уж плохо».
— Да, хочу сказать вам буквально пару слов, — добавил Джулиан. — Не увлекайтесь сравнениями типа «тарантулов». Армхольстер и так достаточно зол, не надо раздражать его еще сильнее. Даже восьмисотфунтовая сывинья куда симпатичнее паука. Инглиш-авеню тоже лучше не упоминать. Мы хотим представить Фарика как замечательного молодого человека и студента Технологического. Но не волнуйтесь, вы все сделали отлично.
Роджер стоял ни жив ни мертв и нервно мял руки.
При словах «Нассау», «Багамы» воображение рисовало Пипкасу столичный тропический город, более масштабную версию шикарных курортов вроде Пайнхёрст-Инн в Северной Каролине или Гринбриер в Западной Вирджинии. Плюс океан, пальмы, тропическая растительность, колонны фонтанов, тенистые веранды, полосатые навесы… аккуратные чернокожие полисмены в пробковых шлемах и белой униформе — рубашка с коротким рукавом, широкие шорты, белые гольфы и белые туфли, такой стильный контраст с их темной кожей — стоят на белых тумбах посреди перекрестков и строго регулируют дорожное движение.
На самом деле ничего аккуратного и строгого в Нассау не было, по крайней мере, на взгляд Пипкаса, и город вовсе не выглядел масштабной версией курорта, по крайней мере, американского. Это был захудалый колониальный центр, где ветхие домики и много раз перекрашенные особнячки словно держались друг за друга, чтобы не упасть. Центр города оказался не больше «Нормандии Ли», где жил Пипкас, а уж дом 23 по Джордж-стрит, юридический адрес «Колониал Риал Пропертиз», — и вовсе курам на смех. Пройдя несколько шагов по узким ступенькам, начинавшимся почти сразу за парадным входом, Пипкас не удержался от улыбки. Над ступеньками более-менее ровными рядами поднимались сорок две латунные таблички с названиями американских и европейских банков и корпораций, включая, как удовлетворенно отметил Пипкас, «Фёст Голд Гэранти», один из крупнейших нью-йоркских банков. Ярче всего блестела самая новая, сорок вторая табличка: «Колониал Риал Пропертиз», общество с ограниченной ответственностью. Вот и все, что было в его распоряжении.
Дальше подниматься незачем, поскольку никакого офиса «Колониал Риал Пропертиз» там не было. Как, впрочем, и офиса «Фёст Голд Гэранти». И у крупного «Фёст Голд», и у маленького «Колониал Риал Пропертиз» адрес был чисто номинальный, необходимый для так называемых внешнеэкономических финансовых операций. Банк, например, мог открывать на Багамах заграничные долларовые счета своих клиентов. Кто-то просто укрывал деньги в багамских банках — тайна вклада строго охранялась местным финансовым законодательством. Нассау не зря называли «маленькой Швейцарией». Еще со времен Гражданской войны, когда дельцы вроде Ретта Батлера из «Унесенных ветром» сделали Багамы базой для безопасного ведения бизнеса с Конфедерацией в обход блокады, многие американцы использовали острова для того, чтобы обойти американские законы. Во времена «сухого закона» здесь арендовали склады торговцы спиртным. В наши дни то же самое делают наркодилеры. Нассау совсем недалеко от материка, от Штатов — всего полчаса самолетом из Майами, час из Атланты. Пипкас не сравнивал себя ни с Реттом Батлером, ни со знаменитым чикагским гангстером Фрэнком Нитти, ни… больше он не мог вспомнить ни одного подпольного воротилу. И тем не менее, вот оно, выбитое на латуни: «Колониал Риал Пропертиз», общество с ограниченной ответственностью.