«Нет, нет и нет!»
— За ужином я говорила очень много о финской живописи, да, но Рэймонд только спрашивал о том, где я живу, есть ли у меня парень и все такое личное.
Сплошное щебетание. Она даже не глянула на него, ни разу. Затем Диккенс подвел разговор к тому треклятому номеру. И начал задавать вопросы о… презервативе.
— Итак, мисс Тирамаки, у кого из вас оказался презерватив?
Она вздрогнула:
— У кого?
И с жаром:
— У Рэймонда!
Пипкаса раздражало, что Сирья упорно зовет его по имени. При данных обстоятельствах самым уместным было бы «мистер Пипкас», разве нет?
— Презерватив оказался, конечно, не у меня!
— Мисс Тирамаки, нам важно установить факты. В этом суть дачи показаний. Я, конечно, понимаю, что на обсуждение выставлена личная жизнь, однако вы, судя по предъявленному иску, считаете это вполне возможным. Вы понимаете, что я имею в виду? А теперь скажите мне… Этот презерватив… кто надел его на мистера Пипкаса?
— Кто?! — Сирья залилась краской, ее выпученные глаза едва не выскакивали из орбит.
Пипкас съежился. Ему захотелось исчезнуть, испариться, скрыться в четвертом измерении. Как только у Диккенса язык повернулся? Зачем он, Пипкас, вообще рассказывал ему? Как можно было откровенничать о том, что Сирья в тот вечер выступала в роли похотливой соблазнительницы? Как можно было говорить адвокату о том, что девушка сама вызвалась надеть презерватив, что ее действия сопровождались такими поглаживаниями, пощипываниями и поцелуями — да, поцелуями! — что он, Пипкас, готов был кончить…
Как раз в этот момент из-за фанерной двери раздалось несколько сдавленных всхлипов — заплакал младенец. Пипкас глянул на Сирью. Та выпрямилась. Всхлипы внезапно прекратились, но было ясно, что затишье временное — младенец лишь собирался с силами, хватая ртом побольше воздуха, чтобы затем разразиться оглушительным ревом. Все застыли в напряжении. Даже Тенненбаум и Диккенс уставились на дверь. Хватит младенцу воздуха или нет?
Сирья, с разинутым ртом и выпученными глазами, вскочила с кресла:
— Павви! Павви! — заголосила она. И ринулась к двери. — Павви!
Пока она добежала до двери, младенец успел набрать в легкие воздух и завопил — кризис миновал. Но Сирью это, конечно же, не остановило. Она, нисколько не колеблясь, выскочила за дверь, откуда отчетливо доносились ее причитания:
— Павви! Павви! Павви! — Затем что-то по-фински, похожее на: «Аа доти доти доти аада хийя доти».
Теперь это была совсем не та развязная девица, ловко натянувшая презерватив на член. Теперь это была Мадонна с младенцем.
Что верно, то верно — кризис миновал. Однако в этот момент Пипкасу стало ясно — его песенка спета. Выпавшим ему шансом он не воспользовался. А похотливый сатир против Мадонны… Сатиру такого состязания не выиграть, ни в каком суде. Даже в случае победы он все равно окажется в проигрыше. Если бы эта жалкая драма, от которой так и несет дешевым распутством, была разыграна на открытых слушаниях в суде… Если бы об этих подробностях узнали дети… жена… кто-нибудь еще… От одной только мысли об этом Пипкасу захотелось умереть.
Дверь распахнулась, и офис адвоката Мортона Тенненбаума заполнил жуткий рев. Каждый раз, когда мастер Пиетари Пяйвяринта Пипкас умолкал, чтобы вдохнуть, становилось слышно, как мать воркует над ним.
— Павви… Павви… Павви… — успокаивала малыша Сирья.
Павви… Пусть хоть так… Во всяком случае лучше, чем «Ах ты, мой Пипка!» или «Ах ты, мой Пипочка!». Мать ворковала над младенцем по-фински, но мальчишка обещал вырасти в настоящего джорджийского пацана, Павви Пипкаса из округа Декальб, с луженой глоткой, и если будет угодно судьбе-злодейке, то и с настоящим выговором парня из американской глубинки. И вот этот парень заявит всему миру: «Я существую! Я — настоящий! Я — не идиотская выходка придурка средних лет! Я хочу есть, причем каждый день! Я расту, и только попробуйте остановить меня! Я занимаю место под солнцем, я громко заявляю о себе! И вы еще услышите мое имя!»
Как же такое могло случиться? В столице Финляндии, посреди белых ночей и северного сияния, с легкой руки «ГранПланнерсБанка»? После суда у него, Пипкаса, не останется ни цента. Еще повезет, если место в банке не потеряет. Господи, какую жалкую ложь он плел, отпрашиваясь утром с работы!
Мысль о замаячившей впереди бедности заставила его глянуть на часы — без десяти одиннадцать. Значит, прошел уже почти час. Четыреста долларов адвокату Диккенсу, а часы все тикают и тикают… в то время как Мадонна воркует над своим финским младенцем с задатками джорджийского парня… А ведь еще обсудили только первое свидание в отеле…
Пора начать новую жизнь. Нужны деньги, много денег. Тут Пипкас вспомнил о Крокере, и у него мелькнул первый за все утро проблеск надежды. Все-таки вчера он нашел в себе мужество явиться в ПДК и выступить против Крокера, что называется, «арестовать его личную движимую собственность», выражаясь языком юриста Торгена. К тому же прямо на глазах у его гостей! Да каких — Джина Ричмана, Бичема Нокса, Летти Уизерс! Конечно, пришлось нелегко, но Пипкас выстоял, не сбежал, не поддался на уговоры тоненького голоска внутри. И ведь все получилось. Правда, при попытке взлететь один двигатель каким-то непостижимым образом «взорвался». Ну да все равно самолет и столь дорогая сердцу Крокера картина теперь у «ГранПланнерсБанка». Наконец-то этот потаскун прислушается к ним. Ну а если получилось с самолетом, получится и с плантацией. А к тому времени, когда они предложат Крокеру избежать полного разорения и унижения, подписав кое-какие бумаги, крепкий орешек станет… совсем как шелковый.
Должен стать… должен… Из-за двери доносились требовательные вопли мастера Пиетари Пяйвяринта Пипкаса, мастера Павви Пипкаса, мастера П. П. Пипкаса, мастера Пиетари П. Пипкаса или мастера Пита Пипкаса — как ни крути, все равно тебя будут звать иначе… Не так уж много на свете Пипкасов… Господи, до чего вся эта история нелепа. Воистину, секс — дурацкая насмешка Бога!
А в это время Чарли Крокер сидел за столом на тридцать девятом этаже своей башни «Крокер Групп», этого «дохлого слона», и совещался с Магом. Тот, как всегда, походил на современный цифровой аппарат — того и гляди замигает светодиодами.
Чарли надеялся, что выражение его собственного лица все же не выдает состояния его души. Жалкого как никогда. Прошлой ночью бессонница совсем одолела Крокера — он ни на минуту не сомкнул глаз. Чарли все твердил себе, что и думать больше не будет о том, как у него отобрали самолет и картину… как его унизили в присутствии Летти Уизерс, Тэда Нэшфорда, Хауэлла Хендрикса, собственного сына, наконец… как он взял и назвал Джина Ричмана жидом… как вся Атланта уже в курсе… и что теперь его песенка спета… Однако ничего не выходило. Мысли так и лезли в голову, он никак не мог отделаться от них.
Чарли отвернулся от Мага и через огромное тонированное окно офиса посмотрел на башни центра и ближайших районов, видневшиеся вдалеке. Башни казались крошечными моделями и все же хорошо просматривались. В это время года Юг был не самым приятным местом для жизни. К полудню солнце жгло как каленым железом, даже мощные кондиционеры едва справлялись с таким пеклом. А одним из плюсов башни «Крокер Групп» было как раз ее расположение — посреди лесного массива округа Чероки и в то же время недалеко от центра Атланты. Под офисы управленцев высшего звена Чарли отдал южную часть башни — пусть видят, за что платят такие деньги. Такое местоположение позволяет им, что называется, оставаться в игре. Из окон открывался вид на центр города и примыкающие к нему районы. Что ж, удачи… им и ему. Ему, который уже выбыл из игры… который теперь жарится на верхотуре башни с таким громким именем… который сидит за огромным, как у диктатора, столом, поставив ноги на ковер, сделанный на заказ, с вытканными вензелями — начальными буквами названия компании… Да, мания величия, расцветшая пышным цветом!
«Гольфстрим» — только начало. Скоро ли «ГранПланнерсБанк» доберется до самой башни? И до Терпмтина?.. Со вчерашнего дня Чарли никак не мог дозвониться до своего адвоката, старого Джона Фогга из «Фогг, Нэкерс, Рэндеринг энд Лин». Может, тот стат. слишком стар…
— Чарли, вы, кажется, сменили диапазон частот? — осведомился Маг. И тут же хохотнул, давая понять, что это всего-навсего безобидная шутка.
— Диапазон частот? — Крокер в недоумении уставился на Мага; тот снова хохотнул.
— Так, образное выражение. Просто у вас, Чарли, был такой вид, будто вы где-то совсем далеко, за тысячу миль.
— Вот как? — отозвался Крокер. — Может, так оно и было. Я вот все думаю о Фогге. Тоже небось сейчас за тысячу миль. И ведь дело даже не в том, что я хочу узнать, как это они проворонили «Гольфстрим», нет… Дело в том, что я вообще никого не могу застать. Обычно по выходным я звоню Фоггу домой. И если оставляю сообщение, мне потом обязательно перезванивают — сам ли Фогг, Джастин Нэкерс или кто еще. На этот раз — тишина. Сегодня уже понедельник, почти девять утра, а они все отмалчиваются. Хотя благодаря нам зарабатывают десятки тысяч долларов.
— До некоторой степени, Чарли, — сказал Маг, — до некоторой степени. Возможно, у них другое мнение на этот счет. Как я уже говорил вам, они — наши крупнейшие кредиторы. Когда я в последний раз говорил с ними, в трубке раздавалось сплошное рычание.
— Но ты же не хочешь сказать, будто по этой причине адвокаты медлят с нашими делами? Или… Так, значит, они все же скрываются?
— Ну, не сказать, чтобы специально, — ответил Маг. — Хотя, с другой стороны, у них нет стимула к работе.
— Что ж, Маргерит уже дозванивается до Фогга. И если в течение часа он не откликнется, я сам прокачусь к ним и разнесу их вшивую контору бейсбольной битой. Они должны что-то предпринять. И как можно быстрее, пока самолет и картину не увезли с ПДК.
Чарли и Маг все еще обсуждали арест собственности, когда с небольшого столика, стоявшего рядом с огромным столом, раздались приглушенные трели телефона. Похоже, звонила Маргерит.